Молчали бояре, поглядывая на грозный лик царский; никто не дерзал ответ держать.
Наконец выступил вперед старейший воевода, доблестный князь Василий Воротынский:
- Не на нас гневись, царь-батюшка. Мы за тебя да за Русь Православную хоть сейчас все до единого головы сложим. А смутились мы потому, что ратные люди роптать стали; много уже месяцев, как они на службе, и в последней битве с крымцами потрудились они сверх сил. Ропщут, царь-батюшка, дети боярские, ропщут новгородцы - отдыха хотят. Когда полки наши сюда направлялись, дошла до них весть, что хочет царь тотчас же на Казань идти. Тогда уже запечалились, зароптали воины; тогда уже ко мне прислали они выборных своих - что-де молят они царя-батюшку им роздых дать, что больше недели гнались они за крымцами и мечей в ножны не вкладывали. В твоем гневе, царь-государь, Господь волен, а я не дерзнул скрыть от тебя ропота людей ратных.
Сперва гневом запылал молодой царь, а потом глубокою печалью объят был.
Отвернулся он от воевод и бояр, закрыл лицо руками и скорбным думам предался: “Ужели не свершу я подвига великого, не покорю Казань мятежную?! Ужели покинул меня Господь среди моих трудов государских? Ежели не поспеем вовремя к Казани, придут к ней на помогу орды астраханские да орды ногайские, а тогда, пожалуй, и не взять города крепкого, многолюдной ратью обороненного… Помоги мне, Господи, в этот час трудный, пошли мне силу и мудрость! Помолись обо мне, отец Сильвестр, в Москве далекой!”.
Недолго пробыл молодой царь в смущении да унынии; умом быстрым и мудрым скоро нашел он, как побудить воинов русских на новый подвиг ратный. Повернулся царь опять к боярам и голосом недрогнувшим, покойным молвил:
- Пусть позовут ко мне тех выборных от всех полков моих; хочу я сам с ними говорить.
Забегали, засуетились бояре, и скоро вошли в палату к царю ратные люди выборные.
Были они хмуры и бледны; смешивались во взорах их и боязнь, и упрямство настойчивое. Пали они все в ноги царю, и полились жалобы нескончаемые, раздались мольбы плачевные об отдыхе от трудов бранных. Молча выслушал их молодой царь, молча, движением руки, велел им встать, потом сам со своего места поднялся, на иконы святые перекрестился и стал речь держать кротко и милостиво:
- Верю я вам, воины мои доблестные, что истомились вы в трудах непосильных. Жаль мне вас всей душою, слуги мои верные! Не стану я вам перечить, не стану силою на службе держать… Только знаю я, что есть среди людей ратных и такие, которые не убоятся трудов дальнейших, найдут в сердцах своих силу и мужество. С ними и пойду я на Казань мятежную! Оповестите же, люди выборные, по всем полкам моим, что царь Иоанн клич кличет, зовет к себе витязей храбрых, неутомимых, коим счастье земли русской дорого. Никого я не неволю, а кто со мною охотою пойдет, на тех изольются мои милости великие; будут они мне любезны, как дети, и все я с ними разделю! Остальные же не нужны мне, пускай идут по домам своим; не дорожу я слугами малодушными!
Кончил царь пылкую речь свою и махнул рукой людям выборным, чтобы они уходили.
Но не двинулись те с места: до самого сердца их проникла речь царя молодого…
Еще несколько мгновений простояла их толпа в смущении и нерешительности, а потом в один голос воскликнули все люди выборные:
- Прости нас, государь великий! Пойдем мы, куда повелишь! Слово тебе даем и за себя, и за товарищей наших. Не оставь и нас своею царской милостью!
Радостно шевельнулось сердце царское при виде их готовности, и взором гордым, торжествующим обвел он своих бояр да воевод. Велел затем молодой царь оделить выборных людей деньгами, а во все полки послать угощение из обоза царского - вина крепкого да пирогов белых.
Веселье царило в этот вечер в стане царском. Каждый воин рядовой слышал про милостивые слова молодого царя, каждый пылал отвагою; все позабыли трудности похода и боя недавнего.
Третьего июля вся великая рать государева начала второй поход трудный, начала его с великим усердием, с охотою и радостью. Никогда еще дружины русские, кроме давних времен Святославовых, не двигались так быстро и неустанно. Все способствовало скорому ходу рати мужественной, все согласовалось с волей молодого царя. Перед отъездом царь Иоанн Васильевич со слезами благочестивыми помолился перед святою иконою Божией Матери: та святыня была еще с его предком славным, князем московским Димитрием Донским, во время кровавой битвы, именуемой в летописях Мамаевым побоищем; стояла она в коломенском храме Успенском…
Летописцы, передавшие потомству повествование о походе казанском, описывают его кратко, потому что ничто не преграждало пути царю, ничто не останавливало его стремления доблестного, и весь поход был для царственного вождя рати русской одною удачею.
