Енисейск. Конец октября 7146 (1638).
Выделенное Карпинскому помещение ему решительным образом не нравилась. Ангарского посла поселили в просторную комнату, которая занимала весь второй этаж церковной пристройки, больше напоминая сельский зал для танцев, где за неуплату отключили свет. Стоящие по краям широкие лавки, два стола в конце комнаты, в целом, комната была слишком большой и слишком тёмной. Да плюс ко всему, тут в избытке водилось всякой живности, которая весело шуршала по углам, а ночью даже заползала в постель. Первые ночи Карпинский постоянно просыпался по ночам, в отличие от флегматичного Павла Грауля. В Ангарии от ползучих тварей защищали травки, собранные веничками по углам комнат, которые выращивала на своих огородах Дарья и её ученики. Первые пару дней ангарцы потратили на приведение в порядок своей новой жилплощади. Вычищали паутину из углов помещения, выметали из‑под лавок засохшие до каменного состояния ошмётки. Молодой воевода, Василий Артёмович Измайлов, когда захаживал к послам, предложил им помощь в виде нескольких тунгусских баб. Но Карпинский тут же отказался, чем немало удивил воеводу.
– Вот ещё, будут тут шурудить, потом ищи‑свищи барахла своего, – ворчал Карпинский.
– Ладно тебе бухтеть! Могли бы и прибрать, кстати до нас. Хотя, мне кажется, как раз и прибирали, только не до конца. Ты когда ночью на связь выходить будешь, не забудь упомянуть, что поморов пропустили на сей раз без стрельбы и лишнего шума.
– Если связь будет, конечно доложу, – буркнул Пётр.
Первым делом, ещё до уборки Карпинский с Граулем развернули модернизированную Радеком радиостанцию, растянув на крыше антенну, таким образом, чтобы она напоминала крест. Дабы избежать ненужных вопросов от местных. Выход на крышу был на лестнице, там на небольшой площадке в виде башенки и стояла радиостанция. В эфир выходили редко, по ночам, сигнал, к сожалению, был крайне нестабилен и связь удавалось установить не всегда.
Наступившая осень принесла с собой заметное похолодание. И хотя днём была ещё приятная погода, то ночью приходил весьма ощутимый колотун.
– Печку бы тут сложить, как у меня в доме, – мечтал Пётр перед сном.
– Теперь если только на следующий год, – ответил ему Павел, кутаясь в одеяло.
С десяток километров западнее Енисейска. Караван Ангарского приказа.
– Батя, почитай пришли! Град будет вскорости – вона, дорога идёт лесом! А за нею острог будет. Стрельцы баяли, – Ивашка зайцем скакал вокруг усталых донельзя мужиков, сводивших покорную уже всему лошадь с плота.
– Слава те Господи! Ужель всё кончится? – Отец его, Игнат Корнеев истово перекрестился.
– Токмо с Божьей помочью сей путь тяжкий осилили. Виданное ли дело! – раздались голоса других крестьян.
– Остапко, вона, едва довезли. И зачем бежать удумал, дурень! Жёнку и детишек малых оставил, а сам плетей получил сполна. Дурень и есть!
– А ить сам голова приказу, что с нами идёт, велел говорить нам, что де, там куда идём, княство великое, да для крестьянина раздолье – токмо работай с землицей усердно и более ничего не требует княже тот, – проговорил мужик в драном зипуне. Болтающийся на шнурке железный крест, заросшие брови и клочковатая борода вкупе с щербатым ртом и огромные кулачищи делали этого сурового вида крестьянина более похожим на лихого человека. Большинство переселенцев уже были осведомлены о конечном пути их движения, а волнение, которое вызвал их насильственный захват, немного поутихло. Выяснилось же, что не татары их в полон взяли, а свой, казалось бы, христианской веры воевода. Даст Бог, думали крестьяне, не обманет, воевода, будет там житьё достойное. А то наслышаны были они, бывало то в Устюге, то в низовских землях, бывало, хватали людишек на сибирское поселение. Но то, в основном девок, на выданье – а тут цельными деревеньками, такого допрежь не бывало!
Через несколько часов отдыха, в течение которого схарчили почти все остававшиеся запасы пищи, караван вновь пустился в последний переход перед зимними холодами. И вскоре на высоком берегу великой реки показались острожные стены, из‑за которых курились дымки. Даже лошади, почуяв близкое жильё, прибавили шагу, а уж у людей поистине открылось второе дыхание.
– Пресвятая Богородица, наконец‑то! – Василий Михайлович Васильевич Беклемишев, голова Ангарского приказа, снявши меховую шапку, перекрестился на виднеющийся вдали крест над воротами острога. Беклемишева встречал Измайлов, ещё у ворот, самолично пересчитывая заходивших в посад людей. Чуть позже молодой енисейский воевода, провёл Беклемишева в отведённую ему избу, тут же приказав топить баню и готовить обильный обед.
