class="p1">Но тот защищался до последнего:
— А вдруг будут? А если сгину, то род Забабашкиных точно прервется.
— Так! — вмешался я. — Спокойно, бойцы. Сейчас найдем хозяина сарая, он откроет нам дверь и…
Должна же быть какая-то польза от корочек в этой жизни, подумал я. Менту все двери открыты, разве не так?
— Да ты что, начальник! Где мы его искать будем? Это же сколько квартир обойти… Ты пиво обещал, давай так собаку выковыривать.
— Ну давай, — кивнул я. — Хватай и тяни цепь, а я смотреть буду — Мухтар это или нет.
А что он думал — я сам полезу? Да щас!
— Тогда с тебя еще бидон, — Пистон засучил рукава. — За риск, так сказать… И если сгину, передайте Люське, что заначка за половицей спрятана, пусть лифчик себе новый купит. И скажите, чтобы Вовку-соседа на порог даже близко не пускала, даже за солью… У него соли дома ведро, а все равно по соседкам ходит, собирает.
— Дергай уже, — скомандовал я. — Завещание потом напишешь!
Пистон ухватился за цепь и потянул. На том конце привязи послышалось грозное рычание, будто дракона пробудили. Собачка немаленькая, по утробному рыку — на Мухтара очень даже похожа. К тому же Пистон никак сладить не мог с цепью — сильная, значит, псина, а это тоже, считай, примета. Ножки мужичка трясутся, по небритым мордасам пот в три ручья, а не сдается Мухтар, молодец, стервец.
— Начальник! — взмолился Пистон. — Помогай! Мочи нету, щас почку выплюну!
— Погоди! — я скинул фуражку и китель, свернул на изнанку, саржей наружу, чтобы не измарать мундир, неизвестно, когда там мне сменкка положена.
Засучил рукава и тоже ухватился за цепь. Дедка за репку, бабка за дедку! Тянем-потянем…
— И р-раз!
Вот в дырке показалась морда Мухтара. Пока я разглядывал, морда дернула цепь и снова скрылась в сарае.
— Вот дурень! Я же свой! Айда домой, Мухтарка!
Но дуралею наплевать, уперся всеми четырьмя костьми, хрен сдвинешь.
— Погоди, начальник, — утирал лоб Пистон. — Передохнуть требуется. Нужен план… Ну вытянем его, с цепи снимем, а дальше что? Сам же говорил, он дикий. Тикать придется?
— Какие мысли? — почесал я затылок.
— Ильич! — позвал Пистон единственного оставшегося напарника (пока шел замес с псом — интеллигент куда-то свинтил). — Че встал? Тащи бредешок, у тебя сарайка же рядом.
— Бредешок? Не дам!
— Не жмись, Ильич! Начальник нам еще беленькую поставит, за материальные издержки, так сказать. Да, начальник? И потом, он все равно у тебя дырявый! Новый тебе сплету. Лучше прежнего!
Азарт охоты уже завладел Пистоном, зов предков кипел в его проспиртованных жилах. Человек против хищника, человек против природы, человек против монстра. Наверное, что-то подобное им двигало. Ну или обещанное пиво с водкой.
— Обещай, что новый бредешок сплетешь, — скептически щурился Ильич.
— Зуб даю, — щелкнул ногтем по клыку Пистон. — Нормальный такой сплету, с кошелём. Щучек заводить будем на затоне. А потом завялим на балконе под марлей — и с пивком…
Ильич удовлетворенно хмыкнул и ускакал. Через пару минут вернулся с рыболовным бреднем из толстой капроновой нити.
— Ильич, мы как волчару вытянем, — инструктировал кореша Пистон, глаза его горели, — сразу кидай бредешок на него. Сразу! Не тушуйся. Шибче кидай, иначе детей ни у кого не будет. Ну все… Я готов, начальник!
— Поехали! — сказал я по-Гагарински и ухватился за цепь.
Не обессудь, Мухтарка, но мне тебя в вольеру вернуть надо! Ты не просто собака, ты собственность социалистическая!
— И р-раз!
Но в этот раз дергать сильно не пришлось. Псу, видно, надоела наша возня, и он выскочил прямо к нам.
С рыком, зубами клац-клац, что волк-людоед. Дернув порожнюю цепь, мы отлетели. Не ощутив сопротивления, не удержались и на спину грохнулись. А Мухтарка ловко ухватил Ильича за ботинок.
Тянет к себе, рычит, вот-вот в нору утащит, чудище.
— А-а! — блажит Ильич и бьется, словно рыбка пойманная.
А Мухтар, как черт грязный (когда только успел изваляться), зверем ревет и человечишку тянет.
— Бредень кидай, дурень! — вопит Пистон.
Какой там бредень? Ильичу портки впору менять, а бредешок он и вовсе из рук выпустил.
Я первым вскочил на ноги, потому как единственный среди них был трезвым, и подхватил бредень. Замах гладиатора, бросок — и боевая сетка летит на зверя.
— Тяни! — ору я, когда ячея накрыла пса.
Сам дернул, и Пистон помог.
— Есть! — вопил Пистон, затягивая путы.
Несколько секунд, и пёс скован по рукам, ногам и лапам. Только щерится и рычит в бессильной злобе.
— Ну все, начальник, — засиял Пистон. — Куда его?
— В ментовку, тьфу, то есть в ГОВД. Там вольерчик ему определен.
— Ну и злющий у тебя кобель, — тяжело дышал небритый.
— Погодите, — тут подковылял к нам Ильич с прокушенным ботинком. — Я хочу заметить…
— Заткнись, — оборвал его Пистон. — Ты, курва, чуть операцию нам не сорвал, почему бредень не кинул?
— Да я… да он… Погодите, я хотел бы уточнить, если…
— Помолчи, — снова оборвал его Пистон. — Лучше давайте думать, как пациента доставлять. Не на горбушке же…
— Тележку бы или тачку садовую, — задумчиво проговорил я.
— Точно, тачку! — утер нос Пистон. — Ильич, у тебя же мотоцикл с коляской, давай, выгоняй технику.
— Я выпимши за руль ни-ни! — попробовал воспротивиться тот.
И на меня поглядывает. А что я ему, воспитатель? Ах, ну да, я же тут теперь дядя Степа для всей местной синевы.
— Да не ссы, — заверил Пистон. — Начальник разрешает. Да, начальник?
— В целях острой служебной необходимости, — продекламировал тогда я. — В исключительных случаях допускается управление транспортным средством в состоянии незначительного опьянения. Под присмотром органов, естественно. Я с вами, так что органы при вас, выгоняй моцик.
Мужик вздохнул. Что-то пробурчал, мол, Верка узнает — убьёт, но подчинился. Видимо, Пистон у него в непререкаемом авторитете был.
Картина маслом. Едем мы по городу. Пес в люльке сквозь сетку башкой вертит (успокоился уже, смирился с пленением), Ильич за рулем, я сзади на сиденье, а Пистон на велосипеде «Урал» за нами шпарит. Велик тоже у Ильича нашли, бездонный у него сарай, все есть, от
