удалиться, зачем-то брякнул напоследок:
— У вас язва желудка, товарищ Горлумд, рядом с поджелудочной железой… не сказать, чтобы прямо огромная, но лучше бы принять меры заранее — случайно увидел своим телевизором, когда вы рядом стояли.
— Спасибо, я знаю, — устало отвечал он, но тут же задал новый вопрос, — какие размеры язвы-то?
— Длина где-то 2 сантиметра, ширина небольшая. Может, и сама заживет, конечно, такие случаи бывали.
— Спасибо, Петя, — вяло улыбнулся он, — я этого не забуду… а ещё чего-нибудь ты у меня этим телевизором увидел?
— Остальное все в пределах нормы, — успокоил его я, — простатит разве что тоже пора полечить.
А вечером я забрал у игроков на антресолях свой первый экземпляр гейм-пада, не сломался ведь, значит надежная вещь. Прихватил второй пластиковый вместе с опытной моделью радиотелефона (ее еще надо бы в божеский вид привести… ладно, вечером займусь, все равно же делать нечего, квартира пустая) и договорился с большими людьми из Москвы… да, с Антон-Палычем и Львом-Николаичем… насчет завтрашнего консилиума у Алевтины. И было утро, и был вечер, день прошел достаточно удачно, я живой и относительно здоровый, за что огромное мерси небесному провидению.
А утром ранним я даже зарядку успел сделать, сочетающую в себе элементы советского физкультурного комплекса с 24-ю формами тай-цзы, одобренными лично товарищем Мао. Хорошо тонизирует это дело. А затем в дверь звонок раздался — это москвичи за мной прибыли.
— Чай-кофе-какао? — предложил я им, но они сурово отказались, и мы через десять минут оказались в квартире Бессмертновых, Александр-Сергеича и Алевтины-Степановны.
— Ну-с, — сказал я, зайдя в комнату к Алевтине, — снимайте бурнус. В смысле одеяло в сторону. Сейчас у нас состоится консилиум на предмет вашего здоровья, — и я представил этих двоих, хотя, наверно, супруг ей уже рассказал о них все подробно.
— Как самочувствие? — начал диалог Антон-Палыч, похожий на Молотова, принимающего ноту о начале войны от Шуленбурга.
— Спасибо, — ответила она, — гораздо лучше, чем до того было… ну до того, как Петя первый раз пришёл.
— Где болит, показывайте, — вступил в беседу Лев-Николаич, которому я определил прозвище Берия.
Алевтина на этот раз сняла ночную рубашку и очертила область, где у нее имелись проблемы.
— Мдааа, — пробормотали как-то одновременно эти двое товарищей из сталинского Политбюро.
И я увидел, что наступает мой выход на сцену… я и вышел.
— Вы двое садитесь вон туда (и я показал на диван сбоку) и не мешайте, а ты, Алевтина (непринужденно перешел я на более близкую форму общения) ложись на бок лицом к спинке и тоже помолчи.
Как ни странно, все подчинились моим указаниям, а супруг, как и в прошлый раз сидел на кухне и не отсвечивал. Тогда я вытащил из-под стола табурет, придвинул его вплотную к лежанке Алевтины и для начала включил свое внутреннее зрение. Получилось с полпинка… так… а опухоль-то, похоже, договороспособна — по сравнению с позавчера нижняя ее кромка приподнялась именно что на сантиметр, такое условие я и ставил. И метастазы в количестве… в количестве трех штук, вытянутые, сука, как щупальца у кальмара, приостановили свое развитие. Одна даже подсократилась на тот же сантиметр, остальные, правда, нет.
— Ну чего, — неожиданно раздался у меня в голове голос этой твари, — я так поняла, ты разобрался с новым телом. Я смотрю, ты их аж две штуки приволок — мне столько не надо.
— Это не те тела, — осадил я её, — рот на них не разевай.
— А кто это тогда?
— Две большие шишки из Москвы, вот кто. Слева Молотов, справа Берия.
— Иди-ты! — восхитилась она, — они ж давно померли.
— Во-первых, помер только Берия, его в 53-м расшлепали, а Молотов жив-здоров, хотя ему 95 лет уже…
— Надо же, — удивилась опухоль, — какой живучий, гад. Так-то у нас мужики и до 70 в среднем не доживают.
— А во-вторых, это не фамилии, а погоняла, кои я им придумал — просто похожи чем-то они на тех товарищей… но мы с тобой отвлеклись, давай о деле…
Тут меня отвлек Молотов-Антон-Палыч:
— Что ты там бормочешь, Петр? Можно погромче? Нам тоже интересно.
— Можно, Антон Палыч, — ответил я через плечо и продолжил беседы о прекрасном.
