послание, Ипполит успел задремать. Всего лишь на несколько минут. Так бывает, что смертельно уставшему человеку хватает всего лишь мгновений сна. Но этого времени хватило, чтобы увидеть во сне нечто страшное…
Серые солдатские шинели и фуражные шапки, подвязанные для тепла платками. Без дороги, по заснеженной степи бредёт Черниговский полк — единственный, кто выступил под знаменем свободы. Мешает ковыль, торчащий из снежной корки. Ноги солдат, сбитые многодневным маршем, кровоточат. Лошадей не осталось ни одной. Даже старший брат, возглавивший полк, идёт пешком. Впереди егеря, кавалерия и пушки. Метель мешает идти в атаку. Но страшней метели в лицо бьёт картечь. Рядом упал убитый капитан Щепило. Осколок ударил в голову брата, Сергея. Кажется, брат жив, но тяжело ранен. Нужно сделать перевязку. Ипполит рвёт на полосы какие-то тряпки, но их не хватает. Кровь хлещет фонтаном. Капитан Кузьмин пытается руководить боем, но в суматохе его не слушают. Солдаты отступают, а потом — просто бегут, преследуемые залпами из пушек. А вслед за ними уже спешит кавалерия. «Это конец», — подумал сквозь сон Ипполит, сжимая в руках тяжёлый пистолет. К нему подскакал офицер-кавалерист. Кажется, кто-то знакомый. Вот только узнать во сне не смог. Ипполит выстрелил в него и попал. Но гусар не умер, а стал отбирать у прапорщика оружие, пытаясь взять его в плен. «Но я не хочу и не буду сдаваться», — закричал Ипполит шёпотом и поднёс к губам ствол разряженного пистолета. Ствол был мертвенно-холодным, а не горячим. И почему-то он всё-таки выстрелил…
— Простите, князь, задремал, — подавляя зевоту, виновато потёр глаза прапорщик.
— Ничего страшного, юноша, — улыбнулся Зайончек. — Предлагаю вам поесть и выспаться.
— Простите ещё раз, Ваше сиятельство. И времени на сон нет, да и спать теперь боюсь, — дёрнул плечом Муравьёв-Апостол, вспоминая весь кошмар.
— Приснилось что-то нехорошее? — с пониманием кивнул князь.
— Ещё бы, — вздохнул прапорщик. — Приснилось, что застрелился.
— Странно, — удивился собеседник. — Насколько я знаю да и из своего опыта могу сказать, — во сне невозможно умереть. Если только это не «де жа вю», как говорят французы.
— А что сие значит?
— А это значит, сударь, что вы видели те события, которые могли бы с вами произойти. Помните, как говорил Гераклит: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку»? Тем не менее в эту реку мы входим. Но можно войти в одном месте, а можно и в другом. Возможно, вы видели то, что могло бы произойти с вами.
— Или же может произойти…
— Нет-нет. Сны не предсказывают будущее, как ни старался это внушить Мартын Задека. А его сонники годны только для провинциальных барышень. И то как лекарство от скуки. Сон — продукт работы человеческого мозга. А мозг, как вам известно, во сне отдыхает. Предсказание будущего — это слишком серьёзная работа, чтобы делать её на отдыхе.
— Да вы философ, князь, — восхитился прапорщик.
— Увы, мой юный друг. Сейчас мы с вами — два заговорщика.
— А я ещё и изменник России, — печально констатировал Ипполит.
От бдительного ока князя не ускользнула грусть, прозвучавшая в голосе юноши:
— Следует ли считать, что вы не разделяете точку зрения вашего брата, а также его друга и соратника Бестужева-Рюмина?
— Что касается самого выступления против деспотии, то я всецело на стороне брата и его товарищей.
— Но вы не разделяете мнения подполковника Муравьёва-Апостола касательно права царства Польского на самоопределение? — настаивал князь. — Почему?
— Я считаю, что Россия должна быть единой. Но это моё частное мнение. Я подчиняюсь решению брата и как младший родственник, и как его подчинённый.
— Знаете, пан прапорщик, — задумчиво протянул Зайончек, — давайте-ка мы вопросы политики отложим на потом. А пока — приглашаю вас отужинать со мной. Или уже позавтракать. Неважно.
Князь Зайончек колокольчиком вызвал слугу. Сказал что-то по-польски. Потом вновь обратился к гостю:
— Простите, господин Муравьёв-Апостол, но мне нужно отдать ряд срочных распоряжений. А пока Збигнев проводит вас в комнату, где можно умыться и привести себя в порядок. Встретимся в обеденном зале.
Збигнев, взяв свечу, повёл прапорщика в гостевую комнату. Там уже ждали лохань с горячей водой и свежее нательное бельё. Слуга помог Ипполиту снять промокший от пота и снега мундир.
— Проше пана офицера снять мундир. Его немедленно приведут в порядок, — сказал слуга на хорошем русском языке. — Возьмите пока охотничий костюм его светлости. Не беспокойтесь, к вашему отъезду всё будет готово.
— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — спросил прапорщик удивлённо.
— Я десять лет пробыл в России, — коротко ответил слуга. Потом уточнил: — В плену.
После сладостных мгновений, проведённых в горячей воде, вылезать из лохани не хотелось. Но пришлось. Тем более что вода всё равно стала остывать. Эх, сейчас бы в простую деревенскую баньку! Пусть даже и по-чёрному. Збигнев помог офицеру обтереться полотенцем и одеться. А потом так же молча повёл его вперёд.
Обеденный зал выглядел, как и положено быть залу магната. Длинный тяжёлый стол и массивные старинные стулья, помнившие, наверное, короля Владислава Вазу. А уж если не Владислава, то уж точно Яна Собеского. В огромном камине горели дрова. Огонь очага и свечи в многочисленных канделябрах освещали портреты предков и разнообразнейшее оружие, висящее на стенах. А яства на столе между тем выглядели даже скромнее, нежели яства какого-нибудь мелкопоместного шляхтича. Молочный поросёнок, солёные огурцы, пироги да бигус. Вот и всё. Правда, скудость стола компенсировал огромный выбор горячительного — от местного пива и медовухи до французского коньяка и испанского бренди.
— Простите за скромный стол, — извинился вышедший к гостю князь. — В последнее время в Варшаве такая мода — ставить на стол только польские закуски. А
