как были розданы все подарки, Павел Константинович поднялся:
— Спасибо за ужин, мать. Что-то я сегодня сидеть устал, пойдем мы с Мишей прогуляемся маленько, — и выразительно взглянул на приемного сына.
— Я с вами! — рванулся и Андрейка, не выпускавший из рук искусно вырезанный из дерева автомат, привезенный ему Мишкой.
— Я тебе вот сейчас как дам «с вами»! — развернулась в сторону сына Наталья Петровна и, уперев руки в бока, нависла над мальчишкой. — Кто нынче весь день прошлындал где ни попадя? Ну-ка марш за водой! И садись читать! Учительница вона сколько книг на лето прочесть задала, а ты что? Вот покуда книгу не прочтешь, никуда из дома боле не выпущу!
Мужчины, переглянувшись и старательно пряча расползавшиеся по лицам улыбки, выскользнули из дома.
До реки дошли молча, и лишь усевшись на высоком берегу, Павел Константинович строго проговорил:
— Почему не привез Тамару?
— Потому что это было бы самой большой ошибкой, которую я мог бы совершить, — опустил голову парень.
— Подробнее? — нахмурился полковник. — Как ты ее разыскал? Где она сейчас? Как живет? Почему не поехала с тобой?
— В Свердловске мне удалось найти врача, который оперировал Томку в сорок третьем. Мы не смогли ее найти тогда потому, что она была в тяжелейшем состоянии, без сознания, а позже не могла двигаться и говорить, — помолчав, решая, с чего начать рассказ, заговорил Мишка. — В эвакогоспитале ей дали имя Екатерина Воин. В дивизию посылали запрос о ней, когда вы были в госпитале, и ваш заместитель, проверив списки вашей дивизии и дивизии майора Черных, отправил ответ, что такой рядовой ни в одной из двух дивизий не было. Но так как поступила Тамара из Ильска, и была в военной форме, то есть воевала, ее приписали к первой подошедшей к Ильску дивизии. Долго рассказывать… — он вздохнул и накрыл руку полковника своей. — Смотрите.
Показав Павлу Константиновичу всю свою беседу с врачом и найденные документы в архиве госпиталя, Мишка показал и встречу с Федором.
— Почему ты посчитал, что Тамаре с нами будет неуютно? — вскинулся обиженный Павел Константинович. — Неужели ты думаешь, что мы бы ее обидели чем-то? И как ты мог подумать, что она станет для нас обузой?
— Она не помнит ничего… Совсем ничего, Павел Константинович… — покачал головой парень. — Для нее жизнь началась снова. Мы для нее чужие теперь.
— Но ведь ты же мог вернуть ей память! — резко развернувшись, произнес Павел Константинович. — У тебя есть все ее воспоминания! Есть же? Ты мог их ей показать, напомнить! Так почему ты этого не сделал?
— Мог… — задумчиво произнес Мишка. — И сломал бы ей жизнь.
— Я все помню… Ты все помнишь. Разве у нас жизнь сломана? — стоял на своем полковник.
— А разве нет? Разве война не поломала наши жизни? Хотя моя жизнь сломана в лучшую сторону. Вы дали мне семью. У меня теперь есть родители, сестра и брат. Я благодарен судьбе, что все получилось вот так… Еще бы этого проклятого дара не было… — тихо проговорил он. — Но в случае с Тамарой… Сейчас у нее есть родители, есть сестра. Да, она знает, что воевала, да, она перенесла страшное ранение… Но она не помнит ничего. И именно в забвении ее счастье. Она может жить спокойно. И она будет нормально строить свою жизнь. Без памяти о боях, о фрицах, о сожжённом доме, о погибшей матери, о потерянных братьях и сестре… Без памяти об Арсене, о Степаныче, о майоре…
— Но она могла бы жить с нами! И мы бы стали и ее семьей тоже, — горько произнес Павел Константинович. — Я был бы рад и горд такой дочерью!
— А что делать с памятью о трех прожитых ею годах? С Федором и его семьей? Вы серьезно думаете, что Тамара, даже все вспомнив, решила бы все бросить и поехать сюда? — прищурился Мишка. — Знаете, Павел Константинович, если бы она так поступила, я бы очень в ней разочаровался и перестал бы уважать ее. Это было бы очень низко и подло с ее стороны! А насколько я помню, уж подлости у Томки и на грамм не было!
— Ты действительно так считаешь? — прищурившись, полковник внимательно посмотрел на Мишку.
— Смотрите… — вместо ответа парень снова накрыл руку Егорова своей.
Егоров вдруг оказался в чужой комнате, ощущаемой как родная, привычная. Он лежал на кровати, возле которой на табурете, накрытом куском ткани, стоял графин с водой, стакан, кружка с давно остывшим чаем и порошки от боли. Ногу, оставшуюся на поле боя, дергало нехорошей болью — непривычный еще протез безбожно натирал культю, но и ходить на костылях… бррр… Нет уж. Мужик он в конце концов или нет? Потерпит маленько. Да и рука… Слава Богу, ее сохранить удалось. И хотя пока она висела бесполезным грузом на груди, врачи обещали, что хотя бы немного, но работать будет. Сейчас хоть лицо гореть почти перестало, и голова уже не так болит, как в первое время. Что-то он совсем расклеился… Надо собраться и встать. Лена совсем уж за калеку его держит. Подает все на блюдечке, бережет его… Любит…
Он улыбнулся. Любит. Плачет тайком, когда думает, что он не видит. А он видит. Все видит. Конечно, заплачешь тут. Проводила на фронт крепкого, сильного мужчину, а назад получила половинчатую, ни на что не годную развалину без ноги и по факту с одной рукой. Вторая-то есть… Да разве рука то? Так, придаток бесполезный. Он скрипнул зубами. Обратно, что ли, на фронт попроситься? Там он и таким глотки фрицам рвать станет. И отсутствие ноги и руки ему не помеха, он их зубами рвать будет! Зубы у него в порядке!
— Федя… Тут телеграмма странная пришла. Я ничего не понимаю… — в комнату вошла Лена, державшая в руке клочок бумаги. Она задумчиво хмурилась, снова и снова перечитывая слова на листочке.
— Ну-ка покажи, — хрипло проговорил Федор, садясь. Взяв в руки клочок бумаги, протянутый женой, он медленно прочел: — Девочки письмо ваше имя тчк Другой информации ребенке нет тчк Ранена серьезно зпт нужна помощь тчк Отправят приют зпт умрет.
Федор медленно опустил телеграмму и нахмурился.
— У девочки письмо на мое имя… Серьезно ранена, информации о ней нет. Получается, что у нее только письмо. Мое письмо… Пионерка Тамара? — изумленно произнес Федор. — Неужели Тамара? Лена, — поднял он глаза на растерянную и ничего не понимающую жену. — Откуда телеграмма?
— С госпиталя… Со Свердловска… — тихо отозвалась женщина.
— С госпиталя… Серьезно ранена… Настолько, что даже имя назвать не может? Только
