- Что, боярин, - молвил он Ивану Шереметеву, - придется нам вдосталь кровавого пота утереть? Чай, теперь казанцы осердились и крепко свой город защищать будут.
Поделом им, клятвопреступникам! Много уже раз я миловал их народ разбойничий, теперь уж не буду им пощады давать.
Доблестный боярин Шереметев, весело улыбаясь, отвечал молодому царю:
- И давно бы пора, благоверный государь, с лица земли стереть орду казанскую.
Теперь как раз самое время настало - ослабела Казань и духом упала. Навряд ли и крымский хан ей подмогу пошлет.
Нахмурил брови царь Иоанн Васильевич, услышав последние слова своего воеводы.
- Не говори опрометчиво, боярин. Крымский хан лукав и злобен. Только и ждет он случая, чтобы нахлынуть на землю русскую с ордою своею. Да если теперь он на нас войной пойдет, плохо ему будет…
Выпил царь Иоанн Васильевич золотой кубок меду крепкого, опять стал то с тем, то с другим из бояр разговаривать. Кого спрашивал он о делах приказов государских, что тому боярину доверены были; кого просто о делах домашних расспрашивал.
Никого не забыл, никого не обделил молодой царь своей милостью. Много раз уже стольники и слуги, богато наряженные, обносили всех трапезующих переменами блюд лакомых; много раз уже наполнялись кубки и стопы винами заморскими; недалеко уже осталось до конца обеда царского. Взял молодой царь золотой кубок, полный мальвазии сладкой, и хотел пить за здравие своих воевод верных, своих бояр думных, как вдруг приметил, что от дверей пробирается к нему поспешно молодой сотник стрелецкий Данила Адашев. Остановился царь Иоанн Васильевич и подождал, с какою вестью к нему брат любимца его пришел.
- Царь-государь, из Путивля прислан с вестями от воеводы Айдара Волжина станичник путивльский Ивашка!
Следом за сотником царским пробрался к царю загорелый и запыленный воин; упал в ноги государю московскому и стал приказа царского ждать.
- Говори, с чем прислан? - тревожно спросил его царь.
Поднялся станичник и стал молодому царю ответ держать.
- Велел воевода Волжин тебя, государя благоверного, оповестить, что поднялся хан крымский на Русь. С великими ордами идет он от Малого Дона Северского к Путивлю…
Жгут и грабят крымцы на пути, и еще неведомо, куда повернут; должно быть, на Рязань пойдут!
Замолчал гонец и снова царю в ноги поклонился. Шепот и смятение начались за столами; грозная весть всех напугала - два врага появились, да еще с разных сторон! Шептались меж собой воеводы, пугливо переглядывались бояре; весь пир, веселый доселе, омрачился и затих. Только один молодой царь даже чела не нахмурил, даже глаз не опустил. Зоркими очами глянул он на смутившихся бояр да воевод, а потом молвил ласково гонцу от воеводы путивльского:
- Спасибо тебе, добрый молодец, что наказ воеводский исправно выполнил. Налейте ему вина в стопку серебряную и подайте. А ты, добрый молодец, ту стопку себе возьми за службу свою верную!
Велик был почет для простого гонца-станичника получить дар со стола царского!
Много поклонов земных отбил гонец, и когда выпил он вина заморского и стопку пожалованную за пазуху спрятал, сияло лицо его загорелое великою радостью.
Одарив гонца, устремил молодой царь светлый бестрепетный взор на смущенных бояр да воевод и громко сказал им:
- Чего вы трепещете?! Шли же мы на татар с дружинами, а теперь на других пойдем…
Полков да снаряду огнестрельного у нас вдоволь; когда крымцев усмирим да назад прогоним, тогда по-прежнему на Казань пойдем! Господь поможет воинству православному! Чай, не в первый раз схватываться дружинам московским с ордами крымскими… Бывало, что хан крымский нежданно налетал, когда мы к бою не готовы были; т огда разорял он города русские, пол'он великий брал, под самую Москву подступал… А теперь не та пора вышла: полки у нас готовы, воеводы на местах, есть пушкари иноземные, пороху да пушек без числа… Прогоним хана, воеводы, а там на Казань нагрянем!
Ободрились бояре да воеводы, стали веселее глядеть, и отвагою засверкали очи их.
Первый отозвался на речь царя молодого князь Воротынский:
- Вестимо, царь-государь, нечего голову терять! Если встретить хана крымского поскорее, то и труда не будет отбить его и вспять прогнать. Крымцы охочи только беззащитные города сжигать да деревни с селами грабить… Благо, весть пришла вовремя!
