Говоря о высокой инстанции, для усиления эффекта, Ахмеров посмотрел наверх, где в полумраке терялся потолок кабинки. Булгаков тоже посмотрел на потолок и тут же опустил взгляд на Фарида Алимжановича.
- Фарид Алимжанович, - Булгаков впервые назвал своего собеседника, - вы в своем уме?
- Я понимаю, что выгляжу сумасшедшим, но прошу вас, дослушайте до конца. А еще лучше – ознакомьтесь с рукописью.
И Ахмеров достал из своей сумки злосчастную рукопись, заранее распечатанную на принтере.
Булгаков с большим недоверием, не скрываемым даже мягким полумраком кабинки и удивлением качеству бумаги и печати, едва доступным в нынешней Москве, даже на самом высоком уровне, взял в руки тонкую пачку. Надев очки с круглыми стеклами, он подвинул рукопись ближе к лампе стоящей на столе и приступил к чтению, не найдя в себе сил отказать, поддавшись напору Фарида Алимжановича.
Тем временем принесли кофе и тарелочки с пирожным и печеньем. И пока Михаил Афанасиевич читал, Ахмеров решил отведать произведения кулинарного искусства.
Произведения ему понравились. Да и кофе был выше похвал. Тем более, Ахмеров готовясь к встрече с Булгаковым, не успел толком позавтракать. Булгаков читал быстро, одновременно прихлебывая горячий кофе. Ахмеров согревшись и перекусив, достал сигареты и зажигалку и с удовольствием закурил, тем более пепельница на столе была.
Ведь если на столе в ресторане или кафе стоит пепельница – курить можно. Мельком взглянув на пачку сигарет и газовую зажигалку, которые достал Ахмеров, Михаил Афанасиевич опять удивился, но продолжил читать. Закончив, он, посидел секунд сорок молча, а потом решил высказаться.
- Извините, если, что то в моем вопросе будет не так, но, Фарид Алимжанович, вы в гвардии служили?
- Дивизия, в которой я проходил действительную военную службу, была гвардейской, но часть, в которой я непосредственно служил, была не гвардейской.
- А в какой части вы служили?
- В 1076-ом зенитно-ракетном полку. В 27-ой гвардейской мотострелковой дивизии.
- Зенитно-ракетном? Это еще что такое?
- Извините, Михаил Афанасиевич, а вы действительно не догадались, что все, что написано в этом «опусе» - правда. И я, тот самый перемещенный во времени. То, что я вам сейчас скажу, является важной государственной тайной. В нее посвящено ограниченное количество людей в СССР. И вы теперь входите в их круг.
- Какой круг, чего вы несете? Какие перенесенные?
- Спокойнее, Михаил Афанасиевич. Посмотрите, пожалуйста, сюда. – Ахмеров протянул Булгакову свой смартфон, на котором были виды города Ташкента, ночной Ташкент во всей красе иллюминации, люди в летних одеждах необычайного для 1939 года покроя.
Потом, когда Михаил Афанасиевич увлеченно стал рассматривать красивые цветные, движущиеся изображения, Фарид Алимжанович парой манипуляций открыл на экране фрагмент из фильма «Мастер и Маргарита». Потом был фрагмент из «Собачьего сердца». Ахмерову даже стало жалко Булгакова. Он очень переживал, глядя на «чудеса враждебной техники».
- Теперь вы поверили? Мы из 2016 года. Поэтому, я вам и сказал, что Елена Сергеевна не причем. Она вас не предавала и ни кому из людей вашего времени рукопись «Мастера и Маргариты» не показывала. Михаил Афанасиевич, а вы согласитесь исправить рукопись и издать ее под своим именем? Дело ведь в чем – долго скрывать присутствие в вашем мире целой республики не получится. Когда все вскроется, поднимется скандал мирового уровня. Начнется вопль о том, что вопросы перемещения во времени – это мировое достояние. А мы им скажем – товарищ Булгаков вас предупреждал, а вы ему не поверили. Вот об этом вас просил товарищ Сталин.
Кажется, футур-шок у Булгакова прошел, он стал внимательно слушать Ахмерова и даже разглядывать его.
