Завтра, всё завтра, а сегодня со всеми подробностями опишите мне ваш путь до Охотска, если честно, то он гораздо интереснее дальнейших ваших скитаний.
Для мореплавателя земля гораздо опаснее океана.
Ален Бомбар
— Охо-хо, даже вспоминать тяжело, — Беринг взял чашку чая и сделал очередной глоток, — Странный напиток. Необычный, даже и не похож на чай.
Конечно. Брехт сумел всё же получить чёрный чай. Вспомнил передачу по телевизору о том, как чай из зелёного стал чёрным. Насколько она правдивая, проверить не получится. Теперь изобретателем чёрного чая будет Бирон и Россия. А по телевизору событие было описано следующим образом. Фамилии, конечно, не запомнились. Шёл корабль по морю и вёз полный трюм чайного листа. Где-то в районе Индии, а корабль шёл из Китая, он попал в бурю и в трюм попала вода. Воду откачали, дыру заделали, или в обратном порядке, но чай намок и начал загнивать. Кок достал несколько тюков и попытался просушить на солнышке, но получилась пахнувшая гнилью гадость при заваривании. Тогда кок попытался его прожарить. И получилось неплохо. Заваренный чёрный чай был совершенно не похож по вкусу на зелёный, но вкус этот был не противный. Купец, который считал себя разорённым, воспрял духом и по прибытию в Англию прожарил весь свой груз. Ещё много лет до этого события.
Брехт взял дорогущий зелёный чай и, намочив, стал ферментировать, размял и положил в тёмное место на несколько дней. А потом прожарил, кажется, нужно было на сосновых дровах, но Иван Яковлевич попробовал и на ольхе, и на яблоне всякой. Результат пока был средним. До хороших чаёв импортных было вкусу полученного напитка далеко. Скорее, на грузинский чай периода СССР походил заваренный чёрный чай. С кислинкой и минимумом аромата.
Опять нужен был химик. Надо проводить опыты, вести дневники. Работать нужно, у самого на всё времени не хватало.
— Пейте, ещё принесут. Слушаю вас, Витус Иванович.
— Весь путь можно по сложности на три части разделить. Самая легкая часть — первая, где мы на лошадях и санях добрались от Санкт-Петербурга до Тобольска. Ехали через Тотьму, Устюг, Соль Вычегодск и Тюмень. Весь путь проделали мы за полтора месяца и шестнадцатого марта 1725 года прибыли в Тобольск.
— Минутку. Вы с собой везли парусину, канаты и якоря?
— Точно так, где всё это в Охотске взять…
— Витус Иванович, а в Тобольске? Там нельзя сделать якоря. Демидовские заводы не так далеко.
— Не знаю. Брали всё там, где было, в Петербурге на верфях. — Развёл руками Беринг.
— Ладно. Такое предложение… — Брехт на минуту задумался. — Мы совершенно не связанной с вашей экспедицией… Ну, может и не вашей. Но с Великой Американской экспедицией не связанным обозом доставляем двойную норму всего заказанного в Тобольск за зиму. Без спешки, и всё самого высокого качества. Может и с Петербурга, может с Москвы или Нижнего Новгорода. Ну, и про Демидовых подумаем.
— Зачем же двойной запас, с одним намаялись? — Вскинулся Беринг.
— Расскажите ещё. Всё просто, Витус Иванович, мы живём в России. Обязательно купчины обманут и немного плохого товара подсунут, часть потонет по дороге или сгниёт, а то и мыши в амбарах погрызут, пока товар в Тобольске вас будет ждать, а так, глядишь, и всё же наберёте нужное количество. А если останется, то и в Тобольске сгодится.
— Хитро. Не думали о таком. Это же правда всё и про утонет, и про мышей, и про купчин.
— Россия матушка. За что Пётр Меншикова палкой бил? Так, с этим ясно, давайте дальше, что там в Тобольске. Лодки строили?
— В Тобольске задержались мы на два месяца пытаясь пополнить экспедицию из ссыльных шведов, а ещё пережидали распутицу и ледоход на реках. Это из-за того получилось, что первый этап зело быстро прошли против ожидания.
— Понятно, то есть, нужно прибыть в Тобольск не раньше первого мая, там сходить в баньку, попить водочки, отдохнуть. Со шведами глупость. Нужно сразу отправить, как и припасов, двойной состав, будут больные и струсившие, кто и потонет или от холода умрёт. Двойной состав нужно выводить прямо из Москвы. Итак, первого мая нужно быть в Тобольске.
