"Тебя везли на корабле?"
"Да".
"Тебе понравилось? Я еще никогда не выходил в море".
"Не понравилось".
"Погода была плохая?"
"Не знаю. Не видел. Нас держали под палубой. Там было очень тесно. Несколько десятков мужчин и женщин. Голых, потеющих, блюющих и ходящих под себя. И я потел, ходил под себя вместе со всеми. Желудок выворачивало наизнанку".
Квинт замолчал тогда, пораженный до глубины души словами своего раба, которого он считал лучшим другом. Ему еще никогда не приходилось задумываться об этой стороне такого обыденного и привычного дела, как рабовладение.
— Командир! Проснись командир!
Кто-то толкал его в плечо. Север открыл глаза и увидел своего опциона.
— Ты приказал разбудить тебя перед началом второй стражи.
— Да, спасибо Секст.
Квинт поднялся, размял затекшие плечи и оглядел лагерь: несколько палаток, пара костров, стреноженные кони. Почти все спали, только одна человеческая фигура маячила в черте лагеря. И конечно, были еще дальние посты.
— Буди Гиртия и Корва. Пойдем, проверим секрет.
Опцион скрылся в палатке, но скоро вынырнул из нее с двумя трущими глаза солдатами. Вчетвером они прошли к дороге, с которой вчера вечером свернули для разбивки лагеря. Возле небольшого холмика с кривой сосной на вершине их окликнули:
— Стой! Кто идет?
— Мулы Мария, — ответил префект.
Из темноты выступил часовой. Квинт сменил дозор и вместе с опционом и освободившимися солдатами вернулся в лагерь. Все было тихо, никакой опасности не ощущалось, и он мог бы позволить себе отдохнуть, но спать больше не хотелось. Север сел у костра и долго глядел на пламя.
Он снова видел их сегодня. Уже в третий раз, причем образ обрастает все новыми и новыми деталями. Девушка и пес. Их не существует во плоти, но он видит обоих, даже не закрывая глаз, ясно и отчетливо. Причем они не мерещатся ему, что дало бы повод задуматься о помутнении рассудка. Нет, он сам придумывает их. Видит в обыденном. Кто они? Почему этот образ стал преследовать его? Может он приближается к чему-то, что должно произойти? Он часто чувствует то, что вот-вот произойдет. Что ждет его за ближайшим поворотом. Он никогда доселе не обращал на это внимания. Это и есть то, что люди называют ясновидением? Нет, он просто всегда просчитывает ситуацию наперед. На много ходов вперед. И именно поэтому он знает, что ждет его за поворотом. Да, это просто хорошая интуиция и расчет.
Опять удалось все объяснить. Самому себе легко все объяснять. Но кто же она?
Проклятье! Север провел рукой по лицу, прогоняя наваждение. Нужно подумать о чем-то другом. Отвлечься. Лучше думать о деле, из-за которого он здесь с малым отрядом, посреди незнакомой враждебной страны, так далеко от легионов Фимбрии.
А чего тут думать? Провалено дело. Подчистую. Фимбрия ведет легионы на юг, а в тылу останется враждебный город. Гай Флавий спешит добить царевича, пока тот не соединился с отцом. Хочет ворваться в Пергам на его плечах, из-за чего совершает глупейшие, по мысли префекта конницы, поступки.
Но если хорошо подумать, у них нет сил для затягивания войны. Они отрезаны от путей снабжения и вынуждены сами добывать фураж и продовольствие для солдат. Говоря по-простому — грабить окрестности. А это бесит местных, между прочим, бывших римских подданных. Есть изрядная доля разума в желании Фимбрии прикончить понтийского царя одним мощным ударом. Если это произойдет, то все города римской Азии и Вифинии упадут в подставленную ладонь Гая Флавия. И не потребуется ничего осаждать и штурмовать.
Но крюк-то всего двадцать миль, один переход легиона форсированным маршем, которым как раз и идет Фимбрия, догоняя царевича. Впрочем, задержкой на один день не ограничились бы. Самое малое — три. Пока бы легат разбирался в местных делах, назначал магистратов...
Что же он, не понимал, что шансы Севера обеспечить преданность или хотя бы нейтралитет Адрамиттиона с таким малым отрядом ничтожны? Да понимал, конечно. Квинт произвел разведку, только и всего. Обычное дело. А все эти "восстановишь власть" — не более чем дополнительная мотивация глупому префекту.
Север усмехнулся. Мотивация... Настоящего солдата не нужно ни в чем убеждать, достаточно отдать приказ. Однако если солдат понимает, что он делает и зачем — совсем другие результаты тогда выходят. Правда, не в этот раз...
Квинт поднял лицо к небу, полному звезд. Отыскал глазами ярко горящую Каникулу, Собачью звезду[32].
"Значит, тебя зовут Весулк... Добрый Волк. Что же это за язык такой? Какое-то смутно знакомое звучание. Придумываю имена на непонятном языке... Лучше лечь спать, пока совсем умом не повредился".
Квинт вздрогнул, ощутив теплое прикосновение к шее. Опять? Со стороны дальнего дозора послышались шаги и голоса:
— Иди, давай, чего оборачиваешься?
Префект поднялся на ноги, накинул через плечо перевязь с мечом. Из темноты вышли два человека и лошадь. Животину, не слишком здоровой наружности, вел в поводу Гиртий, дозорный. При этом он покалывал копьем в спину человека в буром дорожном плаще.
— Иди, иди, сейчас командир разберется, кто таков.
Незнакомец приблизился к Северу и Квинт отшатнулся: словно факел прямо к лицу поднесли.
Это он! Причина того, отчего у Квинта до сих пор дрожат пальцы.
— Вот, по дороге ехал, — сказал Гиртий.
— Из города?
— Оттуда.
— Он один?
— Вроде да. Никакого шороху больше не слыхать.
— Секст! — позвал опциона Север, — подними десять человек и дуй в этот дозор. И смотрите в оба.
— И что они там ночью увидят? — обнаружил знание латыни пришелец.
Слова эти, однако, были сказаны на греческом.
— Дружков твоих, — процедил Квинт.
— Я один, нет у меня никаких дружков, твои люди излишне дерганные. Я им десять раз втолковал...
— На каком языке?
— На котором сейчас говорю.
Стоит один посреди настроенных враждебно вооруженных людей, а ведет себя невозмутимо и даже нагло, словно за его плечами целое войско.
— Они по-гречески не говорят.
— А-а, — протянул пришелец.
— А то, что это римляне, ты не догадался? — спросил Север, — латынь, вижу, знаешь?
Незнакомец усмехнулся и покосился на звезды.
— Темно, поди, разбери вас. Хватаете мирных путешественников посреди ночи. Подумал, разбойные. Ну и говорю: "Денег у меня нет"...
— Ты кто? — прервал его тираду Квинт.
— Человек прохожий.
— Откуда прохожий и куда?
— Твоего ли то ума дело?
— Здесь я буду решать, моего или нет, а ты знай, отвечай.
— Еду из Асса в Фиатиры. К родственнику.
— Чего в Адрамиттионе на ночь не остановился?
— Спешу. Родственник при смерти. Успеть увидеть надо. Глядишь, наследство выгорит, — усмехнулся пришелец.
