поднять! Сколько человек из спецназа сейчас в Кремле?
Федор ответил — Один батальон, брат.
— Тогда я сейчас же скачу в Первый полк, приведу еще пару батальонов, велю, чтобы просачивались в Кремль повзводно, что бы не привлекать к их передислокации внимание, а то стрельцов перепугаем усилением охраны и они убоятся идти на штурм. Да и пушки нужно на стенах подготовить к стрельбе картечью.
Ромодановский посмотрел во след убежавшему Петру и поворотился к царю — С Софье-то что будем делать, Государь? Именно она совместно с французской герцогиней стала душой заговора.
Федор отвел взгляд в сторону — В дальний монастырь ее на постриг, а француженку заключить в монастырскую же келью под Москвой. Я отпишу о ее проделках моему брату королю Франции.
Город с утра будто вымер, редкий прохожий спешил по своим делам, оглядываясь и постоянно крестясь на церковные купола — Слух о бунте стрельцов пронесся будто смерч и тотчас все торговые лавки и трактиры закрылись от греха подальше. Не дай Бог стрельцы решат пограбить. Стрельцы перекрыли улицы, которые вели к Кремлю и постепенно количество бунтовщиков увеличивалось в геометрической прогрессии.
Глебов верхом на буланом жеребце невольно кривился, наблюдая на затягивание штурма. Рядом на молодой и резвой кобылке в яблоках мрачно поглядывал на кремлевские ворота князь Голицын. Василий не хотел лично принимать участие в штурме, но его жена Софья устроила ему истерику — Это что же у меня за муж! Пока другие Федьку с его турчанкой-стервой готовятся в монастырь упечь, ты будешь в постели валяться, притворяясь больным? Немедля иди и лично руководи стрельцами, покажи людям, что ты князь, а не бестолочь бесполезная! Иначе после возвращения старых традиций тебя и близко к престолу не пустят — скажут, что князь Голицын немощен и не может принимать участия в управлении страной!
Глебов покачал головой — Да где же наконец пушки! Стоим уже час как идиоты!
Василий кивнул на перекресток двух улиц, на котором показались два орудия на лафетах, которые с трудом толкали стрельцы — А вон и пушки наконец притащили!
Глебов с досадой ударил себя по голенищу сапога нагайкой — Вот ведь черти! А где же порох, где ядра! — сорвавшись с места, стрелецкий голова поскакал к стрельцам, натужно толкающих орудия в сторону Кремля.
Василий тоскливо вздохнул и перекрестился — Прости меня за прегрешения мои! — осмотревшись, Голицын направил своего коня прочь.
Князь не заметил как оказался около подворья князя-кесаря. Вздохнув, муж своенравной Софьи стал стучать в ворота. Залаяли псы, по их лаю можно было вполне понять каков размер этих московских сторожевых собак и Василий побледнел, представив как эти псы рвут его нежную плоть.
Отворилась калитка и выглянул вреде бы обычный бородатый слуга, однако от его пристального взгляда сердце защемило — огромного роста с длинными руками открывший калитку имел глаза, в которых читался вопрос — «Сейчас тебя прибить, или попозже на дыбе угостить горящим дубовым веником.»
— Чо тебе надо? Хозяин отдыхает, велел не беспокоить!
Князь соскочил наземь — Доложи, что Василий Голицын с дурной вестью пожаловал!
Створка ворот немного отошла в сторону и князь, едва протиснувшись, вошел во двор, ведя в поводу коня. Вокруг были несколько солдат с направленными на него ружьями.
— В дом проходи, да не балуй! — в спину усмехнувшись, бросил слуга кесарев, у которого только сейчас Василий разглядел пистоль за поясом.
Ромодановский встретил Голицина в горнице, где развалился на огромном кресле, похожим на царский трон — Ты почто князь ко мне как тать ломишься? — ласково начал Федор Юрьевич, да вот только глаза его смотрели как на вшу, которую ему раздавить ничего не стоит.
Князь Василий опустил очи к полу — Весть принес я тебе крамольную — Супруга моя вместе с герцогиней приезжей стрельцам разум помутили и сейчас стрельцы Кремль поди пытаются взять!
Ромодановский удивленно разглядывал Голицына будто заморскую диковину — Так почему же ты, сукин сын, не пришел ко мне с этим раньше? Что, совесть проснулась? Да больно поздно!
На улице грохнули пушки Голицын, весь вспотев, икнул. Князь-кесарь улыбнулся будто оскалился — Вот и начало конца твоим бунтовщикам! Или ты думаешь, что я ничего не знаю, что у меня под носом творится?
Стреляли по стрельцам, подтащившим свои пушки к воротам Кремля со стены. Разметав картечью пушкарей стрелецкого полка, перезаряженные пушки хищно направились на толпу бунтовщиков, на стенах показались множество вооруженных людей, а в центр города хлынули колонны ощетинившихся ружьями с примкнутыми штыками гвардейских полков специального назначения.
Стрельцы попытались прорваться но их залпами рассеяли и они отступили к самым стенам. Затравлено рассматривая гвардейцев, которые все прибывали и прибывали, заполняя все улицы и полностью отрезав пути к отступлению бунтовщиков. Со стены крикнул кто-то в рупор — Стрельцы! Сдавайтесь и если вы сами выдадите зачинщиков мятежа, то останетесь живы! Одумайтесь стрельцы, вы же против помазанника Божьего восстали, против своего царя!
Стрельцы растерянно пытались найти выход из сложившейся ситуации, но не находили. Один из них сорвал свою шапку и со злостью хлопнул ее о земь — Братцы! Да что же такое! Видно обманули нас, наврав, что царь Федор Алексеевич помер и немцы хотят своего царя нам на шею посадить!
Стрельцы стащили с коня своего начальника и, намяв тому бока, вытолкнули его к царским гвардейцам — Это он нам голову запудрил! Забирайте этого ирода окаянного, нет на нас вины!
Со стены опять раздался голос — Стрельцы, кто еще вас подбивал на бунт, не мог один ваш стрелецкий голова вас уговорить нарушить присягу, выдайте всех зачинщиков и бросайте оружие.
Через полчаса стрельцы выдали всех, кто подталкивал их к бунту и позволили себе связать руки. Отделив зачинщиков, стрельцов под конвоем отправили в казарму одного из полков, откуда их пешим строем должны отправить в каменоломни карелии добывать гранит для отделки дворцов и соборов нового города. А тут еще Петр решил и берега Невы одеть в гранит.
Через пару дней после бесконечных пыток на дыбе два с лишним десятка стрельцов привели на лобное место, где по приказу царя поставили колоды, на которых предстояло оставить свои головы зачинщикам мятежа.
Царевич Петр бешено выкатил свои глаза, идя вдоль строя осужденных стрельцов — Что, сволочи! Бунтовать против моего брата вздумали! Ничего, сейчас вас все воздастся по делам вашим!
Остановившись около Глебова, Петр сверху вниз разглядывал
