Ознакомительная версия.
Несмотря на бурно проведённую ночь, они проснулись рано — часа через полтора после восхода солнца. Егор принялся тщательно застилать кровать, приведённую за ночь в нечто весьма неприличное, а Санька, минутудругую повозившись с хитрыми запорами, широко распахнула окно.
Сразу же помещение номера наполнилось свежим, звенящим от хрустальной чистоты воздухом.
— Чем же это так пахнет? — никак не могла понять Санька. — Чутьчуть горчинкой, а ещё, совсем немного, колодезной водой…. Или — родниковой? — выглянула из окна и удивлённо охнула: — Саша, иди скорей сюда! Здесь настоящее чудо…. Теперьто я точно знаю, кто это всю ночь напролёт пугал меня скрежетом и царапаньем…
Егор, бережно отодвинув жену от узкого окна, осторожно высунулся наружу. Лёгкий утренний ветерок кружил в прозрачном воздухе — по самым невероятным траекториям — миллионы жёлтобурых и лимонных листьев, опавших с платанов. Разноцветные листья были везде и всюду, казалось, что всё пространство за окном — безо всякого остатка — заполнено ими…
Завтрак был созвучен этой хрустальной осенней свежести: белый, удивительно мягкий пшеничный хлеб, жёлтое густое масло, свежайший козий сыр, варёные куриные яйца, тонко нарезанные ломтики сырокопчёного бекона, крупные куски варёной говядины, сочные светлозелёные груши, мелкие краснобокие яблоки…
А кофе, поданный сонной хозяйкой в самом конце трапезы, был просто великолепен: ароматный, пахучий, с лёгкой и приятной горчинкой.
«Похоже, что лёгкая горчинка — отличительная черта всей этой страны, которую через многие годы официально назовут Аргентиной…», — высказал очередную философскую сентенцию заумный внутренний голос.
— Отличный кофе! Великолепная страна! Мне здесь, определённо, нравится! — взволнованно заявила Гертруда Лаудруп, влюблено, с нескрываемым обожанием поглядывая на своего мужа Людвига.
После завтрака компания разделилась. Первые два дня — после прибытия на эту стоянку — были объявлены Егором выходными, поэтому мнения, как эти дни провести, предсказуемо разделились. После недолгих, но жарких споров решили так: Людвиг и Герда, прихватив с собой всех детей и охранную команду, отправляются на конных повозках в БуэносАйрес — на обзорную экскурсию, а все остальные остаются возле кораблей.
В обеденное время супруги Меньшиковы зашли перекусить в маленький трактирчик, над дверью которого висела табличка — «Портеньо[13]». За одним из столов сидели и оживлённо болтали поиспански Фрол Иванов и молоденькая черноволосая девица, облачённая в богато отделанный мужской костюм для верховой езды.
«Надо признать — весьма симпатичная барышня!», — со знанием дела оповестил внутренний голос. — «Ну, вылитая Исидора Коварубио — из великого романа Майна Рида «Всадник без головы»! Только молоденькая такая Исидора, лет шестнадцатисемнадцати от роду…. Кстати, характерный разрез глаз и смуглая кожа указывают на то, что среди её ближайших предков присутствовали и южноамериканские индейцы. А воркуютто как, ну, чисто влюблённые голубки! Фролкато наш — знатный полиглот…».
Возле барной стойки — на высоких стульях — сидели двое мужчин среднего возраста, чемто неуловимо похожие на собеседницу Фрола. Вот девушка неожиданно рассмеялась хрустальным и серебристым смехом, мужчины тут же, словно по чьейто строгой команде, напряглись, поглядывая на Иванова с ярковыраженным недоверием.
— Наверное, братья этой черноволосой красотки, — негромко предположила Санька. — Я читала, что у испанцев принято, чтобы молодые девушки ходили на свиданья с кавалерами только под надёжным присмотром близких родственников. Правильный такой обычай, уберегающий от всяких неожиданностей…
Чуть позже выяснилось, что девушку действительно звали Исидорой. Она была любимой дочерью местного плантатора Рауля Гонсалеса, а два хмурых типа, действительно, являлись её старшими братьями.
После обеда Егор и Санька отправились прогуляться вдоль обрывистого берега ЛаПлаты. Шли, обнявшись, любовались на шикарные речные пейзажи, болтали о всяких мелочах.
— Александр Данилович! — позвал ктото. — Подождите!
Торопливо подошёл шкипер Тихий и взволнованно доложил:
— Господин командор! Мне рассказали, что всего неделю назад у крайнего причала, где сейчас пришвартована «Кристина», стоял голландский фрегат. Да, тот самый, с русскими офицерами на борту. Называется — «Зейдерзее». Что это всё значит, Александр Данилович?
Егор только плечами передёрнул недовольно, мол, сам бы многое отдал — за решение этой головоломки.
Ещё через час, когда уже подходили к гостинице, Егор непроизвольно задрал голову вверх, нахмурился и недовольно покачал головой:
— Саня, сколько раз я тебе говорил, что, выходя из комнаты, окна обязательно надо закрывать?! Вон, створка нашего окошка распахнута почти настежь. Безалаберность какаято, право!
— Я только маленькую щёлку оставляла, чтобы чутьчуть проветрить, — принялась оправдываться жена. — Это ветер, наверное, постарался. Ну, и ничего страшного! Подумаешь, в комнату нанесёт немного платановых листьев. Они такие милые! И пахнут очень приятно…
«Дай Бог, чтобы только опавшие листья платанов пожаловали к нам в гости!», — многозначительно поморщился недоверчивый внутренний голос. — «Дай Бог! Впрочем, наша мансарда, действительно, располагается высоко от земли, а никаких лестниц вблизи не наблюдается…. Вообще, братец, ты и сам непростительно расслабился! По поводу окна мог бы и лично всё проверить…».
Возле двухстворчатых дверей постоялого двора дисциплинированно прогуливался сержант Дмитрий Васильев и два солдата. Служивые, изредка посмеиваясь, о чёмто оживлённо переговаривались между собой.
— Господин командор, на вверенном нам объекте всё спокойно! — заметив начальство, тут же вытянулся в струнку сержант. — Никого из посторонних персон не появлялось!
— Нуну! — облегчённо вздохнул Егор. — Бдите дальше, бойцы!
Когда он массивным бронзовым ключом отпирал дверной замок гостиничного номера, над головой чтото застучало.
— Чёрт меня побери! — негромко выругался Егор, врываясь в помещение. — За что мне это всё? За что?
Он торопливо заглянул под кровать и убедился, что заветный саквояж — с половиной «золотого запаса» экспедиции — бесследно исчез.
— Этот наглый вор пришёл по крыше, — начала объяснять Сашенция безмерно виноватым голосом. — Заслышал, что мы возвращаемся, вылез обратно на крышу и…. Прости меня, Саша! — неожиданно заплакала, размазывая ладошкой по лицу крупные слёзы.
Ознакомительная версия.
