- Вы ее не переспорите, герр фон Рау. Анна весьма упрямая барышня. Да и я буду рад, если вы к нам присоединитесь.
- Видите ли, герр Майреген, мне нужно срочно связаться с моим начальством.
- Не вижу проблем - у нас имеется телефон. Прошу вас.
'Собственно, почему бы и нет?' - подумал Генрих. Для доклада - самый подходящий момент. Библиотекарша доставлена домой, а он, Генрих, по дороге собрался с мыслями.
- Что ж, в таком случае не смею протестовать.
Мать Анны оказалась невысокой изящной женщиной, младше мужа лет на пятнадцать. Дочь была на нее похожа - те же бледно-зеленые глаза и легкие, чуть порывистые движения. Но главным секретом, который в этой семье передался по женской линии, была улыбка - бесхитростная и совершенно не светская, способная в мгновение ока преобразить лицо, которое казалось до этого заурядным.
После взаимных приветствий герр Майреген препроводил гостя в кабинет с телефоном и вышел, аккуратно притворив дверь. Интерьер тут был сдержанно-деловой - мебель из темного дерева, строгий бювар на столе, лампа с горючим камнем, плотные шторы. Осмотревшись, Генрих снял трубку.
- Есть новости, Теодор. Сначала - вкратце, потом расскажу подробности. Первое. В парке на моих глазах погиб человек. Второе. Убийца - женщина с фото, теперь можно не сомневаться. Я говорил с ней. Третье. Ей известно про тот проект, в котором я получил клеймо. Вот основные факты.
Он думал, что генерал первым делом спросит, с чего вдруг убийца разговорилась с Генрихом, но вместо этого услышал:
- Секунду. Она знает про тот проект?
- Да, от кого-то из участников. Я пытался уточнить, но...
- Я понял. Она назвала вам свою фамилию?
- Нет, только имя. Сельма.
- Проклятье! - трубка рявкнула так, что Генрих чуть было ее не выронил. - Ну конечно, Сельма фон Минц!
- Вы с ней знакомы?
- Лично - нет, видел только фотографию в личном деле, двадцать пять лет назад. Поэтому сразу не вспомнил. А она, выходит... Так, ладно. Вы молодец, Генрих, я знал, что могу на вас положиться...
В трубке раздался стук - кажется, генерал отодвинул кресло и поднялся из-за стола. Его превосходительство был взволнован. Генрих позвал:
- Теодор! Объясните хотя бы - кто она?
- Изучала светопись, как и вы. Одна из первых женщин-студенток.
- Тогда почему я ее не помню? Мы, вроде, примерно одного возраста.
- Училась не в столице, а в другом городе. В Берлине, если не ошибаюсь. Способности были великолепные - мы обратили на нее внимание, когда искали людей для эксперимента. Но взять не рискнули.
- Из-за чего?
- Вот именно из-за того, что женщина. Слишком нестабильный прогноз. Я даже не стал приглашать ее на беседу, с ней контактировал мой помощник, Он, кстати, пару лет назад пропал без вести.
- Понятно. Вот из кого она вытрясла информацию обо мне.
- Да, очевидно. Впрочем, это уже детали. Главное, у нас должно быть ее досье и световой профиль - найдем ее теперь без труда. Я сейчас же распоряжусь...
- Теодор, погодите, - Генрих нахмурился. - Она сильнее, чем можно себе представить. Вспомните мощность выброса. И, кстати, Сельма обмолвилась, что приглядывает за вами. Может, поставила следящую метку, которую ваши люди не смогли обнаружить? Не удивлюсь, если она и сейчас нас слушает.
- Не впадайте в паранойю, Генрих.
- В данном случае паранойя не помешает. Я не шучу, Теодор. Если вы разыщете Сельму, будьте осторожны, как никогда. Перестрахуйтесь двадцать раз, прежде чем к ней соваться. Да, я давно не испытываю симпатий к вашей конторе, но все-таки не хочу, чтобы завтра вас нашли с шипами в глазницах.
- Похоже, эта дамочка произвела на вас впечатление. Что она еще вам наговорила? Давайте теперь подробно.
Генрих честно пересказал разговор, умолчав только про клеймо. Ответил на уточняющие вопросы, попрощался и с облегчением бросил трубку.
Хватит с него на сегодня.
Устал, голова болит - и вообще, его ждут к столу.
Ужин удался. Подали форель, зажаренную на оливковом масле, с гарниром из спаржи. Пожилой слуга разлил по бокалам рислинг из рейнского замка Йоханнисберг; отец Анны не преминул напомнить, что, по легенде, тамошний виноградник велел устроить сам Карл Великий одиннадцать столетий назад. Все пригубили и согласились, что вино в самом деле великолепное - другое такое трудно сыскать, даже если пересечь всю страну от западных границ до восточных, от хребта, за которым прячется Лузитания, до Белой Реки.
Потом Генриха осторожно расспрашивали о службе в конторе. Каково это - сталкиваться с теми, кто обращает искусство светописи во зло? Наверняка опасно и страшно? Он отшучивался, говорил, что не знает, потому что вовремя сбежал оттуда на кафедру.
Раскрасневшаяся Анна, сидя напротив, улыбалась ему, а ее родители понимающе переглядывались. И Генрих думал, что если в его жизни хоть иногда будут такие вот вечера, то он вполне проживет и без чернильного света. Просто не будет трогать надломленное клеймо и скоро забудет сумасшедшую 'фаворитку', которую завтра схватят - ведь генерал и его люди, понятное дело, не дураки и подготовятся очень тщательно.
Хмель разливался мягкой волной, веселые блики дрожали в винных бокалах. Генрих улыбался вместе со всеми и радовался, что его посадили спиной к окну, а значит, он не увидит в отражении брюнетку с янтарным взглядом.
Генрих открыл глаза и несколько секунд лежал неподвижно, пока в памяти восстанавливались события прошедшего дня.
Вчера после ужина он, взглянув на часы, понял, что уже не успевает на поезд. Пришлось скрепя сердце воспользоваться запасным вариантом - служебной квартирой, ключ от которой преподнес генерал.
По нужному адресу Генрих добрался в лучших традициях железного века - вызвал по телефону таксомотор. Получились недешево, зато доехали быстро. Дом стоял в переулке - безликий кирпичный улей сравнительно недавней постройки. Поднявшись по лестнице, Генрих отпер массивную дверь и оглядел доставшиеся владения. Две тесные комнатенки с дешевой мебелью и бледно-желтыми обоями, которые в свете керосиновой лампы смотрелись еще тоскливее.
Комнаты, похоже, пустовали давно и успели основательно выстудиться. К счастью, имелся запас угля, и Генрих сразу затопил цилиндрическую чугунную печь, от которой труба уходила в стену. В народе такие печи прозвали 'пушечными' - они и правда напоминали по форме дуло, стоящее вертикально.
Генрих порадовался, что за ужином изрядно налегал на спиртное. Иначе в чужой квартире совсем бы одолела хандра, и мысли о клейме не дали бы заснуть до рассвета. А так - забылся сразу, едва рухнул в постель. Последним ощущением было, что голова превратилась в воздушный шарик, пустой и легкий, и шарик этот поднимается ввысь, а подушка из-под него уплывает. Сравнений показалось таким забавным, что Генрих улыбнулся во сне, а где-то рядом засмеялась то ли зеленоглазка, то ли хитрая Сельма, то ли травница из домика у развилки...
