бери вещи и пошли.
Я перевернулся на живот и проверил мышцы на рывок. От резкого движения в моей голове что-то взорвалось, и я упал лицом на не струганные брёвна плота.
* * *
Рана оказалась неглубокой. Пуля, шлёпнувшись о воду сильно потеряла в скорости, но спина была слишком близко. Но, глубокая рана, или не глубокая, а крови из неё за ночь вытекло порядочно. Стоять и ходить на горшок я мог только с помощниками, благо на бушприте были нормальные стульчаки, а не обычные дырки.
Судно, как оказалось, принадлежало визирю турецкого султана Альясу Мехмед Паше, возвращавшемуся в Константинополь после встречи с королём Франции Франциском Первым.
Через два дня меня привели на «беседу» с визирем.
— Расскажи про себя, — тихо сказал Альяс.
Ему было явно за пятьдесят и взгляд его не светился молодостью.
Увидев мои сине-зелёные глаза, он удивился и спросил:
— Почему у тебя такие глаза?
Я склонил голову и ответил:
— Мою мать отец взял в жёны за такие глаза. У нас есть небольшое племя на острове с такими глазами.
— Женщины с такими глазами? — Визирь возбудился и даже привстал. — Я тоже хочу такую жену. Ты привезёшь мне такую жену! — Не попросил, а приказал визирь.
— Для этого мне надо добраться домой.
— Ты говорил про острова пряностей… Это Индия?
— И немного дальше.
— Дальше Индии? Как же ты доберёшься? У тебя же ничего нет…
— Великий визирь окажет мне великую милость, если высадит в Истамбуле.
— А дальше?
— Я найду деньги. Это легко. Я буду среди братьев.
— Это верно, — заулыбался Альяс. — Как тебя зовут?
— Мандар Саха.
— И сколько тебе лет?
— Кажется, тридцать два. Я с четырнадцати лет в заложниках у Питера Диаша — хозяина островов Пряностей, а сейчас первого советника Английского короля Генриха.
Тело моё и выглядело на тридцать лет. Не знаю по каким причинам, но я не старел. Жена и дочь смотрели на это с удивлением. Жена даже со страхом спрашивала, не продал ли я душу дьяволу. Два года назад, когда я приезжал в Лисбо, она, после первой ночи близости, замкнулась и меня к себе больше не подпускала, а дочь после разговора с ней, плакала и смотрела на меня с жалостью.
— Расскажи про себя, — приказал визирь.
И я начал «свою» историю.
— Я, великий визирь, родился во дворце моего отца — султана Тарнате. Мой отец, его зовут Табариджи, — хозяин тысячи островов. У нас растёт пряность, которую вы называете «гвоздика».
— Я знаю такую пряность. Говори дальше.
— Когда мне стало четырнадцать, португалец Педро Диаш захватил дворец моего отца и потребовал у него несколько заложников. Нас тогда было трое. Я — старший сын и наследник престола, и двое моих младших братьев-близнецов, которым было всего по шесть лет. Отец отдал меня. Вернее… Диаш потребовал меня. Отец отдал.
Я опустил глаза и замолчал.
— Ты страдал? — Спросил визирь.
— Не очень. Семья меня не забывала. Диаш жил на острове Банда и мать с сёстрами часто приезжали ко мне. Я учился в университете Банда.
— Университет? На островах Индии? Я понял, о каких островах ты говоришь. Это Индонезия. Там не может быть университета.
— Там был университет, — ответил я тихо. — И есть, на сколько я знаю.
— И чему же тебя учили? — Усмехнулся визирь.
— Я больше уделял внимание воинской науке и через три года вышел воинским офицером. Офицером янычар.
— Офицером янычар?! — Воскликнул Альяс. — Этого не может быть!
— Я так называю, чтобы тебе было понятно. Я возглавил персональную гвардию Диаша. В моём подчинении была тысяча воинов.
— А-а-а, — пренебрежительно махнул рукой визирь. — А я то думал…
— Зря вы машете рукой, великий визирь. Наши войска захватили Малакский султанат, Явовский султанат и отбросили португальский флот Альбукерке аж до Индии.
Визирь привстал. Я тоже. Альяс снова упал в кресло.
— Альбукерке?! Но ведь Диаш — португалец!
— Он в это время поссорился с молодым королём Португалии и решил его наказать. Отогнал флот, захватил все земли до Индии и отдал острова Пряностей Испанцам.
— Я слышал эту историю… — Прошептал Альяс. — И ты всё это время был с Диашем?
— Да, великий визирь. Более того, я даже был великим казначеем у короля Англии Генриха Восьмого. Целых десять лет.
— Десять лет?! Но ведь тебе сейчас… Ты говоришь, тридцать два! Значит тебе было двадцать два, когда ты стал казначеем. Ты говоришь, великим казначеем?
— Да. Лорд-казначеем. И ушёл я сам по своей воле, когда узнал, что готовится война и мне представится возможность сбежать. Я узнал, что король Франциск сговаривается с султаном османской империи, пусть живёт он долго и имя его славится в веках, и думал через него встретится с кем-нибудь из вас. Мне удивительно повезло, слава Аллаху! Я встретил тебя, великий визирь.
Визирь недоверчиво покачал головой.
— Чему ещё тебя обучали в университете? — Скривив губы спросил он.
— Языкам, математике, философии, астрономии, навигации, риторике.
— И какие ты знаешь языки? — Усмехнулся, но несколько настороженно визирь.
— Греческий, арабский фарси, турецкий, латынь — я изучал в университете. Кроме них я знал три языка наших островов и чинский. Сам изучил русский. Московитский.
— Московитский?! Русский?! Как?!
— Я был в Московии с Питером Диашем, когда он попал в крепость в царю Василию, а потом его сверг и поставил на трон его брата.
Визирь подскочил, как ужаленный.
— Джироламо! — Крикнул он. — Иди сюда!
В приемную визиря вошёл типичный… венецианец.
«На нашего Буншу похож», — подумал я, мысленно усмехаясь. Глаза, нос. Не-е-е… НОС. Вылитый Иван Грозный на портретах. Но глаза выдавали в нём Буншу. Халтура, короче, как сказал классик. Но венецианец он был настоящий.
— Вот, Джироламо, лорд-казначей его королевского величества Мандар Саха. Слышал про такого? — С вызовом спросил визирь.
Венецианец посмотрел на меня, помедлил и сказал, приклонив голову:
— Слышал, Альяс Мехмед Паша.
Визирь снова упал в кресло.
— Он не врёт?! — Почти вскричал он.
— Нет, всё, что я слышал про Англию, — правда. — Диаш — королевский лорд-представитель, правда? И сейчас возглавляет флот, напавший на франков, да?
Венецианец говорил на португальском.
— Правда, — я ответил на нём же.
— Я баило(посланник) Венеции во Франции Джироламо Брагадино. Для меня большая честь, познакомиться со столь юным, но столь одарённым молодым человеком. А как же вы очутились на плоту? Их, кажется называют «брандеры».
Похоже, что Джироламо, слышал всю мою историю. Да он и не скрывал это.
— Я вызвался в группу подрывников брандер и вынужден был напасть и убить охрану плота, но один всё же успел в меня выстрелить, когда я занимался первым. Мне повезло,