На пути, по словам летописца, царь с умилением лобызал гроб древнего героя России Александра Невского и почтил память святых муромских угодников: князя Петра и княгини Февронии. Во Владимире донесли ему из Свияжска, что болезнь там прекратилась, что войско одушевлено ревностью; что князья Микулинский, Серебряный и боярин Данила Романович ходили на мятежников горной стороны, смирили многих и новой клятвою обязали быть верными подданными России. В Муроме уведомили государя из Москвы, что супруга его тверда и спокойна надеждою на Провидение; что духовенство и народ непрестанно молят Всевышнего о здравии царя и воинства. Митрополит писал к Иоанну с ласкою друга и с ревностью церковного учителя: “Будь чист и целомудрен, смиряйся в славе и бодрствуй в печали.
Добродетели царя спасительны для царства”. И государь, и воеводы читали сию грамоту с любовью. “Благодарим тебя, - ответствовал Иоанн митрополиту, - за пастырское учение, вписанное у меня в сердце. Помогай нам всегда наставлением и молитвою. Идем далее. Да сподобит нас Господь возвратиться с миром для христиан” .
От Мурома так же быстро двинулась царская рать, как и шла к нему. Царь Иоанн Васильевич как воевода опытный, несмотря на годы юные, в дружинах своих порядок наводил: велел он расписать детей боярских по сотням и над каждой сотнею поставил н'абольшего, того, кто родом знатнее был; от Мурома же отпустил царь Шиг-Алея - бывшего царя казанского - на судах с князем Петром Булгаковым и стрельцами к Казани. Послал также царь дружину Яртоульную - передовую легкую, - чтобы она мосты навела для рати главной. Двадцатого июля царь Иоанн Васильевич переправился через Оку-реку, а потом далее двинулся с тою же неутомимостью.
Пришли тут к царю московскому князья касимовские со своими татарами, пришел князь Темниковский со своею мордвой.
Четвертого августа, по замыслу государеву, соединилась его рать с другими полками русскими: с князьями воеводами Мстиславским, Щенятевым, Курбским и Хилковым. Вдвое увеличилась рать царя Иоанна Васильевича, пошла она к Казани мятежной густыми лесами дремучими, по берегам рек глубоких и не терпела недостачи в пище. Древний летописец сказывал: “И таковое многое воинство всюду, будто Богом уготованную, пищу обретало на поле, ибо всяких съедобных растений довольно было; из животных же лоси как по собственной воле на заклание приходили; к рекам же множество птиц прилетало и во всех полках на землю падало, будто сами даваясь в руки… Когда же пришел пост, в те дни не видели ни птиц, ни лосей… Черемисы же и мордва все потребное приносили, хлеб, и мед, и мясо, одни дарованием, иные же продавали, и мосты делали”.
Одиннадцатого августа встретили царя воеводы свияжские: князь Александр Горбатый, князь Семен Микулинский да князь Петр Серебряный-Оболенский; были с ними дети боярские, казаки, черемисы и чуваши. Тринадцатого августа прибыла царская рать в новый город Свияжск; встретили царя князь Петр Шуйский да боярин Заполоцкий с дружиною, духовенство вышло с крестами и иконами навстречу царю.
Осмотрел государь острог свияжский, его башни, стены и рвы; объехал весь город новый - и великое спасибо сказал старшему воеводе свияжскому, князю Семену Микулинскому:
- Видно, что ты, князь Семен, не терял времени даром. Изрядно у тебя стены укреплены, да и запасу хлебного и всякого иного вдоволь. Верно служишь ты, князь Семен, царю своему.
Доблестный воевода князь Микулинский сильно обрадован был похвалою царской. И не напрасна была та похвала: князь Микулинский да князь Андрей Курбский из всех воевод русских самые удалые и самые удачливые были. Во время осады казанской еще много они себе славы добыли. В пояс поклонился князь Семен царю и сказал:
- Не по заслугам хвалишь ты меня, царь-батюшка. Нехитрое дело город укрепить, а вот Казань взять труднее будет. Не надобно только времени терять - поскорее бы на татар нагрянуть. Там послужим мы тебе верой и правдой…
Глянул царь на храброго воеводу ласково:
