то как-то кормили.
— Кормили, — тяжело вздохнул местный. — Да только и деньги с нас драли немалые за то.
— Кто же теперь в городе остался?
— Почитай только гарнизон с семьями ну и немного старожилов. Самых отчаянных. По всем городам Лифляндии и Эстляндии или так, или еще хуже. Некоторые стоят совсем оставлены.
— И куда же люди поехали?
— С Риги то? В Астрахань, Азов и Керчь. Государь оплатил переезд и дал подъемные. Там тоже торговые города, только голод им не грозит.
— А что же Рига? Неужто вот так все и останется? — растерянно спросил купец.
— Все в руках Господа нашего, — перекрестил старожил, подняв глаза к небу. — По этому году Петр Алексеевич начал переселять сюда крестьян понемногу. Может лет через десять-пятнадцать оправимся.
— Угнанных татарами?
— Нет. Те ныне далече. По Нижней Волге поселились. С новгородских и псковских земель русские крестьяне переселяются. На будущий год, говорили, что тверские да владимирские прибудут. С весны тронутся. Им далеко идти. Но всяко ближе, чем тем — угнанным.
— А торг как же? Жив?
— Торгом ныне государев человек заведует от имени Петра Алексеевича. От и товары осматривает, и цену назначает.
— Назначает?
— У него бумага есть от Петр Алексеевича в которой сказано — что да почему покупать и в какую цену товары наши продавать. Ныне в Риге только государь почитай торг ведет. Старые купцы то уехали.
— А ежели в цене не сойдемся?
— Так торгуйся, — усмехнулся старожил. — Хотя с царем торговаться сложно. Его люди ведь знают какие цены в вашей Голландии. И на ваши товары, и на наши. Так что, — развел он руками.
— Губят они торговлю… — покачал головой купец.
— Губят. Да только товары у царя добрые. Шелк и ковры персидские, парусина да канаты конопляные, мушкеты и пистоли тульские. Много всего.
— А сам-то ты чем промышляешь?
— Сапожник я. Торг заморский мне не по зубам, а свою копеечку имею. И при Петре Алексеевиче за доброй обувью у солдат следят ой как зорко. Потому всегда при деле.
— Ясно, — покивал купец. — Доброе дело. А тот государев человек, что торгом ведает, он где проживает? Как мне его найти?
— Так ступай за мной. Я как раз к нему и шел. Через него ведь заказы беру. На гарнизон…
1705 год, ноябрь, 3. Москва
Алексей походил конем и откинулся на спинку.
Кирилл думал.
Он покамест очень плохо играл в шахматы. Но царевич нашел в нем весьма пытливого ученика, который хоть и постоянно проигрывал, однако не терял упорства и старался.
Несколько ходов.
И короткая беседа.
Снова несколько ходов…
Очередная мини-беседа только что закончилась, и царевич имел добрые минут пятнадцать или даже больше. Кирилл думал. Пытаясь, сообразно наставлению смоделировать развитие событий на шахматной доске. Алексей же уставился на большую карту мира, расположившуюся у его визави за спиной…
Россия развивалась.
Едва ли не взрывным образом. Во всяком случае, по сравнению с тем сонным царством и очень невысоким темпом, который наблюдался ранее. А на дворе начинался XVIII век. Первые его годы.
Предыдущий век прошел под девизом непрерывного общеевропейского кризиса, затрагивавшего и Россию. Тот импульс развития, который Западная Европа получила в XV веке, к началу XVII исчерпал себя. Ей все труднее и труднее становилось находить рынок сбыта для своих товаров. Ее рост уткнулся в кризис перепроизводства, порождая соответствующие проблемы.
Восточная Европа, куда ранние капиталисты вывозили свои мануфактурные товары, была бедна. Из-за чего ее рынок очень быстро закончился, будучи «узеньким». Что вело к усилению эксплуатации сельского населения и еще большего обнищанию региона, ведущему к уменьшению рынка. Вынуждая «западных партнеров» все сильнее «закручивать гайки» в торговле со странами Восточной Европы, дабы сохранять норму прибыли. Хоть как-то.
