я. — И жалко будет в такой день отхватить вашему племяннику по полной программе.
Крыса в мгновение вскипел, дернулся. Но его тут же остановил кто-то из сопровождавших, схватив за плечо.
— Я смотрю, ты не один пришел? — продолжал елейным голосом говорить Евграф.
— Как и ваш племянник, — парировал я, кивнув на сопровождение.
Евграф улыбнулся, но эта улыбка была полна яда.
Некоторое время молчали — изучали друг друга. Крысеевы довольно скептически смотрели на мою компанию — об этом говорили их красноречивые насмешливые взгляды.
— Что ж, — хлопнул в ладони Евграф. — Пора и приступать. Не все же языками чесать?
Я кивнул.
Дуэльный кодекс я знал — успел поковыряться в воспоминаниях Пушкина. Да и интернет кое-чего подкинул. Поэтому я знал, что сейчас должен был сказать Евграф Крысеев, коль изначально он выступил в роли инициатора и секунданта жертвы.
— Справедливость и честь, Пушкин, — высокомерно произнес он.
— Справедливость и честь, Крысеев, — ответил я.
— Хорошо, — кивнул тот. — Я, выступая от лица представителя нашего рода Николая Крысеева, вызвал вас на дуэль в качестве ответчика. А значит у вас есть право выбрать оружие.
И Крысеев кивнул своим помощникам. Те вышли вперед, протянули ему открытые три коробки. В самой большой лежали два пистолета, старинные, курковые, однозарядные, с красивейшими гравировками, пластинками и накладками из красного и черного дерева. Однако, несмотря на старинный вид, стреляли они мощней многих современных пушек.
Это было основное оружие, каким обычно привыкли выяснять отношения дуэлянты.
Во второй коробке, — длинной, узкой, — лежали шпаги. Это была дань традиции. В прошлые века именно так и бились — с помощью шпаг, отчаянно и смело. Сейчас же было другое время и шпаги выполняли роль антуража, придавая традиции утонченности.
В третьей коробке, самой маленькой из всех, лежал один шестизарядный барабанный револьвер. Это для так называемой «петербургской дуэли», когда в одну из камор заряжался боевой патрон и каждый из дуэлянтов обязан был выстрелить себе в висок. Стрелялись по одному разу, либо по заранее оговоренному количеству попыток. Либо до смерти одного из дуэлянтов. Не смотря на такой суровый вид боя, он считался самым мирным и чаще остальных завершался ничьей — каждый стрелял по разу, выживал, на том и расходились, считая конфликт исчерпанным.
Но так как Крысеев заикнулся про третью ступень обиды, то выстрелов из револьвера, — если я его выберу, — будет много. Пока кто-то не упадет с простреленным виском.
— Выбирайте, — широким жестом махнул Евграф.
И я сделал выбор.
— Я выбираю шпагу.
* * *
— Шпагу? — смутился Евграф, явно не ожидая такого выбора.
Да и остальные тоже начали удивленно переглядываться, включая и моих сопровождающих.
— Верно. Шпага, — кивнул я.
— Вы уверены? — нахмурившись, спросил Евграф.
Для него это было явно сюрпризом. Не ожидал он такого. Долгая практика сложилась именно на стрельбе из револьверов — быстро, просто, не хлопотно. А тут…
Я ожидал именно этого эффекта. Ведь я умел обращаться с холодным оружием.
— Ну что же, удивили, — честно признался Евграф. — Но и мы с ответным сюрпризом для вас.
На этой фразе я напрягся.
Евграф зыркнул на меня, на его устах едва заметно заиграла улыбка. Он принялся официальным тоном говорить:
— Согласно первому правилу кодекса дуэли дуэль может и должна происходить только между равными.
— Верно, — осторожно кивнул я, еще не понимая к чему тот ведет.
— Осознавая, что Николай для вас слабый соперник, — при этих словах Крыса вновь дернулся и скривился, словно проглотил горькую пилюлю, — мы посчитали нужным выставить против вас другого соперника.
— Что? — в один голос выдохнули Катя и Иосиф.
Я тоже был в растерянности от такого неожиданного поворота. Но быстро взял себя в руки.
— Другой соперник? — переспросил я. — Ну что же, интересно. Только в кодексе есть и другие пункты. Как насчет того, что оскорбление может быть нанесено только равным равному. Если вы говорите, что Кры… Николай слабый для меня соперник, то оскорбления не было нанесено и выставление другого противника не оправданно.
— Вы неверно трактуете смысл этого пункта, — покачал головой Евграф.
— Я верно его трактую, — с нажимом произнес я.
— Мы будем обсуждать юридические тонкости или все же займемся тем, для чего сюда пришли?
— Мы обязательно проведем дуэль, но только с Крыс…
— Вы отказываетесь? — перебил меня Евграф.
— Я не отказываюсь, но…
— Вы препираетесь — а это может трактоваться как отказ. Вы готовы к такому позору?
Я глянул на Катю. Так кивнула в подтверждение его слов. Да я и сам понимал, что хитрая ловушка, расставленная Крысеевыми, захлопнулась. Я не мог отказаться от дуэли и я должен был драться.
— К тому же, Николай не может сейчас биться из-за того, что получил ранение — у него сломана челюсть и ушибы.
Мне стало противно. Вот уж действительно говорящая фамилия у рода.
— Хорошо, — решительно произнес я. — Кого вы выставляете?
Евграф сделал шаг в сторону, сказал:
— Честь нашего рода будет защищать Петр Матвеевич Крысеев.
К нам вышел худоватый паренек, чем-то похожий на самую настоящую крысу — лицо узкое, вытянутое, глаза выпученные, верхние два зуба сильно вылезают вперед, не помещаясь во рту. Бульмяк, стоящий за моей спиной не сдержался, хихикнул. На него посмотрели со злобой, он тут же затих.
— Берите шпаги, — сказал Евграф, протягивая оружие.
Я взял шпагу, примерился к ней. Не самая хорошая, не под мою руку, но и это пойдет.
Некоторое время я разминался, вспоминая прошлый опыт. Холодное оружие — давно не брал я его в руки. Даже защипало под языком от возбуждения и предчувствия скорого боя. Потом пришло время встать к барьеру.
Едва Евграф поднял руку с красным платком, как противник вдруг резко выгнулся по струнке и рванул в атаку.
Его движения были быстрыми, мощными.
Ш-шах!
Я отбил выпад, попутно отметив крепость удара. Соперник еще тот. Достойный.
Еще удар. Петр показывал неплохую технику. Движения плавные, чуть оттаскивающие вниз. Знакомо. Против такого неплохо подойдет техника Янтарного Сокола.
Я выждал мгновение, выбил удар, увел оружие противника чуть в сторону. И в ту же секунду контратаковал.
Лезвие остановилось в паре сантиметров от лица противника — Петр успел в последний миг выставить свое оружие, отбивая удар.
Высекаемые сталью искры опалили редкие усы противника.
Петр зарычал, оттолкнул меня в сторону. Злой. Это хорошо. Злость туманит мозг. Мастерам она являет все в кристальной чистоте, а вот неопытным воинам застилает глаза, слепит.
Стоящие зрители удовлетворенно покивали головами. Они надеялись на другой бой — с пистолетами или кулаками. Но я сбил им карты. Однако отчаиваться они не стали. Кажется,