– А поморы что, Василий Михайлович? Тоже по царскому указу в Ангарское княжество на кочах шли? – спросил о проходивших по Енисею поморах Василий Артёмович.
– Какие такие кочи, в Москве о них разговору не было, – нахмурился Беклемишев.
– Десятого дня прошли. Мимо острога, к берегу не приставали, вечером шли. Значит евойные дела, князя ангарского, – пристукнул кулаком по столу Измайлов.
– Так то мне ведомо, что поморы ходят к ангарцам по Енисею‑батюшке. Обратно пойдут по весне, можно будет и пощипать их. Хотя, царь наш Михаил Фёдорович, препятствовать тому повеленья не давал. А теперь, видишь что – людей на Ангару шлёт, – наливая ковшиком из лохани ягодной вытяжки, отвечал глава ангарского приказа.
– Так они к ангарским послам не заходили.
– Стало быть, покуда не ведают о сём, – пожал плечами Беклемишев и вытер мокрые усы рукавом.
– К ангарцам когда пойдём? Они тут обретаются, в церковной пристройке, наверху, – спросил Измайлов, озабоченно поглядывая на приказного голову.
– У тебя снеди хватит, прокормить всех? Четыре с половиною сотни человек, – в свою очередь спросил Беклемишев, вставая с лавки.
– Прокормим! Да там женщины да дети во множестве, а они едят немного, – беззаботно ответил Василий Артёмович, махнув рукой. – А по весне отправим их вверх по реке.
– Ну, пошли чтоль, – покачав головой, Беклемишев взялся за ручку двери.
Во дворике, образованном зданием церкви да двухэтажной пристройкой к ней, ангарцы варили себе обед. Помимо Карпинского и Грауля, с ними находилось ещё двое – пожилой, но крепкий крестьянин Макар и обученный Иваном Микуличем современной в миру грамоте, молодой парень Онфим, внук Макара. Онфим должен был вести переписку с Москвой, ежели таковое потребуется. Макар, помимо возложенных на него обязанностей денщика, в свободное вермя весьма умело ставил силки на беляков, которых особенно много было в долинах мелких речушек, где рос густой ивняк. Вот в котле сейчас как раз и варились три разрубленные и потрошёные тушки крупных, под четыре килограмма, зайцев. Уже доходила картошка, в воздухе разносился аромат варева и желудок требовал пищи.
– Всё, снимаем! – Карпинский уже был не в силах смотреть, как смачно булькает бульон.
– Чичас, травки токмо добавим. – Макар, натянул рукав на ладонь и снял котел с огня.
– Макар, чтобы мы без тебя делали? – Грауль, получив от крестьянина миску со своей порцией, с благодарностью посмотрел на него.
– Знамо что! Как оглашенные по лесу бы бегали, – заулыбался Макар, припомнив ангарцам про то, как они охотятся – больше пугая случайного зверя, чем выслеживая или карауля верную добычу. Разложив всем по порции, Макар и сам принялся за еду, с удовольствием обсасывая косточки. Когда дно котла уже виднелось, а ангарцы, закутавшись в захваченные с собой одеяла, сытым взглядом смотрели на огонь костра, Енисейск вдруг разом наполнился гомоном и суетой. Забегали люди, послышались властные окрики.
– Что за движуха? – удивился Карпинский. – Беклемишев вернулся?
– Сейчас вон тот боец нам расскажет, – Грауль кивнул на приближающегося к ангарцам стрельца.
Кстати, в последние год‑два в Енисейске удельный вес стрелецкого гарнизона ощутимо увеличился. Сейчас в остроге находилось до семи десятков краснокафтанников. Сказывалась возросшая важность сего городка.
– День добрый! С Божьей помощью караван с Руси пришёл. Людишек крестьянских нагнали во множестве. Воевода сказал, вас, ангарцев, к нему кликнуть. Он у главных ворот обретается, – обстоятельно доложил дюжий стрелец и, не удержавшись, скосил глаза на закопчённый котёл с остатками недавнего пиршества.
– Благодарствую за весть добрую, – отвечал Карпинский, – присядь, угостись. Макар, дай стрельцу поесть.
Обрадованным воин сел на бревно у костра, дожидаться ангарских варёных клубней, а Пётр и Павел направились к воротам острога.
– Онфим, пошли с нами, чего сидишь? – позвал парня Грауль. – Только забеги за чернилами и бумагой. Перья опять не забудь!
– Вот, гляди, Пётр, – Беклемишев обвёл рукой пространство енисейского посада, заполненного людом. Крестьяне старались кучковаться посемейно, многие отыскивали среди людей своих бывших соседей, друзей, чтобы быть поближе друг к другу.
