район?
— Гагаринский, — кивнул я, пытаясь просчитать, что он придумал.
— Вы что в акте написали?
— Вот, как есть, так и написали, — мрачно ответил я.
— Очень хорошо, — задумчиво постучал карандашом по столу второй секретарь.
— Со мной не поделишься мыслями? — прямо спросил я. — Чтобы понимать, к чему готовиться.
— Не надо ни к чему готовиться. Я ещё сам не знаю. Думаю вот пока, — подмигнул он мне.
Настроение у него хорошее. Уже что-то придумал, зуб даю. Явно планирует каких-то своих конкурентов подсидеть.
Сегодня вечер пятницы, после Сатчана сразу поспешил к Шадриным. Мы с женой, уже которую неделю подряд, ездим семичасовым автобусом в деревню. С нами уже кондукторша начала здороваться.Бабушек и предупреждать не надо. Вон, во всех окнах свет горит. Ждут нас.
Ещё на подходе заметил какие-то блики на улице напротив нашего дома. Только, когда близко подошли, разглядели в темноте чёрную Волгу. Батюшки! Никак Балдин приехал! Письмо, что ли, от бабушки получил?
Чуть ли не бегом поспешили к дому. На крыльце наткнулись на водителя генерала. Обрадовался ему, как родному. Это был тот же срочник, что весной к нам в Святославль генерала привозил.
Пожали руки друг-другу, и тут я заступорился.
— Прости, не могу вспомнить, как тебя зовут, — сказал я ему. — Я не мог забыть. Неужели мы с тобой тогда не познакомились? Павел, — протянул я ему руку.
— Егор, — он улыбнулся и пожал мою руку в ответ.
Галия поздоровалась с водителем и проскочила в дом. Я зашёл следом.
— О! Какие люди! — воскликнул генерал, сидящий с бабушками и Трофимом за столом. — Ну, знакомь с женой!
Эмоции у всех били через край, старики уже пригубили и задавали тон. Мы с Галиёй от них прониклись той радостью от встречи, которая в первой жизни у меня стала появляться где-то после пятидесяти пяти. Когда радость от любой подобной встречи двойная: и самой встрече рады, и тому, что мы все до неё дожили.
Мы с женой тихонько сидели за столом весь вечер и слушали стариков. Они мало говорили про войну. Всё больше одними, только им понятными, намёками. Много раз выпили-закусили. Потом запели. Все четверо. Это удивительное поколение, которое ни война не сломала, ни послевоенная разруха и голод. Про личную жизнь я вообще не говорю. Бабушка одна дочь растила, потом внуков. Никифоровна, вон, вообще без детей осталась…
Наконец, они сделали перерыв. Дед с генералом вышли покурить. Я, естественно, за ними.
— Ну, как тебе Москва? — спросил меня Балдин.
— Москва красивая, — не придумал я ничего лучше, что ответить. Меня Славкина служба очень тревожит. Голова занята тем, как бы на неё стрелки перевести в разговоре с генералом. А то, когда ещё поговорить удастся. — Были в Святославле недавно, — начал я издалека.
— Свадьбу играли. Слышал, слышал, — перебил меня генерал.
— С другом виделся. Он весной с подругой на мотоцикле разбился. В люк открытый влетели. Мы поймали того, кто люк снял, но это не важно. Девчонка больше трёх месяцев в коме пролежала. И друг весь переломался. Всем классом с ним сидели по очереди, чтобы он к экзаменам готовился. С гипсом экзамены выпускные в школе сдавал.
— Сдал? — спросил Трофим.
— Сдал. Мы все были уверены, что ему отсрочку от армии хотя бы на год дадут после таких травм. А только на полгода дали. Ему восемнадцать в начале декабря исполнится, боимся, что призовут. А у него девушка ещё не полностью восстановилась после комы. А она с бабушкой живёт и двумя братьями маленькими. Один из братьев на инвалидности, отстаёт в развитии. Ещё дед после инсульта еле ходит, только по дому. Там, короче, без Славки кердык всем. Формально он ещё со своей девушкой не женат, а по факту вся её большая беспомощная семья уже на нём.
— И что ж ты хочешь? — сразу как-то холодно посмотрел на меня генерал. — От армии его откосить?
— Нет, конечно. И в мыслях не было. Да и он на это не согласится, — поспешил я заверить Балдина. — А вот если бы его в нашу часть пристроить служить под Святославлем, я туда на стрельбы мотался, это недалеко, то было бы хорошо. Если его по выходным домой будут отпускать, он всё успеет. И дома поможет, и в армии отслужит. Он кстати, бухгалтером работает на нашем механическом заводе, может очень полезным быть для командования. Отчёты какие-нибудь делать. Или, я не знаю, что у вас там в армии?