— Да самое будет время. Едва вскрылся Иртыш, как наша экспедиция на четырёх дощаников и семи больших лодках поплыла вниз по течению.
— Почему не все на дощаниках? — Брехт, записал свинцовым карандашом на листок про лодки.
— Что уж нашли.
— Хрень какая. Сейчас же поедет гонец в Тобольск с Указом Государыни строить десять больших дощаников. Стоп. Или нужны лодки малые, чтобы по мелководью… Хорошо, лодки тоже будут. Есть там кому строить?
— Не ведомо…
— И мне неведомо. Хрен с ним, один раз живём. Отправим туда в ближайшее время бригаду другую корабелов.
— Плыли мы до падения Иртыша в Обь, а дальше вверх по Оби, где в районе Нарыма в Обь река Кеть впадает. По этой реке мы шли почти до истока. А дальше нашей экспедиции предстоял непростой волок от Маковского острога до Енисейска. Более ста вёрст не мы на лодках, а лодки на нас тащились. — Беринг, потёр плечо. — Вывихнул тогда, сейчас ломит в непогоду. Только для перевозки головного отряда Шпанберга потребовалось сто семьдесят или сто восемьдесят подвод, теперь не упомнить, нужно в отчёты смотреть.
Шпанберг, надо ему должное отдать, преодолел эти сто вёрст за три дня. Напористости ему не занимать. На Енисее снова на лодки перегрузились и двинулись вверх до впадения Ангары в Енисей. Потом вверх по Ангаре до впадения в неё притока с названием Илим. Когда свернули в Илим был уже конец сентября. И Илим начал замерзать. Двигались вверх по реке до того, как в лёд упёрлись. Пришлось зазимовать в Илимске.
— Подожди, адмирал. Я так понимаю, что особо быстрее и не пройти тот маршрут. Отправлю я и в Илимск гонца, чтобы готовились к приёму большой экспедиции. Дома строили, провизию и добротные зимние одежды готовили. Валенки, полушубки. — Брехт вновь чиркнул на листке бумаги памятку себе.
— Не лишним будет, не велико то поселение. Перезимовав, слава богу, без потерь, только вскрылись реки, перевалили мы на лошадях перевал возле села Усть — Кут и очутились в реке Лене. Там мы вновь сели в лодки и пошли вниз до Якутска.
— Опять остановись, Витус Иванович. Тут рылся я в отчётах по моржовой кости. Тебе не интересно будет. Так вот, там попалась мне бумага одна от атамана Семёна Дежнева просил он выплатить ему жалование за девятнадцать лет. В ней же была приписка, что в Якутском остроге есть его отчёт о переходе из Нижнеколымска в Анадырь. — Брехт взял исправленную им, как уж получилось, карту Беринга и показал путь экспедиции Попова, в которой принимал участие и Дежнёв.
— Так есть карта, где указан пролив между Азией и Америкой и даже часть Америки нанесена⁉ — Откинулся на скамье Беринг, даже чашки опрокинул с остывающим чаем и чуть карту драгоценную не залил, бросился спасать, и манжетом чернильницу ещё перевернул. Карту всё же спас, а вот Брехту штаны и чернилами, и чаем залил.
— Однако. Слышал, Витус Иванович, про слона в посудной лавке? Не бери в голову, чай холодный, а штаны новые сошьют. А эти тебе вместо флага выдам. Шучу, не закатывай глаза. Пойдёте под Андреевским. Ты не дёргайся. Карту и весь архив Дежнева заберёте в Якутске и изучите. Ну, есть проход и что? Смотри сколько тут белых пятен на карте. И главное… Вон отсюда на юг вдоль побережья Америки не ступала ещё нога европейца. Первооткрывателем будешь. Беринговы острова. Алеутские опять же. Залив Витуса. Бухта Бирона. Не шучу. Там пару островов и гор и в мою честь назовите, и про Анну Иоанновну не забудьте.
— Ох, как же так, и давно про тот пролив известно?
— Восемьдесят лет.
— Выходит, из-за дурака писаря или кого там, в Якутском остроге, восемьдесят лет бумага драгоценная в пыли пролежала и все беды и труды наши напрасны⁈
— Дурак ты, Витус Иванович. Вы не менее Дежнёва пользы принесли России, и Камчатку обследовали, и Охотск увеличили, и два поселения на Камчатке организовали и корабль там сейчас есть один. И главное, вы прошли этим путём и назад живыми вернулись,