Внутренний рынок Западной Европы тоже не сильно блистал из-за чрезвычайного расслоения общества. Усугубленного «революцией цен» [26]. Из-за чего толпы нищих или близких к этому людей соседствовали с безумно богатыми. Прослойка же между ними продолжала истончаться. Что вело к фундаментальной проблеме — утрате руководствами этих держав связи с реальностью. Они все больше и больше погружались в виртуальное пространство, которое и породит в XVIII веке знаменитую фразу про поедание пирожных [27] в канун Великой французской революции. Крупный экономический кризис часто порождал политический и идеологический.
И он грянул.
Его первая волна.
Сначала это проявилось в тяжелейшей Тридцатилетней войне, которая опустошила Священную Римскую Империю. Во всяком случае ее северную часть. А потом произошла английская революция. В результате которой к власти в Англии пришли элиты, завязанные на мануфактурное производство и международную торговлю. И не имеющие в силу своих религиозных убеждений, никаких моральных ограничений.
Результат последовал незамедлительно.
Экономика Англии, которая и без того шла по пути промышленной революции, резко ускорилась. Пусть и совершенно уродливыми способами. Методичный грабеж Ирландии. Детский и женский труд за который платили меньше, но не стеснялись выжимать все соки. Ну «треугольная торговля» с Африкой и Новым светом завершала эту комбинацию, начинавшуюся с вдумчивого обдирания Ирландии. Хотя, точнее сказать — «треугольная работорговля», ведь в ней все было завязано на торговле рабами. Понятно, что не только этим жила страна. Но, в итоге всех этих комбинаций и манипуляций, к концу XVII века Англия оказалась одной из самых богатых стран Европы. Деньги текли в нее рекой. Она словно прильнула к какому-то жуткому, сатанинскому Эльдорадо. Основанному на совершенно бесчеловечной эксплуатации своего собственного населения и работорговле…
Остальные страны топтались на месте.
Нет, конечно, они развивались. Но по сравнению с тем, как «выстрелила» Англия и рванула вперед совершенно невероятными темпами, они выглядели едва ли не парализованными утятами.
Обострялись противоречия внутри Европы, ведь все более-менее развитые державы искали рынки сбыта для своих товаров. Рос накал страстей и внутри европейских стран из-за нарастания отрыва правящих элит от реальности. Которую с каждым годом они все хуже и хуже видели.
Мир медленно, но уверенно нагревался, готовясь к тем грандиозным потрясениям, которые ждали его в период Наполеоновских войн… и после них…
И тут случается война за Испанское наследство, в следствие которой Англия оказалась в системном кризисе. Полноводный поток денег практически иссяк, превратившись в жиденький ручеек. А из-за того, что английские корабли прекратили завозить товары Нового света в большом объеме, на них подскочили цены. И без того недешевые…
Давление англичан на европейские страны ослабло… практически обвалилось…
И тут в экономическую игру вступила Россия.
Пока это было не так заметно. Но она уже стала выходить на рынки Западной Европы с демпинговыми ценами на стрелковое оружие и парусину. И это было только начало…
Алексей отхлебнул кофе.
Хмыкнул, глядя на Кирилла, что морщился, рассматривая фигуры на доске. И вернулся к своим мыслям.
Сколько времени пройдет, прежде чем европейские правители начнут вводить заградительные пошлины на русские товары? Год? Два? Пять? Предположить сложно. Хотя этот шаг было невозможно избежать. Ведь Россия своим демпингом цен разрушало местное производство, которое и без того находилось в сложной ситуации.
Собственно, в XIX веке англичане и продвигали свободную торговлю, чтобы на демпинге банкротить местные производства. А потом ставить ту цену, которая им нравилась. Простой и нехитрый прием. Бесчестный, правда. Но как там говорилось? Если джентльмен не может выиграть по правилам, джентльмен меняет правила…
Как и когда начнется этот бойкот русских товаров — большой вопрос. Однако к нему нужно быть готовым. Иначе кризис перепроизводства накроет уже Россию. С ее то внутренним рынком… Настолько маленьким, что мог бы посоревноваться с такой державой как Саксония или еще каким европейским «малышом».
Российский рынок требовалось расширять.
Прокачивать качественно и расширять.
Любой ценой.
Беда лишь в том, что населения было мало и оно находилось в основе своей за чертой нищеты. Далеко за ней.
Алексей не был специалистом в области экономики и финансов. Но его кругозор явно говорил — если просто раздать людям деньги, ничего не получится. Во всяком случае — хорошего.
Требовалось накачивать