— Отчёты делать… — усмехнулся генерал. Взгляд его после моих заверений, что никто от армии косить не собирается, снова потеплел. — После переломов он разве не ограниченно годным должен быть?
— Вот этого я не знаю. Он же молчит, ничем не делится. Всё сам, да сам, — проворчал я.
— Ладно. Узнаем. — пообещал генерал. Я чуть не подпрыгнул от радости. — Как фамилия?
— Комарцев Станислав.
— А ты знаешь что, позвони в понедельник моему адъютанту, — ткнул меня пальцем в грудь Балдин. — Продиктуешь ему. У тебя же есть его телефон?
— Есть, я же летал в Пермь, помните? — обрадовался я. — Спасибо, Эдуард Тимофеевич! Обязательно, позвоню.
— Эльвира за зятя просит, ты за друга. Хоть не приезжай к вам, — рассмеялся генерал, потом подмигнул и покосился на своего водилу.
Генерал с Трофимом пошли в дом, а мы с водителем остались.
— Ох, не любит он этого, — с опаской оглядываясь на дверь, проговорил Егор.
— Чего не любит? — не понял я.
— Кумовства и блата не любит, — пояснил он. — Я ведь, тоже с ним по блату. В Москве живу, в Москве служу. Он на совещании, я домой обедать. На выходные отец забирает…
— Ну, так-то можно служить, — удивился я. — А что ж тебя батя вообще не отмазал?
— Он меня в армию спрятал, — немного поколебавшись, ответил парень.
— О как. От кого? — спросил я, первым делом подумав про правосудие.
— Да… С компанией плохой связался… — неохотно ответил он.
Понятно. Или не понятно? В будущем я бы на наркотики подумал в первую очередь. Но сейчас же наркотики не то что не получили такого распространения, как в будущем, сейчас большинство населения вообще не знает, что такое наркомания. Так, какая ещё компания может быть, от которой прятать надо? Скорее всего, бандиты какие-то, повелся по молодости лет на воровскую романтику. Вспомнил сына Изольды, которому помог понять, что это такое на самом деле.
— Ну, главное, что ты сам хочешь ситуацию исправить, — сказал я. Он же ездит домой обедать. На выходных дома. Компания его не тревожит, значит всё обошлось, не зря папа старался.
Коростово
Тут, стоя на крыльце, я сообразил, что Тузика не видел с тех пор, как он потрохов телячьих обожрался неделю назад. Столько сожрал, что всё обратно вылезло. Где он? Неужели, сдох, бедолага?
— А где Тузик? — с опозданием спросил я своих, поспешно вернувшись в дом.
— Не кипишуй! — остановил меня дед. — В санаторий отправили пса твоего, здоровье поправить.
— Не понял.
— Да на ферме он, — объяснила бабушка. — Молоком отпаивается.
Бедный мой пёс. Квартиру получим, сразу заберу.
— Чего вы его отдали-то? — спросил я. — Молоком и дома можно поить.
— Да, желудок он себе сорвал, весь дом загадил, — объяснила Никифоровна. — А на улице он жить не привык! — с укором посмотрела она на меня.
Генерал не стал оставаться у нас на ночь. С утра дела, так что уехал, несмотря на поздний час. Поздно ночью мы расползлись по койкам.
С утра пораньше пошли с женой на ферму, собаку мою искать.
Здоровенный коровник с воротами и калиткой в них, как в гараже. Заглянул вовнутрь, коровы повернули разом головы в нашу сторону. Время дойки ещё не наступило, доярки, видимо, разбежались по домам. Где тут собаку искать? Но стоило только один раз позвать, как пес тут же выскочил откуда-то. Примчался в два прыжка. Счастливый, прыгает, хвостом машет. Выглядит вполне здоровым.
— Мы забрали собаку! — прокричал я в никуда.
— Угу! — послышалось откуда–то.
Значит, сторож всё же есть.
Оказавшись на улице, пёс стал носиться вокруг нас кругами. Засиделся в помещении. Так-то он даже поправился, шерсть блестит.
— Что, Тузик, хорошо было в санатории? — спросил я, смеясь. — Смотри, — обратился я к жене, — как раздобрел на сливках… Хорошего понемногу!
Мы вернулись домой. Тузик кругами вертелся вокруг бабушек, заглядывая в глаза и виляя не только хвостом, но и всей задней частью тела.
— Смотрите, — обратил я их внимание на пса. — Это он так извиняется и говорит, что больше так не будет.
— Понятно,
