– Да все о том же: мол, две пятых части гульдена – за пуд пшеницы – маловато будет! Аппетиты у бояр да дворян стали расти – прямо как на дрожжах. Все же знают, что турки в Константинополе будут платить казне государевой, да и кумпанству нашему – по четыре шестых гульдена…
Егор понятливо усмехнулся:
– Эх, скопидомство наше русское! Еще год назад любой российский помещик был рад-радешенек, когда ему за пуд пшеницы давали шестую, или только седьмую, часть гульдена. А теперь вот жадность заела: как же, кто-то еще – кроме них самих – заработает немалый профит. Сам сдохну от голода, но соседу заработать не дам! А ведь груз-то еще надо довести до этого Константинополя. И корабли серьезные – стоят денег серьезных. Да и море Черное штормит часто… Есть ведь риск, что часть кораблей пойдет на дно? Есть! А кто этот риск берет на себя? Мы и берем! Эх, сиволапость наша, российская… Ладно, переговорю я завтра об этом с Петром Алексеевичем. Пусть дает добро на то, чтобы у таких жадин несогласных силой все отнимать – под прикрытием солдатских штыков…
– Еще вот эти – моряки которые… Корнелий Крейс и португалец Памбург. С ними-то как быть? Долю-то – предлагать малую? – осторожно спросил Стрешнев.
– Моряки, они что – не люди? Они деньги не любят? – притворно удивился Егор. – Обязательно надо Крейса и Памбурга деньгами заинтересовывать! Обязательно! Чтобы им плавать по волнам – речным да морским – веселей было… Все, господа мои хорошие, с завтрашнего дня начинайте скупать пшеницу и свозить ее к Дону, в те места, где пристани имеются да амбары складские…
– А как же быть с царской казной?
– С Петром Алексеевичем я уже обо всем договорился! – весело и непринужденно подмигнул Егор. – Половина закупок делает казна, другую половину – мы.
Кстати, господа милосердные и богобоязненные, не забудьте уж и вдову генерала Лефорта любезно пригласить в дело…
Покончив с делами коммерческими, Егор поехал в свой полк, вернее – по свежему царскому Указу – в Преображенскую дивизию.[20] Он собрал всех офицеров в столовом помещении и торжественно объявил о последних преобразованиях:
– Поздравляю вас, братцы, отныне мы – дивизия! Прямо как в европейских армиях!
– Ура! Ура! Ура! – дружно и радостно проорали молодые и луженые глотки, кто-то тут же азартно предложил: – Выпить стоит крепко по такому знатному поводу!
– Отставить! – повысил голос Егор. – Выпить мы всегда успеем! Сперва о деле поговорим. Пополнение к нам следует, господа офицеры: пятьсот стрельцов из-под Торопца – из тех, что не примкнули к бунту, да еще новобранцы – из деревенек воронежских. Всех требуется принять радушно, разместить, поставить на продовольственное довольствие, обучить. Так что надо срочно строить новые казармы, амбары, погреба, бани, прочее… Кроме того, надо получить в Пушкарском приказе дополнительные полевые мортиры, гаубицы, порох, чугунные ядра, картечные и зажигательные гранаты. Федор Голицын, Андрей Соколов, Никита Смирнов, встаньте! Отныне вы – полковники! Командуете, соответственно, полками – Петровским, Александровским и Екатерининским. Четвертый полк будет называться – Дикий.
– Как это – дикий? – засомневался Голицын.
– А вот так, Дикий! Это будет кавалерийский полк, состоящий из башкир, татар и черкесов. Командир его – Исмаил-оглы. Через неделю этот полк пребудет в расположение дивизии. Встретить, разместить, не обижать! Далее, прошу не расслабляться – по поводу наступающей зимы. В феврале нас ждут серьезные маневры. Куда и как – пока не скажу – государственная тайна… Ладно, давайте и выпьем уже, соблюдем старинные традиции…
В первых числах декабря Петр, Егор и Никита Апраксин – в сопровождении эскадрона драгун – выехали в Новгород, планируя после этого посетить и Псков. Снега выпало уже достаточно много, поэтому пустились в дальний путь на санях, на которых был установлен надежный кожаный короб с серьезной печью, при этом печная труба, обмотанная игольчатым асбестом, проходила прямо через крышу возка.
Апраксина к этой поездке привлек Егор: чем-то ему Никита напоминал молодого Якова Брюса (того – прошлого Брюса!): непосредственный, любопытный, смешливый, сообразительный. Очень уж Егор переживал – из-за Яшкиного подлого предательства… Нет, конечно же, он прекрасно понимал, что Апраксин ему никогда не заменит друга Яшу: молод уж больно, опять же – подчиненный, что никогда не способствовало установлению настоящей дружбы. Но теплело как-то на сердце, когда смотрел на Никиту, даже просто разговаривал с ним…
Царь постоянно мерз и, кутаясь в лохматую медвежью шубу, каждые полчаса просил Никиту подбросить в печку новое полено. Но при этом Петр был бодр, весел и очень говорлив.
