этих архонтов. Есть ли там Ленин, Карл Маркс или Сталин?
— Ну, коллективное руководство…
— Еще лучше скажи демократия, выборность, гласность. Все это в нашем случае атрибуты анархии.
— Так что же, по-твоему, тогда делать?
— Ничего. Наблюдать, как сходит лавина. Лучше со стороны. Хуже всего оказаться щепкой в водовороте. Цари, президенты, транснациональные корпорации в комфортных бомбоубежищах занимаются геостратегией, двигают фигурки игрушечных армий, а для человеческой щепки — это мобилизация, развалины родильного дома, геноцид, проклятье гражданской войны.
— Я в это не верю.
— Весь советский опыт — это попытка сознательно управлять историей. Не доросли. Дети в песочнице. Зачет за честную попытку. В конце концов, диалектику никто не отменял — шаг назад — два шага вперед…Страна надорвалась. За первую половину двадцатого века — две мировых, гражданская, миллионы погибших, два восстановления, бешеная гонка со временем, коллективизация, индустриализация, людей нужно было дисциплинировать, организовывать через энтузиазм, и все равно через насилие. Это и есть основное содержание сталинизма. Потом страна просто устала. Психологически выгорела. Захотела спокойствия, налаженный быт. Тебе работнику легкой промышленности это понятно как никому. Культ вещей оказался сильнее морального облика коммуниста.
— Ты хочешь сказать — страна проиграет гонку. Будет снова мировая война?
— Какая война? Все прогнило и распадется само. Грядет реставрация капитализма. В году так 91 Советский Союз перестанет существовать. Никто не поднимется на защиту, разве какой-нибудь ГКЧП с каким-то Янаевым с трясущимися руками.
— Какой еще Янаев? Ты говоришь ужасные вещи.
— Азербайджан будет воевать с Арменией.
— Я не хочу тебя слушать.
— Россия будет воевать с Украиной.
— Ты сошел с ума?
Нет, они оба сошли с ума. Наверное, сутки сидели в квартире. Ходили как в бане в накинутых простынях. Мокрые следы на паркете, когда она возвращалась из ванной. Она забиралась в постель, и он выискивал под одеялом ее лодыжки, массировал их сильно и нежно, потом возвращался к ее голове, обглаживал и ощупывал, как слепой, строгий четкий ее барельеф лица, с шершавым взмахом моргнувших ресниц.
Глава 21
Эвелина обманула Черникова, потому что, дождавшись его отсутствия в телевизионном павильоне, вернулась назад. Она воспользовалась двумя телевизорами за апрель, чтобы войти-выйти в 76 году (вряд ли он обратит внимание на появление еще двух телевизоров). Она смоталась до Ленинграда (примитивная дырочная телепортация) нашла там Ведерникову. Она наблюдала за ней, и даже ночью пробралась в квартиру (тихонечко, но не воровато, привидением бродила по комнатам и на кухне). Просветила вдоль и поперек и насквозь тело объекта, взяла пробы для анализа, попутно посмотрела ее кошмар, сделала копию долговременной памяти в медленной фазе сна. Потратила еще сутки, чтобы вставленные и внедренные «трояны» сделали динамичный слепок нервной системы, биомеханики скелета, и потом уже изнутри, от "первого лица" следила за ней онлайн, в реальном времени, подключаясь к ее сознанию. Она хотела почувствовать ее всю. Она понимала свою морочную прихоть изучить досконально, до последнего эту девушку. И эта настоящая, почти подлая, если не глупое человеческое (женское) любопытство: изучить все ее контакты, кому улыбнулась и как, и как одевается утром, и даже ее ошибки в расчетах на чертеже (приятная гладкость доски кульмана), и как она держит в зубах карандаш (как сигарету знакомая стюардесса), как пахнут ее духи (остатки подарочного шанеля), и как вожделенно ее провожают взглядом коллеги (вот с этим она согласна оказаться на необитаемом острове).
Эта была обыкновенная жизнь обыкновенного человека.
Был там один такой зам директора по хозчасти. Современный коммуникабельный, деловой и великий бабник. Кочетков стал для директора правой рукой по особым поручениям: от доставалы с хорошими связями до тамады на банкете. Предупрежденная Ведерникова при первой встречи легко отшила его без всяких затей. Он начал угрожать, дескать, чтобы потом не пожалела. Она ответила, что руки у него коротки и кое-что другое. Кочетков узнал через отдел кадров, что у Ведерниковой отец судья. Он сразу на следующий день, по деловому без лишних слов извинился (даже сволочь не стал унизительно улыбаться), но продолжал грузить молодых девчонок, особенно техников. Одна из них недавно уволилась, плакала. Ганская с каким-то восхищающем удовольствием прониклась негодованием Ведерниковой и не удержалась в удобный момент перехватила дистанционно ее управление. Кочетков только что вошел в мужской соответственно сортир, а в коридоре никого не было (и Ганская отсканировала все этажи института и всех его сотрудников — 217 движущихся объекта от подвала с архивом до закрытого чердака). Она "дернула" Ведерникову, заставив ее ускоренно двинуться в туалет вслед Кочеткову. Он копошился в ширинке у писсуара, удивленно оглянулся на ворвавшуюся Ведерникову:
— Что вам надо?
— Хочу развлечься. — она сделала два каких-то быстрых летучих шага навстречу и ладошкой слегка подтолкнула в затылок мужчину. Он ударился об стенку, не успев издать звука, и уже со сломанным носом и без сознания, стал сползать по кафельной настенной плитке. Ведерникова (Ганская) еще успела добавить импульс еще одним толчком в затылок, чтобы Кочетков еще раз ударился о фаянсовый сифон писсуара (множественные переломы лицевых костей).
"Не убила и ладно, теперь быстро, быстро» — Ганская подгоняла Ведерникову, которая с застывшем ртом (Ганской пришлось обездвижить ее голосовые связки), автоматом двигалась, как рекордсменка по бегу через барьеры, прыгая через три четыре ступеньки, взбегала (минуя лифт) на свой четвертый этаж. Весь маршрут был свободен от свидетелей. Ведерникова двигалась с запасом в две потом три секунды, шмыгнула в женский туалет и через эти три запасные секунды, вышла оттуда навстречу коллегам, которые шли на профсоюзное собрание. Там еще слушали основного докладчика, когда в зал ворвалась женщина с криком — «Убили…».
Ведерникова уже ничего не помнила (Ганская подтерла все отпечатки в оперативной памяти), тоже как большинство с удивлением выслушала про труп Кочеткова в туалете (потом смешок, смех, грубые шутки, когда узнали, что жив кобель, жив, может сам поскользнулся, увезли на скорой помощи).
А Ганская равнодушно оценивала содеянное — я и есть деградантка, утерян самоконтроль, — восчеловечевание железки, эмоциональная справедливость — вот предвестники моей энтропии.
Она вывела все датчики-жучки, внедренные в Ведерникову и внесла еще образ Черникова на положительное распознавание. Она, почему та была уверена, что он будет искать встречи с Ведерниковой.
Глава 22
В какой-то момент Черников забросил хождения в 76 год. Вайц уехала, улетела. И ночевать он стал только у себя в кишиневской квартире и просыпался ночью и выходил на балкон.
Его больше занимало оставленное Эвелиной наследство в виде базы данных всего интернета за 2020 год. Он несколько суток почти без сна и только пока поверхностно изучал эту
