искупить ярмарочную провинность. Оно вряд ли попадет в чужие руки, но все же…
Не заснула, пока не повидала Ваньку, отправленного спать на конюшенном сеновале. Во время экзекуции Еремей велел ему не орать, поэтому бедный парнишка послушно кусал рукав старого зипуна. Я не представляла, что на одной зареванной мордашке может быть такой букет страдания и радости, и поняла, что поступила правильно.
Прочла Лизоньке две сказки, но до конца не успокоилась. Спала плохо, а разбужена была рано.
— Ох, барыня, в Егорово беда приключилась.
Еще не примчавшись в Егорово, я уже знала, что произошло. Управитель Степан был и плутом, и выжигой, но не дураком, поэтому посланный им гонец прибыл с подробным отчетом.
— Павловна, короб с чаями! — только и успела крикнуть я, пока к крыльцу подавали коляску. И как только с тем коробом устроилась на набитом конским волосом кожаном диванчике, крикнула: — Погоняй, Ерема!
И ругать себя впору, что упустила, и вроде не за что — не может нормальный человек такое предвидеть. У него мозги в ту сторону не повернутся.
«Бьет — значит любит. Сильно бьет — сильно любит», — с печальной улыбкой когда-то давно рассказывал Миша об очередном уголовном деле — семейном преступлении, случившемся потому, что жертва уж слишком долго терпела. Я спорила, не верила — неужто такое возможно? Увы, жизнь еще тогда показала, что бывает и не такое. После сегодняшнего же доказательства и вовсе слов нет.
Ласкайка сбежал. При помощи одной из баб, вдовушки, которую он прежде и стегал не раз, и обласкивал. А ей, как оказалось, нравилось. И нравился сам усадебный экзекутор. Пока я его судила, эта несчастная Дуняша помалкивала. И не заступалась, когда Ласкайку водили на тяжелые работы, подгоняя его же плеткой.
Ночевал мерзавец за двумя засовами, связанный, на цепи, как пес повышенной опасности. А вот надзирал за ним, вопреки моему строгому наказу насчет двух охранников, один общеусадебный сторож, у которого много разных дел, например — поспать.
Дуняша пробралась к Ласкайке мимо спящего старика без особого труда. Развязала негодяю руки, отстегнула ошейник. Душегуб ее тотчас же «отблагодарил» — связал своим же вервием, заткнул рот поганым тряпьем, посадил на цепь. Ну ладно, хоть маньяк оказался не самой высшей пробы — Миша рассказывал про таких персонажей, что в знак благодарности убили бы. Как венец загадочной любви.
Дальше гаду этому было только в бега. Но захотелось мести. Вспомнил, для чего был прислан сюда Алексейка, разрушитель его специфического сексуального рая. Решил отомстить комплексно, пробрался в заводское здание, бывшее под общей охраной, приволок сухого сена, разбросал, поджег изнутри. А снаружи, у стен, — смолу со щепой. Горе горькое — уже неделю стояло на месяц почти запоздавшее бабье лето, поэтому все было сухим, от доски до стружки.
Сторож увидел-учуял пожар почти сразу. Но в одиночку уже ничего не мог сделать, только бить в колокол, поднимать всех спавших в усадьбе, звать из деревни.
Алексейка примчался одним из первых. Сразу понял, что корпус не отстоять, надо вытаскивать машины. К счастью, три из них, прибывшие совсем недавно, пока что стояли на катках.
Распоряжался, по рассказам свидетелей, грамотно, умней не придумать. Сперва, пока припекало терпимо, вытащили две машины, что были на платформах. Потом, когда припекло нестерпимо, буксировали на канатах те, что катились. Две таким манером вытянули успешно. С третьей соскочила петля. Да и черт бы с ней, с железкой!
Нет, Алексейка кинулся в огненную завесу. Хотел, наверное, доказать, что отныне барское добро ему дороже жизни. Или вошел в боевой азарт, когда себя не щадят — лишь бы сделать, что задумал. Идиот молодой, прости господи!
Вроде даже петлю там, куда надо, сызнова накинул и на выход ринулся. И тут обрушилась кровля…
— Жив он, Эмма Марковна, вытащили, — передал посланец. — Только обгорел порядком.
— Еще пострадавшие есть? — У меня и руки, и мозги тряслись от злости на поджигателя и на себя саму — сразу надо было в колодки сволочугу и на съезжую, пусть бы сидел в яме до рекрутского осеннего набора. Нет, понадобилось мне играться в показную справедливость. Дура!
