того хватало.
До скандала руки не дошли.
Ноябрь подходил к концу, отплевываясь последними охапками осенних листьев. Заморозки чередовались с оттепелями, делая город малопригодным для пеших прогулок. Пассажиры толклись на остановках. Месили снежную кашу. Транспорт опаздывал. Машины в бесконечных пробках забрасывали друг друга ледяной грязью. Утренние сумерки плавно перетекали в вечерние. До Весны оставалась еще целая вечность.
Субботним утром Сергей дождался, пока рассвело, и выбрался на улицу. Он зашел на рынок, купил букет желтых хризантем, поймал частника и отправился в гости.
Жигули забытой модели слегка побрякивали подвеской, но шум ее почти не ощущался за ревом пробитого глушителя и русского шансона. Мужчина, разместившийся за рулем, являл собой образчик национального извоза, зато был дешев и прост в обращении. К тому же упаковка освежителя воздуха в машине не только наводила аромат, но и радовала глаз. Это была не какая-нибудь картонка елочной формы или листок с видом обнаженной красотки. Нет! Настоящая корона, перед которой меркнут все жалкие образчики современных ароматизаторов. Корона, с цыганской изощренностью выполненная из красной, золотой и черной пластмассы, имела на макушке полумесяц с красным камнем, покрутив который можно было открыть вентиляционные щели, и наружу вырывался запах жидкости для чистки унитазов, что создавало в автомобиле атмосферу цивилизованного придорожного сортира, которую не компенсировали даже цветы, скорчившиеся на заднем сиденье.
Однако машина легко пролезла по всем буеракам коммунальных дворов и остановилась у самого подъезда. Оставалось только подняться по лестнице и нажать кнопку звонка.
Хозяйка отворила дверь, сунула лицо в цветы, пролепетала дежурное:
– Какая прелесть! – и громко ойкнула, потому что из-под ее ног вылетел и бросился вглубь квартиры огромный сибирский кот. – Зовут Чапай, – успокоила себя девушка. – Не бойся, он только с виду такой строптивый. Проходи.
«Что это так коты на меня окрысились». – Подумал Сергей и ухмыльнулся несуразности этой фразы.
– Я тоже очень рада тебя видеть! – уловила девушка движение его губ. – Это – мой папа. – Указала она на грузного мужчину, появившегося в коридоре. Гость и хозяин потрясли друг другу руки. – Побеседуйте немножко, а я пока кофе приготовлю.
Сергей прошел в комнату, главное место в которой занимал массивный шкаф похожий на таракана, поставленного на голову. Вся остальная мебель на его фоне теряла значимость.
– Первую книгу я излагал долго, нудно, жалостливо и толсто, – сказал Писатель без всякого предисловия. Он был стрижен ежиком, и оттого его голова напоминала зубную щетку. – Потом еще дольше и жалостливее уполовинивал ее. Но дело не в этом. Побуждение к насилию, исходит из самой переоценки ценностей. Я писал про рафинированных убийц с тем, чтобы показать только одну вещь – никакая философская маскировка не изменяет сущности убийства. И на это-то как раз никто не обратил внимания. Подумаешь, невидаль. Самые гнусные преступления одним махом оборачиваются в героические деяния. А у героя только одна цель – стать Героем. И плевать ему на жертвы и защиту детей и женщин. Чужая боль – это пустяк. Не так ли, дорогой мой? Век нового гуманизма проклял и пережевал сам себя. Пришел Че Гевара и стал очередным идолом. Люди искусственно приучаются к человеколюбию. Насильно, я бы сказал. А Добро, прибегая к насилию, тут же становится Злом. Поэтому у него нет шансов. Происходит инвентаризация желаний....
– И требуется канализация протеста, – сказал Сергей, пытаясь найти место, куда бы опуститься, не отвлекая повествователя. «Во мне нет жалости, и значит я не зверь…, – пришла на ум известная цитата, – Однако..». Однако, лучше было бы ничего не говорить. Собеседник долго не отвечал, и Сергей уже, было, решил, что он забыл о его реплике, но вдруг тот продолжил:
– Только Государство обладает монополией на насилие – те, кому подвернулся случай исполнять общественную власть. Но откуда у них это право? Отсюда Герои и Боги. – Герою нужна толпа. Бог работает индивидуально. Так то-с…
– Так Бог – это сила или ситуация?
– Да. И в этом их главное отличие.
– Все равно, Герой живет и действует в параметрах своей судьбы. Значит, и он всего лишь тень Бога…
– Правильно, молодой человек. Совершенно правильно, если бы мы относили Бога к совершенным сущностям.
– А к кому же нам их относить?
– К созданиям людей – всех их устремлений. В этом случае и Бог, и Герой – всего лишь персонификации желания массы.
– Толпы?
– От выбора терминологии суть не меняется. И раз так, то Герои находятся в более выгодном положении – они действуют в материализованном мире.
– Как кто?
– Как исключение.
– Исключений не может быть много. Не было бы правил.
– И тут я с Вами опять совершенно согласен. Но кто сказал, что их должно быть много. Я просто говорю, что они должны быть.
– Как боги?
– Как Бог.
– Да, – тупо согласился Сергей, – это возможно. Но тогда принцип: «Вер много – Бог один» превращается в пустую фразу. А Сатанизм – в те же поиски духовности.
Видимо, Писатель изначально счел его полным психом. Но ему было попросту все равно, кому адресовать свои мысли.
– Бог – это точка отсчета, – поучительно высказал он, чтобы как-то закончить тему.
– Видите ли … – начал было гость.
В комнате появилась Анна и произнесла торжественно:
– Кофе готов. Прошу к столу!
– Не буду вам мешать, – произнес Писатель и направился в кабинет, в котором Сергей успел разглядеть письменный стол, по массивности не уступающий шкафу и походящий на таракана на спине. За ним в простенке между окнами висел пейзаж, в сочетании красок которого чего-то недоставало. Может быть тоски.
Сергей перехватил у леди кофейные принадлежности, и молодые люди перебрались в комнату Анны, в которой одно спальное место было застелено темным бархатистым покрывалом, а второе – завалено массой мягких игрушек самых разных форм и размеров. Поверх этой кучи валялся почти человеческих размеров то ли кот, то ли тигр и нагло пялился на вошедшего огромными голубыми глазами.
– Это Муська, – представила хозяйка экспонат. – Я с ним сплю иногда, когда больше не с кем, – и лукаво посмотрела на гостя, легко пробежав пальчиками по его спине, отчего Сергей чуть не выронил поднос с сервизом. Удержался. Пристроил свою ношу на письменный стол между компьютером и настольной лампой и крепко обнял девушку – крепче, чем собирался. Она издала звук, похожий на урчание довольной кошки и прошептала:
– Давай пить кофе. Остынет.
Далее они пристроили поднос на журнальном столике и принялись беседовать о всяких пустяках. У Сергея появилось время внимательно рассмотреть свою собеседницу. Она была в темно-синих джинсах и бадлоне такого же цвета. Волосы
