— Гражданка Тома, — решился я. — Представим невозможное — мертвец ходит среди людей. Как вы его сумеете отличить от живого?
— Роговица глаза, — последовал мгновенный ответ. — Гражданин Люсон, не поддавайтесь Альфонсу! Он верит в колдунов, ламий, оборотней и призраки погубленных невест, поэтому публика разбегается в ужасе, когда его пьесу все-таки решаются поставить.
Я пожалел беднягу драматурга. Однако уверенность девушки заставила задуматься. Она — врач. Она, похоже, очень хороший врач. Она видит меня — и ничего не замечает…
— Наверно, мне пора, — я встал. — Благодарю за кофе, гражданка Тома! Оставляю вас вдвоем…
— И ничего не оставляйте! — отрезала девушка. — Я чертовски устала, хочу спать, а вечером мне снова работать! Так что, гражданин Люсон, забирайте Альфонса и отправляйтесь по своим делам!
Индеец попытался возразить, но тщетно. Я вновь подумал о трудной судьбе того, кто решился стать женихом доктора Тома.
Мы уже прощались, когда девушка, прервав на полуслове излияния Альфонса, повернулась ко мне:
— Гражданин Люсон! Прежде, чем я вас выпровожу, позвольте сказать спасибо. Этой ночью вы спасли беднягу Вильбоа от смерти, а сегодня днем — одну особу от прелестей каталажки. Знакомство с вами бывает полезным…
Пожатие маленькой руки было твердым и решительным.
— Кстати, можете проявить благородство до конца и навестить гражданина Вильбоа. Он в лечебнице Урсулинок, это на Монпарнасе. Врачи там неплохие, но все остальное…
— Я сам… — начал было гражданин д'Энваль, но дверь со стуком закрылась перед нашими носами.
— Итак, вы драматург, — констатировал я, когда мы вышли на улицу. — Пишете пьесы про ламий и вурдалаков.
Молодой индеец усмехнулся:
— Юлия попросила вас не подпадать под мое влияние, друг мой. Зато под ее влияние вы уже подпали. Она — необыкновенная девушка, ее красота ослепляет… О-о, ее красота! Но не все дано понять даже самым прекрасным!
Он не шутил. Курносая физиономия гражданки Тома для него сверкала солнцем.
— Я не считаю себя драматургом. Я — революционер. Я тот, кто служит Великому Духу Перемен, кто несет Бурю в вековечное болото!
Это понравилось мне значительно меньше. На служителей оного «духа» и прочих «буреносцев» я уже насмотрелся.
— Я не беру Бастилии, — понял меня д'Энваль. — Моя Бастилия не из камня. Но сокрушить ее куда труднее…
Вдали показался фиакр. Мы переглянулись.
— Вы собрались пройти тропой Милосердия и навестить несчастного, сломленного Злой Судьбой… — неуверенно начал молодой человек.
С минуту я переводил, затем кивнул:
— Да, но я не знаю, где эта больница.
— Я провожу вас. Мой долг велит споспешествовать вам, гражданин Люсон.
Я покосился на него, но спорить не стал. Кажется, этот индеец — не такой плохой парень.
На этот раз мы ехали быстрее, очевидно, с овсом у гражданина кучера было все в порядке. До лечебницы оказалось неблизко, но гражданин д'Энваль не дал мне скучать. Похоже, ему очень хотелось объясниться. Вскоре я узнал, что он все-таки драматург, написавший уже с дюжину пьес, три из которых были поставлены небольшим театром, что приютился возле бывшего Па-ле-Рояля. Впрочем, свою миссию индеец воспринимал значительно шире.
— Разве вы не видите, о друг мой, что перемены в обществе — ничто по сравнению с переменами в Царстве Духа, — увлеченно повествовал он. — Дух! О-о, Дух! Вот что главное! Дух Старого Порядка — вот наша Бастилия!
— Осел в митре с Библией, привязанной к хвосту, — не выдержал я. — Уже наслышан!
— Нет! Нет! То, что вы имеете в виду, — чудовищно! Я чту Творца! Но не того, о котором вещают полуграмотные кюре! Я верю в Творца, явившегося в огне и буре! Творца, пробудившего народ от вековой спячки! Народ — вот наша Библия! Его голос — это голос истинного Писания!
Признаться, мелькнувшая у меня мысль оказалась не самой удачной. Хотя почему бы гражданину д'Энвалю не быть из числа пациентов доктора Тома?
— Непонятно? — грустно улыбнулся молодой человек. — Увы, я чувствую в вас человека, далекого от Царствия Духа! Если говорить низменным языком газет, я… Нет, мы! Мы создаем новую литературу! Нет, новую культуру!
— «Вперед сыны отчизны милой! — без всякого энтузиазма откликнулся я. — Мгновенье славы настает!»
— Нет! Гражданин Руже де Лиль сочиняет так, как писали еще сто лет назад… Гражданин Люсон, почему Гомера считают великим?
Я немного растерялся. Впрочем, моего ответа, кажется, не ждали.
— Гомер велик, потому что воплотил в себе силу греческой нации. Он лишь Гефест, но сталь, из которой выкованы его поэмы, создал народ.
— И что тут нового? — удивился я, оглядываясь по сторонам и пытаясь на всякий случай запомнить дорогу. — Гомера, по-моему, чтят уже сотни лет!
— Чтят грека Гомера, — усмехнулся индеец. — Но ничего не хотят слышать о французских и немецких Гомерах, которые ничуть не ниже, ничуть не слабее! О-о! Каждый народ велик! Если мы отдернем завесу, наброшенную «классиками», то за нею найдем великие сокровища, созданные народами Европы! И не только Европы!
— Ирокезы, например, — не выдержал я, но гражданин д'Энваль меня, кажется, не услышал.
— Каждый народ создавал «Илиады»! Каждый! И мы говорим… Нет, мы действуем! Великий Макферсон23 уже доказал, что даже в дикой Шотландии создавались великие шедевры. А Франция! Мы найдем! О-о, мы найдем! Мы достанем из-под спуда…
Похоже, у моего нового знакомого не хватило дыхания.
— Ну, а ведьмы и ламии, — уже более спокойным тоном продолжал он, — это то, о чем рассказывал народ. Немцы называют сие «фольклор». Даже сказки, даже темные предания — это тоже сокровища. Братья Гримм в Германии уже собирают народные сказки и легенды. Они знают, они ведают, где искать великие творения…
Тут фиакр остановился, и гражданин д'Энваль был вынужден прерваться.
Лечебница Урсулинок была огромна. Понадобилось не менее получаса, прежде чем нам удалось найти палату, где лежал несчастный Вильбоа. Гражданка Тома не ошиблась. Лечебница явно знала лучшие времена. Больные лежали прямо в коридорах, на матрацах, набитых соломой, воздух был затхл и тяжел. Шарлю Вильбоа изрядно повезло — ему досталась небольшая светлая палата с кроватью возле самого окна. Но оценить это бедный парень не мог — он был без сознания. Взглянув на белое, словно высеченное из мрамора, лицо, на синюшные пятна под глазами, на бесцветные губы, я понял — дела его плохи.
С врачом — молодым, рыжим и очень озабоченным, удалось поговорить буквально на ходу. Доктор пожаловался на то, что в больнице не хватает врачей, лекарств тоже недостает, а у гражданина Вильбоа сильнейшая потеря крови, что само по себе опасно, но не исключено также заражение…