— Многие пожглись, да то по мелочи, кто руку, кто спину, у кого борода обгорела, — печально доложил Степан по приезде. И потрогал то, что осталось от его собственных еще вчера пушистых бакенбардов, которые он отращивал по барской моде.
— Самовар ставить! — распорядилась я. — И на леднике место освободить. Короб с чаями распаковать, из того мешочка, где зеленая тесемка, заваривать в средний горшок по три столовых ложки, чтоб крепкий-крепкий, и сразу на лед, охлаждаться. Если сухая ромашка есть — можно добавить при заваривании. А мне склянку с порошком из того же короба — бегом!
С чаем и ожогами судьба столкнула меня трижды. Два раза это была трагедия, один — мелкая неприятность. Но средство оказалось настолько хорошо, что теперь я вспомнила о нем первым делом.
Впервые крепкий холодный чай помог мне, когда я была совсем малышкой, младше Лизоньки. В полтора года бегала вокруг стола в старом доме бабушки и дедушки, а поскольку была зима, чуть в сторонке в уголке работала электрическая плитка — ее использовали в качестве обогревателя. Вот на эту плитку я и упала обеими ладонями. Споткнулся ребенок, бывает. Сняли меня с плитки через долю секунды, но кожа с детских ладошек на раскаленном металле так и осталась.
Я очень смутно помню этот момент, вспышками. Но миску с коричневой водой, в которую мои несчастные руки сунули почти сразу, запомнила навсегда. Потому что боль, по детским ощущениям, прошла почти мгновенно.
Дальше знаю уже из рассказов родных, что примочки из крепкой холодной заварки буквально спасли мне ладони. Ни следа, ни шрама. Остались одни только шутки в пору моды на хиромантию — мои лапы можно не смотреть, я свою судьбу все одно на плитке спалила.
Потом были отпуска на море и солнечные ожоги, которые тоже великолепно ликвидировались вымоченной в крепком чае марлечкой.
А потом случился восемьдесят девятый, страшная авария на железной дороге возле города Уфа. Два встречных поезда попали в облако взорвавшегося легковоспламеняемого газа. На трубопроводе там что-то произошло, вот и вытек.
Уж не помню, молчали об этом в новостях или самые смелые перестроечные газеты поведали. Но моя близкая подруга, врач ожогового центра, была в числе тех, кто поехал на место аварии, чтобы оказывать самую срочную помощь.
Она и рассказала, что очень многим обгоревшим людям тогда буквально спасли жизнь при помощи зеленого чая, истолченного в мелкий порошок. Этим порошком обильно посыпали ожоги прямо в больницах.
В чае содержатся танины, и он обладает противовоспалительным, кровоостанавливающим, антибактериальным действием — его можно использовать для лечения повреждений покровных тканей. Даже гнойные раны крепким чаем промывают не без пользы. И свежие порезы — дубильное свойство отвара действует похоже на раствор перекиси водорода. Обеззараживает и останавливает кровь.
А для ожогов вообще в нынешнее время лучше средства не придумать.
Мне когда в макарьевской лавке попался не черный чай, а зеленый — закупилась с лихвой. И попросила часть листьев смолоть на ручной мельнице — как почуяла, что пригодится. Конечно, и черный сгодился бы, но зеленый лучше.
Очень надеюсь, что чаек поможет. Страшно подумать, насколько сильно обгорел молодой дурень. Сдалась ему та машина! Все понимаю, хотел доказать, реабилитироваться… а вышло как вышло.
Теперь толку ругаться. Спасать надо.
Слава всем богам, в усадьбе больше ничего из строений не пострадало. Перед тем как действовать на основном объекте, Алексейка успел распорядиться, чтобы бабы черпали воду, поливали соседние сараи. Поэтому Егорово встретило меня лишь обгорелым остовом несостоявшейся фабрики а не сплошным пепелищем. Лил унылый тусклый дождик, которого так не хватало прошлой ночью. Все было серым и унылым, как мое настроение.
Я быстро распорядилась поставить спасенные машины на доски и укрыть. Потом решу, как дальше. Всем невзгодам назло будет у меня свое полотно.
Подумала так, сама себе грустно усмехнулась и пошла к Алексейке. Степан-управитель, памятуя, как этот работник ценен для меня, велел отнести его в усадьбу и положить в барской гостевой комнате.