– Представляешь, Алексашка, а эти зарубежные господа и не обманули! – возбужденно вещал царь. – И курфюрст бранденбургский прислал денег, и герцог курляндский! От датчан единороги прибыли осадные, от Августа – ружья и пистолеты. Глядишь и выстроим скоро армию крепкую…
Егор только пожимал плечами и был настроен куда как менее оптимистично:
– Что же тут странного, мин херц? Они все только о том и мечтают, чтобы мы крепко схватились со шведами! Выгодно это им. А вот помощи военной, действенной, и не дождемся никогда… Кстати, государь, а с Брюсом-то что? Как он поживает?
Петр скорчил неопределенную гримасу:
– А пес его знает! Я под него, гаденыша, целое крыльцо дворца своего отвел. Постоянно читает что-то, пишет. Бумаги в день переводит – ужас просто. Список составил – на десяти листах – что ему требуется купить в Европах… А что это ты о Якове вдруг спросил? Потребность образовалась какая?
– Да, мин херц, образовалась! Брюс же изобрел состав специальный – зажигательный, для пушечных гранат. Мы в дивизии даже испытания проводили уже. Знатная вещь получилась, весьма даже полезная… А секрет этого состава – у Яшки. Может, ты поговоришь с ним?
– Нет уж, огради меня от таких разговоров, избавь! – сердито нахмурился царь. – Вот вернемся из Пскова, сам и переговоришь – с этой вражиной…
В Новгород они въехали уже после заутрени, когда все должны были давно завершить завтрак и приступить к трудам праведным. Но ничего похожего не наблюдалось: кругом было сонно, тихо, благостно и безлюдно. Около высоких, надежно запертых ворот двора воеводы Ладыженского мирно дремали, смешно уткнувшись пятачками в животы друг друга, две упитанные, черно-белые пятнистые свинки.
Апраксин пинками разогнал свиней в разные стороны, минут пять-шесть поколотил кулаком в крепкие воеводины ворота, после чего нерешительно заглянул в возок и, смущенно потупившись, неуверенно доложил:
– Там, это… Не открывает никто! Может, все уехали – стены возводить крепостные?
– Вот она, молодость! – развеселился Петр. – Чтобы в России – все вышли на работы? Не бывало такого, да и не будет, наверно, никогда! Вот в то, что все дрыхнут – без задних ног, – поверю охотно… Ха-ха-ха! Алексашка! – резко перестав смеяться, строго посмотрел на Егора. – Покажи-ка нашему молодому другу – как надобно обращаться с ленивыми и вороватыми воеводами да боярами!
– Слушаюсь, мин херц! – браво козырнул Егор и поспешил выбраться из душного возка на свежий воздух…
Разминая затекшие мышцы, он сделал несколько обычных приседаний и наклонов, небрежным жестом подозвал к себе драгунского офицера и поинтересовался:
– Подполковник, а имеются ли у вас в походном арсенале ручные бомбы, гранаты по-новому, то есть?
– А как же, Александр Данилович! У каждого солдата и офицера имеется по гранате – вашей же, господин генерал-майор, конструкции… Как и полагается по воинскому Уложению!
– Молодцом! – совершенно серьезно похвалил подполковника Егор. – Выдать мне одну гранату! И еще одну – поручику Апраксину! Всем же остальным, включая возок с государем, переместиться незамедлительно – подальше от боярских ворот…
Дождавшись, когда царский возок и драгуны отъедут в сторонку, он, придерживая Апраксина под локоть, отошел от ворот метров на тридцать пять, заговорщицки подмигнул:
– Вот, брат Никитон, учись! Как только я досчитаю до трех, так сразу же поджигаем фитиля и бросаем гранаты. После этого тут же падаем на землю: чтобы случайно не зацепило – рублеными бронзовыми гвоздями… Готов? Тогда: раз, два, три!
Егор резко провел по рукаву своего камзола кончиком короткого шнура-фитиля (тщательно пропитанного хитрым составом, в основе которого использовался белый фосфор), торчащего из металлического тела гранаты, и, убедившись, что на кончике шнура загорелся яркий огонек, широко размахнулся, с силой послал ручную бомбу вперед, после чего шустро бросился на землю, прикрывая голову руками.
Так громыхнуло – единым взрывом, что напрочь заложило уши, а в соседних домах из рам звонко посыпались стекла, расколотые на мелкие кусочки…