- Михаил Афанасиевич, что же вы меня так пристально разглядываете. Я, хоть, и не ангел, но до дьявола мне тоже далеко. Вы же во мне дырки просмотрите, кажется, так говорил ваш Милославский Бунше. Давайте я вам еще хорошую вещь скажу. Скоро все деятели культуры, которые «отдыхают» в ведомстве у товарища Берии, будут выпущены и направлены в Ташкент, на лечение и ознакомление с тем как живется в 21-м веке. Ваш знакомый – Мейерхольд, тоже входит в их число.
- Я искренне рад за Всеволода Эмильевича, - откликнулся Булгаков, - я всегда знал, что он жертва интриг и не виноват перед Советской властью.
- Не без гордости скажу вам, что я тоже поучаствовал в принятии этого решения. Но вернемся к нашим баранам. Теперь, когда вы поверили, что я не провокатор и не дьявол, а тем более не ангел, какое будет ваше положительное решение?
- Как вы все-таки странно разговариваете? И как я на это раньше не обратил внимания?
Допустим, я согласен. Но почему, все же, я?
- Михаил Афанасиевич, кого же прикажете из нынешних? Аркадия Голикова – он сильно детский писатель, Александр Казанцев – конечно фантаст, но про машину времени он не писал. Есть, конечно, писатель Александр Беляев, но он сильно болен и тоже не писал про путешествия во времени. Не Алексею Толстому же, или Фадееву с Шолоховым заказывать? Ваша кандидатура самая подходящая, вы известны на западе, не пишете пропагандистские материалы. Вас прочтут. Кроме того, извините, ваш оппозиционный «флер»…
- Хорошо, я согласен. Что дальше?
- Дальше, я предлагаю вам подписать контракт с нашим институтом. Я уже и форму приготовил, и даже паспортные данные включил в текст документа, вам осталось только подпись поставить.
Булгаков махнул рукой «эх, где наша не пропадала». Ахмеров протянул ему два экземпляра документа и шариковую ручку. Михаил Афанасиевич внимательно оглядел странный предмет для письма.
- Ох, все время забываю, что вы из 21-го века. – Произнес он и попробовал провести черточку на обороте листа документа, привыкая к новому гаджету. Черточка получилась красного цвета. Булгаков опять оторопел.
- Извините, я не хотел. – Глядя на растерянного Михаила Афанасиевича, сказал Фарид Алимжанович. - Это внук подарил мне перед отъездом ручку с разноцветными стержнями. И случайно оказался красный включен. Там стержни управляются «пимпочками» цветными, в верхней части ручки. Нажмите на тот цвет, который вам больше нравится. Кроме зеленого.
Булгаков взял себя в руки, включил синий цвет и поставил подпись в нужном месте. Один экземпляр он передал Ахмерову. Тот в свою очередь передал ему конверт.
- Что это?
- Это аванс. Пятьсот рублей, пятьдесят червонцев.
Зная, что Булгаков находится в затруднительном материальном положении, Ахмеров сразу прихватил деньги и расходный ордер.
- Вот, пожалуйста, распишитесь в расходном ордере и прописью укажите размер аванса.
Видя смущение Михаила Афанасиевича, Ахмеров, показывая на конверт, сказал:
- Михаил Афанасиевич, вы не смущайтесь. Меня как соавтора указывать не надо. Категорически. Это только навредит делу. А свой гонорар я возьму в виде премии за выполненное задание. Теперь предлагаю перейти к самому главному.
- Как, разве не это было вашим главным делом со мной?
- Нет, любезный Михаил Афанасиевич. Как вы понимаете, мы много чего знаем о вашей жизни, - стараясь говорить как можно мягче, начал Ахмеров о самом главном, - в том числе и о времени ухода. Вашего ухода, в нашей реальности. Как врач вы знаете о своих очень больных почках. Так вот, если все оставить как у нас, вы не протянете больше года, и уход ваш будет ужасен. Поэтому я предлагаю вам сразу после Первомая отправиться с группой деятелей искусства к нам, в Узбекистан. У наших врачей большой опыт лечения нефрологических больных. Бессмертия вам, конечно, не гарантируют, но даже несколько лет это совсем не мало. И, кроме того, очень хочется дочитать продолжение «Театрального романа». Заодно, посмотрите, как живут люди в 21-м веке. И Елену Сергеевну с собой захватите.
Последний аргумент, видимо, был решающим. Сильно смущаясь, Булгаков со всем согласился и спросил:
- А что дальше, Фарид Алимжанович?
