Он попытался улыбнуться. Собеседник покачал головой.
— Бывает. Пойду-ка, вещи соберу. Скоро сходить на берег. Похоже, придется в Остии заночевать. Эй, почтенный? — он повернулся к кормчему, — не подскажешь, где там можно снять приличную комнату? Чтобы без тараканов?
Алатрион не слышал последовавших объяснений. Он не слышал вообще ничего, невидящим взором глядя на низкие волны, судорожно хватал ртом редкие соленые брызги, как рыба, вытащенная из родной стихии. Чьи-то невидимые руки сомкнулись на его горле и сжимали его, медленно, но неудержимо. Он боролся, как мог, но неизвестный противник сильнее.
Все закончилось так же внезапно, как и началось.
Край солнца опустился за горизонт, открывая дверь ночи. Алатрион медленно глубоко вздохнул.
"Он ушел. Шагнул в бездну звезд... Автолик..."
Новая смерть. Которая по счету? Они уходят, один за другим и никто не умирает от старости.
Взъерошенный, щуплый мальчишка, воровавший хлеб на рынке в Мегарах... На вид взглядом перешибешь, а какая внутренняя мощь! Сколько он потратил сил, чтобы взрастить этот дикий цветок, научить его молчать, говорить, видеть и слышать. И вот, когда он только-только расцвел, распустился, его сорвали чьи-то грубые руки.
Истмийский перешеек, Коринф, Мегары. Самое сердце Эллады. Кто-то считает таковым Афины. Пускай. Ни в одном уголке Ойкумены, где ступала его нога, Алатрион не встречал столько удачи, как там, на Истме. В Мегарах он нашел Автолика, маленького одинокого волчонка, загнанного зверька, что стал со временем его надеждой. В Коринфе он встретил Ктимену.
Мальчик мертв. Мертв, как камень, о который ему размозжили голову. Кто мог это сделать? Багровые сполохи мелькали на периферии зрения. Бледные, слабые, они не могли причинить вреда, но между ними горел настоящий костер. Неукротимый, необузданный, как лесной пожар. Дикий огонь...
Алатрион сжал зубы. Ах, если бы он не попирал сейчас ногами корабельную палубу в тысяче миль от места последней схватки Автолика... Бросил бы все и помчался туда. Все отдал бы на то, чтобы найти убийцу мальчика. Нет, не ради мести, чувства, давно изжитого, к худу или к добру. Дикарь не ведает, что творит, ищет свет с накрепко зажмуренными глазами и крушит все, на что натыкается вытянутыми в стороны руками. Но слишком далеко и Алатрион не в силах свернуть с намеченного пути. Его ждала Ктимена.
Ждала ли? Сколько лет прошло. Он не ощущал ее, как чувствовал Автолика. Она — другая. Нет в ней даже крохотной искры того огня, каким обладал погибший мальчик, светивший ярче солнца, но сейчас она едва ли не важнее его. Она — это все, что осталось.
Ветру еще хватало силы наполнить пообвисшие паруса. Огни на берегу приближались.
— Остия, — прошептал Алатрион, — и Рим.
Ликийский пролив"Меланиппа" бежала на запад, к острову Тилос. По левому борту медленно проплывал безлесный мыс, северная оконечность Родоса. Сам город, вернее верхушки башен крепостной стены, опоясывавшей Военный порт, еще просматривались за мысом, но обещали скоро скрыться из виду.
Эвдор стоял на корме, поглаживая отполированные ладонями своих предшественников рукояти двух рулевых весел. Два паруса, наполненных попутно-боковым ветром, резво тянули акат прочь от берега, увлекая на северо-запад, а кормчий слегка подруливал веслами, правя строго на запад. Гребцы отдыхали, спали или играли в кости на палубе. Навклер[34] Филипп, стоявший рядом с Эвдором, печально глядел назад, провожая глазами город, с которым было связано столько купеческих чаяний. Теперь он собирался добраться до Киклад, надеясь сбыть товар, если не на самом Делосе, разоренном Митридатом, то может быть, на других островах этого архипелага. Настроение купца несколько улучшилось, когда новый кормчий, в котором он не без удивления узнал недавнего спорщика, продемонстрировал ему свое искусство, столь лихо вырулив акат из тесной от кораблей гавани Торгового порта, что у Филиппа захватило дух. Эвдор ворочал рулевыми веслами и уверенно порыкивал на гребцов аката, отдавая команды, какому борту как грести, ни на миг, не дав повода купцу усомниться в оговоренной цене найма. Едва увидев Эвдора, представленного ему Посидеем и хорошо отрекомендованного новым знакомцем, милетским купцом Аристидом, Филипп возблагодарил богов. Определенно, этот новый кормчий выглядел весьма благонадежным. Особенно гладко выбритый, в новой чистой и аккуратно подшитой одежде. Филипп сразу обратил внимание на впечатляющее внешнее преображение случайного знакомого и, получив ответ, что тот потратил честно выигранные деньги не на выпивку, а на дело гораздо более благопристойное, купец совершенно успокоился. Троих товарищей нового кормчего он тоже сразу взял, порадовавшись, что один из них, по словам Эвдора, хорошо знает скалы и мели отсюда, до самой Халкидики и прекрасно заменит впередсмотрящего.
Этим новым проревсом сделался Дракил, которого сей факт совсем не радовал. Критянин нутром чувствовал, что Эвдор обошел его во всем и теперь старается держать поближе к себе, не доверив исполнение второй части их плана. Тот факт, что Эвдора единогласно поддержали все остальные, еще больше раздражал Дракила.
Сейчас критянин сидел на носу аката, скрипел зубами от досады, но все же дело свое знал и поэтому, как и было положено, первым закричал:
— Триера! Справа по борту!
Все проследили за указующей рукой впередсмотрящего. Те, у кого зрение получше, действительно обратили внимание на длинный силуэт вдалеке, с еле различимой вертикальной линией. А может даже с двумя, пока не видно.
— Без парусов идет, — сказал кормчий, — значит в нашу сторону.
— Чья? — с некоторым волнением спросил купец.
— Пока не видно. Парус убран. На акростоле[35] какой-то флаг виднеется, но пока не разобрать.
— Родосская, скорее всего, — сказал Койон, нанятый вместе с Эвдором, Дракилом и ликийцем Варданом, одним из их товарищей, — кому тут еще быть, так близко от города. Только морской страже.
— Или пиратам, — сказал Филипп негромко.
— Да не, какие пираты на триере.
— Может гемиолия? Не видно пока.
— Триера, — уверенно сказал Дракил.
Неизвестный корабль приближался. Было видно, что он тоже двухмачтовый, но, по меньшей мере, вдвое длиннее и гораздо выше аката. Паруса притянуты к реям, один из которых спущен вниз и покоится на специальных подпорках. Корабль шел против ветра, на веслах.
Да, это была триера. Эвдор поймал себя на мысли, что по привычке озирается по сторонам, ища пути для отступления перед заведомо более сильным противником. Мотнул головой и глубоко вздохнул, призвав себя сохранять спокойствие.
