Но, взяв себя в руки, он решительно отмёл эту версию – неужели у маньчжур не было ружей? Зато появился повод для объединения усилий с казаками и приамурскими народами – внешняя угроза. Надо только всё правильно рассчитать и уяснить причины того, отчего дауры и солоны, в своё время помогали отнюдь не русским, а маньчжурам. Казалось бы, ближний враг опаснее, чем дальний – ведь цели русских и маньчжур на Амуре были одинаковые. Но они выбрали Цинов, помогая им в борьбе с русскими, хотя сами только недавно боролись против маньчжур. Надо было заставить историю сделать иной поворот. Следующей ночью были долгие переговоры с Ангарией. Принципиальное согласие на операцию от Соколова и Смирнова было получено. А ещё Сазонов узнал, что во Владиангарск пришёл целый караван поморских кочей! Родная деревня теперешнего байкальца Вигаря целиком прибыла на Ангару. Соколов обещал поспособствовать тому, чтобы теперь и на Амуре появились люди, способные достичь океана, застолбив устье Амура.
Оставалось главное – обсудить этот вопрос с Москвой.
Енисейск, зима 7146 (1638).
В начале декабря, когда на Ангаре встал крепкий лёд, из Владиангарска ушёл небольшой санный караван до московского форпоста на Енисее. Олени, запряжённые в шесть саней, нагруженных провиантом, одеялами, меховой одеждой и противоцинготными средствами, прокладывали зимник. Вёл караван, оставивший Белореченск на одного из своих заместителей, капитан Новиков. По пути следования отряда были остановки в зимовьях, что стояли по берегам реки. За коими обязаны были присматривать окрестные тунгусские поселения, пополняя запасы хвороста. К чести тунгусских старост, все зимовья были в полном порядке. Взяв хороший темп, отряд Новикова вскоре увидел высокие берега Енисея. Голова Ангарского приказа Василий Беклемишев, едва прослышав о предложении ангарского князя, тут же ухватился за эту идею. Он немедля написал два письма, одно из которых должно было уйти к царю, в Москву, а второе предназначалось для дьяков Сибирского приказа, находившихся в Казани. Дабы те озаботились снаряжением и людьми для Енисейска и Якутска. Василий Михайлович поначалу решил было самолично участвовать в сём деле, но позже, рассудив, что едва ли уместно будет ему скакать по диким местам, решение своё отменил. Тем более, что в Енисейск на следующий год должна будет добраться его семья, оставленная им в Томске из‑за плохого самочувствия супруги.
После первых переговоров, бани и небольшого застолья, Новиков, проконсультировавшись с Граулем и Карпинским, обратился к Беклемишеву:
– Мы заберём пять семей, – заявил Василий.
– Оно конечно, заберёте. Но золотишко надо бы положить за людишек‑то? – тут же засуетился один из дьяков, бывших в свите приказного головы.
– Не бойся, чиновья душонка, золото имеется, – Новиков подозвал одного из бородачей, что были с ним и тот вытащил из сумы кожаный мешочек, шмякнувшийся о поверхность стола с приятным уху металлическим лязгом, собрав на себе алчные взгляды енисейцев. Сума ангарского казака также оказалось под такими пристальными и тяжёлыми взглядами, что Павел машинально положил руку на кобуру излучателя.
– Когда уходите в обратный путь? – спросил Измайлов, поигрывая изящным ножичком, когда дьяк, забрав золото, ушёл.
– Через два‑три дня. Может статься, что к новому году успеем вернуться, – с надеждой ответил Новиков, за что тут же получил под дружеский пинок ногой от Карпинского и укоризненный взгляд Грауля.
– Как к новому году? – удивился Беклемишев. – Нешто вы почитай цельный год идти будете? Докуда же путь держать предстоит?
– Да он шуткует, Василий Михайлович, смеётся. До конца декабря воротится ко Владиангарску. Ты мне вот чего скажи, вместно ли тебе границу нашу учинять? – Грауль, пытаясь вставлять в свою речь употребляемые в этом времени слова, немного смущался.
– Об чём речь ведёшь, о восточных украйнах сибирских? – Беклемишев прищурился. – Границу мне обсуждать вместно, а рядить се токмо самодержец наш, Михаил Фёдорович, великий царь, может и никто более.
– Годится! – Павел, сгрёб со стола все, что не убрали служки, и вытащил из своего планшета перерисованную под калькой карту Сибири. – Смотри, Василий Михайлович!
Приказный голова разом изменился в лице, ноздри раздулись, а на правом глазу, казалось, задёргалось веко.
