Она бодрилась, но я видел, что девушка смертельно устала. И немудрено! Фиакр еле-еле полз, а на мои просьбы ехать быстрее гражданин извозчик отвечал что-то невразумительное о ценах на овес. Только через полчаса мы переехали Сену.
— Еще долго! — вздохнула гражданка Тома. — Страшно неудобно, если нет своего экипажа! У моего покойного батюшки была коляска, но по нынешним временам такая роскошь по карману лишь военным поставщикам… Или депутатам Конвента.
Она бросила на меня любопытный взгляд, но я сделал вид, что не расслышал.
— Как я понимаю, ваш отец тоже был врачом? Она кивнула:
— Александр де Тома, врач Королевской академии. Ну а я просто Тома… К счастью, Республика, избавив меня от приставки «де», дала возможность продолжить то, что делал отец.
— Это вы насчет трупов? — невинно поинтересовался я.
Очки воинственно блеснули.
— Да! Именно насчет трупов, гражданин Люсон! Господи, стоит поговорить с такими, как вы, и я начинаю думать, что во Франции до сих пор действует инквизиция! И вы, наверно, считаете себя образованным человеком?
Я несколько смутился, но атака только началась.
— Великий Везалий умер из-за таких, как вы! Но разве дело в нас, медиках? Из-за дикости и невежества личностей, подобных вам, гражданин Люсон, людей не только неправильно лечат или не лечат вообще, но и хоронят заживо! Отец считал, что каждый пятый покойник становится таковым уже под землей! Если бы вы видели то, что видела я…
Вновь вспомнились жуткие байки, которых я, похоже, в свое время наслушался.
— Некий почтенный горожанин в Марселе, — замогильным голосом начал я, — похоронил супругу в семейном склепе. Через год в склеп вошли, чтобы установить серебряную табличку на гроб, и узрели оный гроб отверстым, а покойницу — лежащей у дверей. Долго, Долго мучалась старушка… У вас что, в часовне гальваническая батарея?
Только сейчас я сообразил, что могли означать странные емкости, замеченные мною в глубине мертвецкой.
— Странно, — задумчиво молвила девушка, — а вы, оказывается, что-то понимаете… Да, там гальваническая батарея, очень мощная. Ее соорудил еще отец. Когда я чувствую, что с моим, так сказать, пациентом не все в порядке, я прибегаю к помощи электричества. Кстати, за последний год мне удалось спасти троих. Двое до сих пор живы…
— Постойте! — В памяти мелькнуло что-то, давно слышанное. — Кажется, несколько лет назад какой-то врач предложил построить при каждом кладбище специальную лабораторию с лейденскими банками… И еще он предлагал распылять в воздухе уксус.
— Мой отец, — кивнула гражданка Тома. — К сожалению, к нему мало кто прислушался. Вас не шокирует подобная тема?
Я покачал головой. Интересно, что сказала бы гражданка доктор, узнав, кто я на самом деле? Нет, она слепа — как и все остальные. Тот, кто не пустил меня на серое небо, позаботился об этом…
Наконец фиакр остановился. Девушка вздохнула, выглянула из-под шапки. Послышался облегченный вздох.
— Приехали! Гражданин Люсон, приглашаю вас выпить кофе в моей скромной компании. Или вы, как истинный ретроград, не пьете кофе?
— Пью, — тут же откликнулся я. — Хотя и ретроград.
Напрашиваться в гости не хотелось, но я понимал, что после всего случившегося гражданке Тома не хочется оставаться одной. Все-таки для двадцатилетней девушки подобные приключения — это чересчур. Даже для дочери доктора Александра де Тома.
В небольшой квартирке, разместившейся на втором этаже старого особняка, царил полный беспорядок. Мне было велено не смущаться и не удивляться. Гражданка Тома жила без прислуги — по той же причине, что и без экипажа, а времени на домашние дела не оставалось. Меня разместили в кабинете на продавленном диване, для чего пришлось скинуть прямо на пол дюжину толстых фолиантов и несколько вываренных добела берцовых костей. Пока гражданка Тома приводила себя в порядок, я перелистал пару книг, убедившись, что имею дело с анатомическими атласами. Наскучив бездельем, я предложил свои услуги в важном и серьезном деле — растопке печи на кухне, не топленной уже не менее трех дней. Печь была огромной и очень красивой, выложенной голландским кафелем по моде начала века, но тянула из рук вон плохо. Вдобавок ее давно не чистили, так что пришлось взяться за дело всерьез. Сняв камзол, я закатал рукава и принялся орудовать кочергой. Дело уже дошло до дров, когда в кухне появилась гражданка Тома — на этот раз без очков и лапландской шапки.
— Убедительно, — заметила она. — С печью сражаться вы умеете. А также, если судить по вашим движениям, неплохо танцуете. Не спорьте, такое легко заметить… Итак, гражданин Люсон, не притворяйтесь санкюлотом. Вы типичный «аристо», как сейчас модно говорить.
— Я и не спорю, мадемуазель де Тома. Она топнула ногой:
— Прекратите! Я же вас просила! «Мадемуазель»! Знаете, отец хотел приучить меня к «свету». Наслушалась! «М-мадемуазель! Я м-мечтаю стать б-бабочкой и кр-ружить вокруг вашей шляпки! Ах, суда-р-р-рыня, я ощущаю стр-р-расть!»
Я покосился на нее и стыдливо промолчал.
— Ладно! На сей раз вам прощается, гражданин де Люсон. Мойте руки, а я займусь кофе…
— Дю Люсон, — внезапно вырвалось у меня. Девушка не обратила внимания, а я изрядно растерялся. Моя выдуманная фамилия должна звучать именно так — я был абсолютно уверен. Но почему? Когда я заполнял гражданское свидетельство, мне просто пришло на ум название маленького городка…
Оставалось вымыть руки. Когда я вернулся на кухню, гражданка Тома уже колдовала со странным устройством, напоминающим ведерко, но почему-то с двумя носиками. Похоже, кофе в Париже варили по-всякому.
В воздухе струился пряный аромат, и я уже предвкушал первый глоток, когда из глубины квартиры послышался негромкий звук. Девушка удивленно обернулась:
— Это в дверь. Странно…
Теперь и я понял — стучал молоточек, подвешенный у входной двери. Тут же вспомнились моржовые усы комиссара Сименона.
— Я открою. Не выходите из кухни.
Пока я возился с засовом, в дверь продолжали колотить — гости были настойчивы. Я порадовался, что согласился зайти к девушке. Если это из комиссариата…
Но я ошибся. Дверь отворилась, и на пороге возник некто, при виде кого мои опасения исчезли. Такие не служат в полиции.
Невысокий, слегка склонный к полноте молодой человек, одетый в безупречный редингот, растерянно взглянул на меня и изумленно произнес:
— Нет! О, нет! О Небо! Нет, нет!
— В каком смысле? — поинтересовался я, замечая некоторую странность. Модный наряд гостя никак не сочетался с буйной черной шевелюрой, явно не знакомой с ножницами куафера. Черные волосы дыбились, спадали с плеч, словно сей молодой человек прибыл прямиком из прерий. Индейская прическа плохо сочеталась с очками в дорогой золотой оправе.
