— Как достала эта сырость.
Через пару минут мы оказались среди голого леса, однако лагерь был развёрнут не в нём, а в ельнике на другой стороне, именно там мы и нашли наш обоз. Ельник хорошо маскировал стоянку. Повар уже начал готовить ужин, а я стал строить в одну шеренгу тех, кто будет участвовать в освобождении наших парней из плена. Ничего, вернутся – поужинают. Сам голодный.
Сначала всё шло согласно плану, мы выдвинулись к лагерю, незаметно заняли позиции и, приготовившись к бою, стали ожидать сигнала открытия огня. Не моего приказа, кстати говоря. Но время шло, а пулемётчик за прицелом «Максима» медлил, хотя ему играть первую скрипку. Почему он медлил, я знал, по плану огонь должен был быть открыт за полчаса до заката, поэтому я нетерпеливо поглядывал на минутную стрелку. Уверен, командир пулемётного расчёта лейтенант Захаренко делал то же самое, мы сверились перед боем, чтобы у нас было одинаковое время на часах.
Наконец время подошло, минутная стрелка достигла назначенного времени, поэтому прицелившись в давно намеченную цель, я дождался, когда вдалеке длинной очередью загрохотал «Максим» и спустил крючок. В ту же секунду немец, что прогуливался по небольшой площадке вышки, мягко повалился на дощатый пол. Почти сразу после выстрела подо мной загрохотали ручные пулемёты. Да, я умудрился незаметно для немцев залезть на дерево, где уж больно была хорошая позиция для стрельбы. А вот дальше всё пошло не по моему сценарию. Я это заметил, когда загасил пулемётчика на третьей вышке и наводил ствол снайперки на четвёртую и последнюю. Остальные были уже уработаны. Последние сейчас выпускали диск за диском по казарме, но и они заметили неладное и были вынуждены прекратить огонь.
Дело оказалось в том, что военнопленные не стали разбегаться, хотя возможность у них такая была. Нет, они как единый организм, что намекало на управление ими, рванули к казарме через руками разорванную колючую проволоку ворот. Да они эти ворота буквально снесли! К сожалению, пока я успел загасить последнего пулемётчика, тот успел натворить бед, и у ворот остались лежать порядка двадцати тел в старой рваной советской форме. По своему опыту знаю, что там лежали активисты, те, кто первыми шли в бой. Молодая элита Союза.
Мы лежали и наблюдали, как военнопленные заканчивают с зачисткой лагеря, мне через прицел было видно, что они никого не жалеют, пленных никто не брал. Видимо, охрана позволяла себе некоторые вольности в отношении поднадзорных и получила воздаяние за это. Чувствуя, как на меня поглядывают бойцы–пулемётчики, я внутренне поморщился и скомандовал: – Выходим. Гиреев, останешься в прикрытии.
— Есть, – козырнул молодой паренёк с Кавказа и с напарником остался лежать у трофейного МГ.
Энергично шагая к лагерю, меня обогнали почти все бойцы, я размышлял о превратностях судьбы. Идея совершить налёт на лагерь и воспользоваться возможностью набрать людей пошла прахом. Судя по тому, как действовали военнопленные, у них нашёлся кто‑то с немалым авторитетом, который взял на себя всю полноту командования подполья, и в нужный миг все выступили с одной целью – освобождение из плена.
Теперь о моих бедах. Я не смогу набрать людей и бросить остальных, не поймут. Да, у меня есть цель, да, я пойду на всё, чтобы её достичь, но мне нужны люди. Этим парням, что стояли одной стеной за колючей проволокой и молча с блестящими от возбуждения глазами наблюдали за нашим приближением, я просто не смогу сказать: «Нет, я вас не возьму!» Мне этого не позволит совесть, но и бросать их тоже не имеет смысла.
Прикинув за то время, пока шёл к лагерю, я решил, что в принципе ничего плохого в освобождении такого большого числа военнопленных нет. Тут хоть в основном рядовой состав да младшие командиры, но сформировать из них три мангруппы под единым командованием я в состоянии. Комплектация и формирование – это проблемы следующих дней, сейчас же не тот момент. Тот же Воронин вполне потянет командование одной из групп. Второй, с которой будет находиться единый штаб соединения, могу командовать я. Одновременно командуя всей группировкой, насчёт третьей подумаем, вполне может быть, тоже найдётся человек, ведь кто‑то же командовал пленными в лагере, а это, поверьте, ой как непросто – повести их за собой.
Когда я подошёл к воротам, мои парни и те, кто находился с другой стороны, совместными усилиями убрали в сторону рогатки с колючей проволокой – въездные ворота находились с другой стороны – и теперь молча стояли, чего‑то ожидая. Как будто им не хватало только толчка, чтобы решиться. Бывшие пленные просто стояли и смотрели на меня. Да и мои парни заробели, глядя на эту ораву, поэтому пришлось всё взять на себя. Я как будто пересёк ту невидимую черту, что разъединяла нас, когда ступил на территорию лагеря, схватил в охапку ближайшего пленного, парня на вид то ли двадцати, то ли тридцати лет, и обнял его.
— Всё, кончился ваш плен. Свобода–а! – заорал я, отпуская парня. Мой вопль, как клич, подхватили остальные, и тут началось братание. Обнимались все, многие плакали, причём не только пленные, но и мои подчиненные, я видел, как подскакавший к лагерю Белов, соскочив с седла, бросился обниматься со слезами на глазах. Следом за ним прибыли Семёнов, Игнатьев и другой разведчик, остальные страховали нас со стороны.
Эта психологическая разрядка как для нас, так и для пленных оказала поистине сильное моральное воздействие. Мы чувствовали: мы все одна нация, фронтовое братство. Наконец, случайно бросив взгляд на часы, я громко скомандовал, стараясь перекричать радостный ор:
— Командиры ко мне!
Ко мне стали протискиваться не только мои командиры, но и из бывших пленных.
— Капитан, займитесь трофеями. Личное оружие охранной роты немцев, как я смотрю, уже разошлось по пленным, организуй сбор формы и пулемётов. Про вышки не забудь.
— На вышках уже наши, бдят, я распорядился. Уже доложили, что один пулемёт повреждён нашим огнём. Эта та вышка, по которой наши пулемётчики работали.
— Займись казармой, узнай, есть ли тут какая техника, а то я её что‑то не наблюдаю.
— Сейчас всё сделаю.
Повернувшись к Игнатьеву, я негромко сказал:
— На тебе архив. Его Белов по моему приказу охраняет, чтобы не подожгли. Есть среди пленных вражеские агенты, которых ещё не вычислили, займись этим.
— Понял, – козырнув,
тот быстрым шагом направился к небольшому административному зданию лагеря. Именно там хранился архив и находилось управление и командование охраной.
Больше моих командиров тут не было, Воронин находился в лагере с обозом, ожидая нашего возвращения, готовя транспорт к выдвижению. Остальные в прикрытии у оврага и у кустарника с «Максимом».
