Тотчас же выступила из Коломны царская дружина, а главная рать получила приказ царский через Оку-реку переправляться. Молодой царь Иоанн Васильевич отслушал молебен в коломенской церкви Успенской, принял благословение от епископа Коломенского Феодосия и, времени не теряя, надел доспехи бранные и выехал из города к полкам своим.
Летописцы говорят в один голос, что никогда еще русское воинство с такою охотою на бой не шло; по их подлинным словам, войско “шло на битву, как на потеху”.
Многочисленно было царское войско: числились в нем и дворяне, и жильцы - лучшие отборные воины, и дети боярские, и новгородская дружина, и прочие дружины из городов да областей северных.
Когда прибыл царь Иоанн Васильевич с полками своими к городу Кашире и на минутный роздых остановился, пришла к нему весть добрая. Только что царь на мягкий персидский ковер прилег, только что походную чару вина выпил, - привели к нему опять гонца от наместника тульского, от князя Григория Темкина. Был гонец измучен, пятна крови виднелись на его кольчуге, а поверх пятен лежала пыль дорожная от пути дальнего. Поклонился гонец царю в ноги и на приказ царский стал добрые вести рассказывать:
- Вчера, царь благоверный, ранним утром приступил хан крымский к Туле. Обилен был у него снаряд огнестрельный и пушкари добрые с собою приведены были.
Поставил хан пушки против ворот Воскресенских, против башни Спасской, против башни Симеоновской и стал палить ядрами калеными. Зашипели ядра, задымились, стали через стены перелетать, кровли рушить, дома зажигать. Разом пожар открылся во многих местах. Но по благости Божией не было робости ни в ком из тульчан.
Стали мы огонь тушить, стали мы со стен нехристей отбивать, и послал нам Господь удачу. Первый налет татарский мы отбили, а потом приступили татары, и думали мы, что наутро они на большой приступ пойдут. Только проведал хан про поход твоих дружин царских и в ночь отвел полки свои от Тулы. На заре мы только последние ряды орды татарской видели - бежать они торопились. Тогда послал князь Григорий в погоню за ними, и многих тут посекли. Убили тульчане много воинов татарских, а меж ними и шурина ханского князя Камбирдея. Через малое время пришли к нам на помогу твои воеводы царские, Щенятев князь да Курбский князь, и стало войско их на том самом месте, где ночью разбиты были шатры ханские. Послал меня князь Григорий Темкин поведать тебе, царь благоверный, о той удаче.
Возликовал царь Иоанн Васильевич, щедро гонца деньгами наградил и уже не стал спешить под Тулу, доехал до Каширы и в том городе ночевать остался.
С вечера до глубокой ночи, обливаясь слезами светлыми, молился молодой царь: благодарил он Господа за первую удачу, просил и еще благословить оружие воинства русского. Когда же окончил царь долгую молитву свою, лег он на ложе походное и таким сладким сном заснул, как будто был еще дитятею. В грезе сонной привиделась ему молодая супруга царица Анастасия Романовна, веселая и радостная; говорила она ему устами нежными, что послал ей Бог наследника престолу Российскому.
Привиделся молодому царю снова и старец Сильвестр; благословлял его старый священник и на новые подвиги ободрял…
Ранним утром проснулся царь с легким сердцем и с душою спокойною. Только успел он глаза открыть, как предстал перед ним стольник двора царского и оповестил, что новый гонец от воевод прислан. Поспешно встал царь, оделся, помолился перед иконами и велел гонца позвать.
Еще более радостные вести привез сегодняшний гонец:
- Царь-государь, прислан я от воевод твоей рати передовой, от князей Щенятева да Курбского. Пошли воеводы вчера из-под Тулы на розыски и повстречали они великую силу татар крымских, числом более трех десятков тысяч. Видно, не знали те крымцы, что бежал хан их от стен тульских; грабили они и жгли села да деревни и полон собирали. Было у твоих воевод царских силы вполовину менее. Все же ударили они на татар и разбили их наголову. В той битве жестокой сильно поранен был молодой воевода князь Андрей Курбский. Врезался он с дружиной передовой в самую гущу орды татарской, совсем смял и устрашил нехристей и начало победе нашей положил. Только вынесли из битвы князя Андрея, сильно уязвленного мечами татарскими: вся иссечена у него голова, и плечо глубоко прорублено. Далее еще велели воеводы оповестить твое царское величество, что нещадно гнали они татар поганых до самых берегов Шевроны-реки, встретили и новые орды ханские, и их одним налетом разбили. Хан крымский даже татар своих бросил, на коня степного сел и в крымскую сторону с немногими мурзами погнал. Наши легкие дружины конные доселе еще в погоне за татарами. Хан весь свой обоз бросил, пушки оставил, одних верблюдов порезать велел, других живьем на добычу нам покинул.