'Надо было подготовить его. Неловко получается' – уныло подумал Грауль. Карпинский прикрыл ладонью лицо, а Новиков с некоей оторопью наблюдал за картиной. Измайлов пока ничего не понял, лишь выронил от безмерного удивления ножичек, уставившись на Михаила Васильевича немигающим взглядом.
– Откуда? – прохрипел Беклемишев, вцепившись ногтями в поверхность стола.
– Что откуда? – внимательно посмотрел на него Грауль.
– Откель чертёж земли сибирской? – царский посланник до сих пор не мог совладать с эмоциями.
'Упс' – Карпинский с надеждой взглянул на Павла. А тот спокойно объяснил:
– Михайло Васильевич, это список карты, сделанный моими географами с прежнего чертежа землицы сибирской. Передана нам нашими набольшими людьми, дабы мы с тобою решили дело о границе, да немедля. Карта верна во всём.
– Дай мне такую карту, Богом клянусь, в долгу не останусь! – воскликнул Беклемишев, глядя на Грауля.
– Мы это сможем обсудить, но рядить это может лишь наш князь, Вячеслав Сокол, – перефразировал приказного голову Павел. – Так давайте обсудим пока наши граничные дела.
Беклемишев и Грауль, в коем Василий Михайлович сразу признал старшего среди ангарцев, долго сидели с картой, водя по ней пальцами. Царский чиновник оказался на редкость мелочным и въедливым. Что характеризовало его с лучшей стороны, но для Москвы, а Грауль порядком устал от его претензий. В итоге, после многочасовых переговоров, перемежавшихся перерывами, граница была определена.
Но лишь в самой восточной её части. Начинаясь на Амуре от устья Зеи, она шла по реке к самому океану, устье самого Амура Беклемишев уступать не собирался, оставив его в общем пользовании. Он же требовал и постройки порта, а также верфей, которыми можно будет пользоваться сообща.
– А тут от Владиангарска до слияния Лены с Витимом, а от оного по Лене до Ленского острожку, до слияния с Олёкмой, а по оной до крайнего притока Зеи к низу, – уже вовсю оперировал топографией карты Беклемишев.
– Куда к низу? – подперев голову кулаком, спросил Павел. – К Амуру?
– К нему, самому, а там и до окияна рукой подать.
– Подашь там, пожалуй, – пробурчал Грауль. – Хорошо, по рукам! Очертим теперь границы и на утверждение царю отошлём?
– Истинно так! – Беклемишев на радостях даже приобнял Павла.
В принципе, Грауль ожидал от приказного головы больших аппетитов, так что, по сути, дело вышло довольно удачно. Теперь лишь высочайшие резолюции должны были подтвердить договорённости сторон, уполномоченных к переговорам по этому вопросу. Конечно, показывать карту царскому чиновнику было и глупо и опасно, но, взвесив все за и против, было принято решение пойти на этот шаг. Единственно, что позволили себе ангарцы, так это небольшая хитрость – они значительно увеличили объём достающейся Московии Сибири, а приамурские области были уменьшены, Амур стал значительно короче реального. Зато Камчатка и северо‑восточная Сибирь просто нависали огромными глыбами над Охотским морем.
"Кстати, Москвитин и его ватага должны быть вскоре на его берегах" – подумал Павел.
Казачьи отряды, выходя из Ленского и Якутского острогов, уже почти что достигали Амура. Тот же Иван Москвитин должен будет достигнуть со своими молодцами амурского лимана, но не известно, как дело тут его провернётся. А выйди ни на него в пустынном месте, да с построй острог и попробуй потом их выкурить! А если направить их организованно через Умлекан, Албазин и другие крепости, что ещё покуда не построены – это другое дело, они увидят, что присутствие на Амуре у Ангарского княжества серьёзное, а ежели сунутся супротив – то и пушки заговорить могут. Смирнов надеялся взять присутствие казаков на Амуре под свой контроль, поэтому следующую экспедицию на Амур планировал возглавить сам.
Зимний вечер в посольском доме.
Ивашка с удивлением смотрел на своего нового друга. Онфим казался ему чуть ли не боярином – одёжа справная, грамоту писчую разумеет, с ангарцами запросто языком мелет, да слова мудрёные да неизвестные иной раз в речах своих пользует. Да только у Онфима нет гордыни боярской, запросто он с ангарцами, тако же запросто и с ним, крестьянским сыном.
– Тебе в школу надо, Ивашка! – убеждал дружка ангарский отрок.
– Что за дело такое? Я отцу первый помощник, недосуг мне влекомым ученьем статься, – деловито отвечал засурец.
– Нешто на Руси школы перевелись? – усмехнулся Онфим. – Или не было оной подле дома твоего?