— Так вот, дорогуша, никаких тел я тебе не обеспечил…
— А чего ж тогда пришел? — недовольно отвечала опухоль, — срок нашего договора истекает сегодня — если ты мои условия не выполнишь, значит, и я буду считать себя свободной от всех взятых на себя обязательств.
Во как заговорила, мысленно удивился я, как юрист с многолетним стажем.
— У меня есть новое предложение, — продолжил я, — развивающее предыдущее.
— Слушаю, — откликнулась она.
— Сначала преамбула, как это принято в юридических документах.
— Валяй, — вяло согласилась опухоль, — свою амбулу.
— Как тебя зовут-то? — прежде чем продолжать, поинтересовался я, — а то неудобно общаться в безличной форме.
— Никак, — отозвалась она, — но если уж так приперло, можешь называть меня Бластома Ивановна.
Я чуть не поперхнулся, а Берия тихо переспросил у меня «она сказала Бластома Ивановна?», я ответил «да» и «не мешайте работать» и продолжил.
— Так вот, Бластома Ивановна… ты же хочешь пожить подольше, так?
— А кто не хочет? — согласилась она, — конечно хочу.
— Тогда сама посуди — если ты загонишь в гроб Алевтину, ты же вместе с ней и сдохнешь. Ровно в ту же минуту, так?
— Допустим, так, — с некоей натугой согласилась она.
— А это значит что?
— Что? — эхом повторила она.
— А значит это, что в смерти носителя ты никак не заинтересована, верно?
— Ну допустим верно, — опять отозвалась она с гораздо большей задержкой.
— Ну так и умерь свои амбиции — живи, короче говоря, и давай жить другим, вот и вся сказочка.
— А ты меня в покое оставишь? — поинтересовалась она, — вместе с этими твоими сталинскими министрами?
— Даю честное благородное слово, — взял под козырек я. — Подсократись до приемлемых размеров и дай по рукам этим твоим метастазам — и никто тебя не будет трогать вплоть до естественной кончины Алевтины. Как в финале любой сказочки, короче говоря, будет — жили они долго и счастливо и умерли в один день. Договорились?
— А если я откажусь? — решила все же прозондировать почву Бластома.
— Тогда будем применять самые жесткие меры, — пообещал ей я.
— Это радио- и химио-терапии что ли? — усмехнулась она. — Так применяли уже, без особенного ущерба для меня.
— Не, дорогуша, — разуверил её я, — для тебя у меня есть кое-что покруче… показать?
— Ну покажи, — неуверенно ответила она.
Я и показал — включил свою батарейку на треть мощности и направил луч на самый край опухоли. Она заверещала через десять секунд.
— Вырубай, — заорала она в полный голос, — я согласна.
— То-то же, — я прикрутил свою мощность до минимума, но совсем не выключил, — договорчик заключен?
— Заключен, — зло согласилась она. — В течение недели сокращаюсь до трех сантиметров в диаметре, метастазы аннулируются.
— Всё, Алевтина Степановна, — вернул я вежливую форму общения, — сеанс закончен. В следующий раз я приду к вам, когда вот эти товарищи отпустят, — и я показал на пару министров, которые пребывали в небольшом обалдении.
Доедет ли это колесо до Москвы?
Я еще и для этой твари добавил заключительную, так сказать часть, юридического документа (пропустив стоимость, срок действия и порядок обжалования в вышестоящих инстанциях):
— Смотри, гнида, я ведь проверю, как ты договор выполняешь… вернусь вот из Москвы и очень тщательно исследую этот вопрос. Если что-то пойдет не так, ты знаешь, что последует.
— Петр Петрович, — предельно уважительно спросил у меня Молотов, — я не спрашиваю, как вы это сделали, задам простой вопрос — зачем вы с ней договаривались? Не проще ли было включить на всю катушку эту вашу внутреннюю батарейку?
— Сейчас, — пообещал я, — на улицу выйдем, тогда и расскажу.
Мы попрощались с мужем несчастной Алевтины, я три раза, не меньше, уверил его, что началась рецессия и все должно наладиться. А он аж расцвел от таких слов и тоже не меньше трех раз сказал, что он теперь мой должник.
А на улице, рядом с черным-пречерным членовозом марки ЗИЛ-114 я рассказал этим товарищам все, что обещал.
— Я мог задеть соседние органы пациента, а там, сами понимаете, есть и это… и то… Короче говоря, стопроцентной уверенности в том, что вместе с бластомой не накроется медным тазом и сама Алевтина, у меня не было. А потому я выбрал договор — тут ведь лучше перестраховаться, чем недо…
И они как-то синхронно кивнули головами и пригласили меня внутрь этого чуда советского элитного автопрома. Там все было в натуральной коже. Приятной даже на вид, не то что на ощупь. Семь мест, длина шесть с половиной метров, строгий классический