Не удивился царь Иоанн Васильевич вести счастливой: еще со вчерашнего дня неведомое предчувствие говорило ему, что ждет его удача великая в деле бранном.
Велел он повернуть полки свои назад в Коломну, одному из бояр ближних - свезти князю Андрею Курбскому, молодому витязю, царскую милость и награду - большую гривну золотую.
Через день прибыл царь Иоанн Васильевич в Коломну; стали туда понемногу стекаться и полки царские. Встретил царя епископ Феодосий с духовенством, с первой победой великой поздравил вождя царственного. Помолился молодой царь в церкви Успенской, вознес хвалу Господу за удачу свою и опять занялся делами казанскими.
Но не забыл он и о Москве: послал к царице-супруге, к брату князю Юрию Васильевичу, к митрополиту Макарию особого гонца, окольничего Яковлева Семена Васильевича, с доброю вестью о победе над крымцами. Кроме того, велел молодой царь свезти в столицу земли русской всю добычу победы великой: многие пушки крымские, верблюдов, чудищ безобразных и густые толпы пленных крымцев. К воеводам свияжским послал царь с вестью о победе Федора Черемисинова.
Настало первое июля. К этому дню возвратились все воеводы с тульского дела и царю поведали, что хан до того испугался и духом пал, что в бегстве своем за день верст по семидесяти летел, коней загонял до издыхания.
Принимал царь воевод своих храбрых в хоромах наместника коломенского; был тут же епископ Феодосий, игумены монастырей коломенских и ближние бояре царские.
Улыбался царь весело, слушая рассказ о бегстве ханском из уст князя Василия Воротынского, который по летам старшим был и с царем от лица всех воевод говорил.
- Спасибо вам, воеводы доблестные! - воскликнул царь Иоанн Васильевич в великой радости. - От одной беды избавили вы Русь Православную, теперь нужно другую напасть избыть…
Хотел молодой царь повести речь о походе казанском, да вдруг вспомнил о князе Андрее Курбском:
- А что князь Андрей? Тяжки ли язвы его? Скоро ли он встанет?
По душе пришлась всем воеводам и боярам забота царя о витязе молодом.
- Не печалься о нем, царь-батюшка, - ответил князь Воротынский. - Богатырь телом и душой князь Андрей. Теперь еще его жар палит и сил у него немного; но сказал лекарь-немчин, что дня через три встанет князь и на коня сядет.
Перешел тогда молодой царь опять к делам казанским:
- Утерли вы, воеводы, вдосталь поту кровавого на поле бранном, а еще скоро придется вам и воинам храбрым кровь пролить под стенами казанскими. Время не терпит, надо скорее в поход выступать.
При этих словах царских нахмурилось чело у воевод и бояр, потупили они глаза в землю и ни словечка царю не ответили.
В то время не любили ратные люди походов неустанных и трудов непрерывных. Тяжелы были обозы в полках русских, медлительны были откормленные сытые кони; по целым месяцам шли, бывало, полки по худым дорогам, и более, чем от врагов, терпели ратные люди от пути дальнего. Молчали и хмурились бояре…
- Идем на Казань немедля! - говорил далее царь Иоанн Васильевич. - Ждать больше нечего, полки в сборе, мечи наши уже попробовали крови татарской. Завтра в поход, воеводы! А пойдем мы на Казань таким порядком: моя дружина царская, да полк левой руки, да запасной полк пойдут со мною ко Владимиру и Мурому; а другие полки с воеводами главными пусть идут на Рязань да Мещеру. За Алатырем вся рать наша сойдется, оттуда на казанцев и грянем.
Еще более приуныли бояре да воеводы. Приметил царь молодой их смущение и недовольство, и у него на челе грозные складки появились, обвел он своих соратников властным взором.
- Вижу я на лицах ваших, бояре да воеводы, словно скорбь да гнев. Или не хотите вы повиноваться царю своему исконному? Иль робость малодушная закралась в сердца ваши?
Молчали бояре, поглядывая на грозный лик царский; никто не дерзал ответ держать.
Наконец выступил вперед старейший воевода, доблестный князь Василий Воротынский:
- Не на нас гневись, царь-батюшка. Мы за тебя да за Русь Православную хоть сейчас все до единого головы сложим. А смутились мы потому, что ратные люди роптать стали; много уже месяцев, как они на службе, и в последней битве с крымцами потрудились они сверх сил. Ропщут, царь-батюшка, дети боярские, ропщут новгородцы - отдыха хотят. Когда полки наши сюда направлялись, дошла до них весть, что хочет царь тотчас же на Казань идти. Тогда уже запечалились, зароптали воины; тогда уже ко мне прислали они выборных своих - что-де молят они царя-батюшку им роздых дать, что больше недели гнались они за крымцами и мечей в ножны не вкладывали. В твоем гневе, царь-государь, Господь волен, а я не дерзнул скрыть от тебя ропота людей ратных.