Ласково кивнул царь храброму воеводе.
- Исполать тебе, князь Василий! Чует сердце мое, что отойдет хан крымский с великим уроном и с позором великим на этот раз из земли русской…
Устремил молодой царь очи свои на киот с образами, что стоял в переднем углу хором, перекрестился благочестиво и сказал голосом потрясенным:
- Мы хана крымского не трогали; ежели захотел он веру христианскую погубить, тогда грудью станем за нее и за край родной!.. Есть Бог над землей русской, и тот Бог за нас!
Одушевились все бояре да воеводы, видя твердость и мужество молодого царя.
Отовсюду послышались голоса громкие:
- Веди нас, государь благоверный, на казанцев-разбойников! Сложим мы за тебя головы!
- Всех до одного веди, царь-батюшка!
- И старые, и молодые пойдем за тобою!
С радостью слушал царь Иоанн Васильевич эти клики громкие и убеждался он, что победит несметные орды крымские, что покорит Казань мятежную.
Продолжался пир царский; опять заходили по столам кубки, полные вина заморского, опять стали веселиться трапезующие. И молодой царь по-прежнему лицом светел был, по-прежнему ликовал со своими приближенными. Но в глубине души владыки молодого таилась тревога великая: взял он на себя подвиг трудный, решился на дело страшное, от коего зависели счастье и покой всей земли русской. Приходилось ему бороться с врагом могучим и грозным; с давних времен терзал тот враг Русь Православную, и не могли с ним справиться ни дед, ни отец царя Иоанна Васильевича. Поневоле сомнение жуткое проникло в душу царя молодого… Благословит ли Господь оружие его? Оградит ли Бог землю русскую от напасти великой?..
Предаваясь тайком размышлениям скорбным, внезапно увидел молодой царь перед собой взором своим духовным кроткий лик и сияющие очи своего духовника, наставника ближнего, старца Сильвестра… Был тот лик старческий радостен и словно ободрял молодого владыку на подвиг трудный… Среди шума пиршественного почудились царю Иоанну Васильевичу вещие слова, произнесенные голосом знакомым, голосом старого священника: “Начинай, благоверный царь, великий подвиг ратный! За тебя Господь и Пресвятая Богородица, и все Воинство Небесное Ангельское! Дерзай на битву с врагом могучим, благословляет Бог твое оружие”.
Так ясно послышались царю эти слова, что даже оглянулся он, ища очами, не здесь ли старый наставник его, не он ли произнес речь утешительную. Но не было около него старца Сильвестра, и принял благочестивый царь видение свое как предзнаменование доброе. Еще светлее стал лик его, еще большею надеждою засияли его очи отважные.
Скоро кончился пир прощальный в селе Коломенском. Отдохнув после обеда, сел молодой царь Иоанн Васильевич на коня ратного и во главе дружины своей царской направился к старому верному городу Коломне, где ждали его воеводы - князья Щенятев, Курбский, Турунтай-Пронский, Хилков и другой Воротынский. Весело шли дружинники, били в бубны, в трубы играли и похвалялись одним ударом смять несметные орды крымские. Бодро следовал во главе полков своих молодой царь, веря предзнаменованию счастливому, надеясь на победу над врагами исконными.
Озаботился молодой царь и в Москву послать гонца с вестью о походе новом.
Посылал он грамотку особую дорогой супруге царице Анастасии Романовне, где просил ее не печалиться, ждать терпеливо без боязни да молиться Богу об удаче и победе воинов православных. Еще особую грамотку посылал он доброму старцу Сильвестру, извещал его о видении своем, о том, что снизошли на него бодрость и доблесть и что надеется с помощью Божиею победить врага грозного. И просил царь старца Сильвестра не оставить его молитвами святыми.
Двадцать первого июня царь Иоанн Васильевич с полками своими в Коломне наконец получил весть, что крымские орды появились около Тулы. Поспешили туда с дружинами своими князья-воеводы Щенятев, Хилков да Воротынский; но не дойдя до города, услышали они, что крымцев немного было и что они бежали, прослышав о войске царском. Назад пошли воеводы, не разведав хорошенько, где главная сила татарская.
А через два дня, июня двадцать третьего, когда царь Иоанн Васильевич за обеденной трапезой сидел, прискакал гонец от воеводы-наместника тульского, князя Григория Темкина. В грамотке, с гонцом присланной, писал князь Темкин молодому царю: “Крымский хан здесь, подступает к стенам тульским; а при хане много пушек, и есть в ордах его дружина янычар турецких султанских”.
