капитан-лейтенант в отставке Сергей Феоктилатович Мигунов.
— Так точно, ваше благородие!
— И что вы намерены предпринять в случае, если вызов воспоследует? — высоко поднял бровь отставник. — Вы, верно, не осведомлены, что маньчжурские аристократы до сих пор основательно изучают фехтование. Местное, разумеется, но все же. Так что на пистолеты можете не рассчитывать.
— Не извольте беспокоиться, — остался бесстрастным Март. — Я справлюсь.
Однако, догадывавшийся о способностях нового курсанта Пужэнь не решился воспользоваться своим правом, и конфликт окончился ничем. Это обстоятельство весьма негативно сказалось на репутации княжича. Школьные острословы не придумали ничего лучше, как пустить шуточку «Пужэнь испужен». Зато рейтинг Колычева и Кима среди тех, кто недолюбливал безмерно заносчивого маньчжура, поднялся на недосягаемую высоту.
Но вот с Витькой они впервые в жизни чуть не поссорились. Сначала тот возмутился, что друг его выгораживает. Кроме того, многие ученики летной школы, бывшие, по понятиям выпускника приюта, мажорами, относились к Киму с плохо скрываемым пренебрежением, а Март продолжал с ними общаться. В общем, приятель надулся, замкнулся, почти перестав общаться, и еще больше погрузился в мир стреляющих железяк и учебу.
Целыми днями он пропадал в мастерской, а вечерами корпел над учебниками и наставлениями. Часто он засиживался глубоко заполночь, оставляя для сна два-три часа и компенсируя потери энергии с помощью недавно обретенных способностей. Дома Виктор только завтракал и ужинал. Быстро перехватив еду, убегал, буркнув невнятное «до свиданья».
Постепенно в комнате прибавлялось разного железа, захватанных машинным маслом журналов и книг. Вскоре к ним стали добавляться инструменты. Это наполнило недавно такие светлые и полные морского, йодистого аромата апартаменты запахами механической мастерской, что никак не могло понравиться соседу. Впрочем, до поры до времени он терпел.
Вскоре ко всему этому бедламу прибавилась неизвестно откуда добытая, пошарпанная семиструнная гитара. Ким, оказавшийся счастливым обладателем абсолютного слуха, принялся самозабвенно и, что уж там, следует признать честно — довольно мелодично, но очень неумело бренчать. Делал он это уже и в последние часы, теоретически оставленные для сна. Это добавило Колычеву «позитива».
Март поначалу и сам часто до глубокой ночи занимался при свете лампы, но потом втянулся, освоил новые, очень удачно и своевременно подсказанные Зиминым методы отработки текстов. И, как по волшебству, времени на сон, отдых и развлечения стало заметно больше. Он и сам не заметил, как стал стараться появляться дома как можно позднее, в идеале, когда неугомонный побратим таки отрубится. Витька то и дело бросал на друга извиняющиеся взгляды, но упорно продолжал свое.
Впрочем, как бы ни были натянуты их отношения, на занятия они всегда добирались вместе. Все дело было в некоторой отсталости общественного транспорта. Пригородные поезда, которые за отсутствием развитой электрической тяги никто и не думал называть электричками, выходили слишком рано, чтобы доставлять рабочих на предприятия или в порт. Трамваи передвигались только по центру Порт-Артура или Дальнего. А немногочисленные автобусы не заходили в их дачный поселок, где большинство богатых обитателей имели собственные автомобили. Поначалу их подвозил Зимин на своем «Паккарде», но это было не слишком удобно.
Выходом стала покупка мотоцикла. Водить их по законам империи разрешалось с шестнадцати лет, и Март без труда смог сдать не слишком сложный для жителя двадцать первого века экзамен. Стоил двухколесный конь недорого, и вскоре юный Колычев стал счастливым обладателем байка. Выбирал из нескольких моделей. Недорогой японец «Асахи АА» Марта не впечатлил. В его конструкции ничто не говорило о будущем технологическом величии «страны восходящего солнца», а пять «лошадей» в моторе откровенно навевали тоску. К тому же, у этого образца имелось только одно седло. И куда прикажете садить Кима? По этой же причине были отвергнуты и образцы российского мотопрома. Версии с коляской были отвергнуты за чрезмерные габариты и общую неповоротливость.
В итоге он остановил выбор на серебристо-черном британце — «Нортоне 16Эйч», как раз за второе подпружиненное сиденье на заднем крыле и еще добавочный небольшой решетчатый багажник. Не сказать, что этот аппарат был пределом его мечтаний, тем не менее, на нем можно было довольно быстро и сравнительно комфортно передвигаться.
— Так я за тобой заеду? — улыбаясь, спросил Март, высаживая приятеля возле училища.
— Не надо, — вздохнул Витька, понимая, что так просто его друг не отстанет, — я сам приду.
— Точно?
— Заочно! — огрызнулся Ким, вызвав приступ хохота у приятеля, после чего тот как следует газанул и эффектно растворился в клубах сизого дыма.
Автомобильная стоянка перед летной школой никогда не бывала заполнена до конца. Отпрысков богатых семейств привозили лимузины их родителей и тут же разворачивались назад. Прочие приезжали на автобусе. То же касалось и преподавателей, по большей части отставных офицеров ВВФ. Поэтому Март смело припарковал своего железного коня рядом с «Кадиллаком» начальника и, легкомысленно насвистывая, отправился «грызть гранит науки».
Учеба давалась ему легко. Все-таки он был настоящим авиаинженером из будущего, а потому с теорией проблем не могло возникнуть по определению. Что касается практики, то до самостоятельного управления его еще не допускали, но на тренажерах и с инструктором он показывал весьма недурной уровень пилотажа.
Немного сложнее стало, когда начальник авиашколы — мрачный капитан корпуса штурманов в отставке, со шрамом во все лицо, по фамилии Алексеев — узнал, что его новый подопечный щедро одарен Силой. Как оказалось, способности тоже можно и нужно тренировать, и тогда пилот сможет обойтись без гирокомпаса, высотомера, кренометра и даже без радара. Вот тут его прежние знания никак не могли помочь, и наставники, прежде всего сам Алексеев, гоняли его в хвост и в гриву до полного изнеможения.
— С вашей фамилией, молодой человек, стыдно быть дурным пилотом или штурманом, — не раз заявлял он своему ученику, пока, наконец, не добился успеха.
Кстати, успех в незнакомых дисциплинах всегда давался Марту одинаково. Сначала он усиленно пытался разобраться, зубрил формулы, старался вникнуть в суть, а затем, когда, казалось, что этой премудрости никогда не одолеть, в голове как будто щелкал тумблер, и все становилось ясно и понятно, как будто он изучал эту науку всю прежнюю жизнь.
Зато после занятий можно было расслабиться, и Колычев вовсю пользовался внезапно свалившейся на него молодостью и финансовой независимостью. Ходил с друзьями и подружками в кино и на танцы, катал девушек на мотоцикле, угощал их мороженым и прочими сладостями. Ким тоже поначалу во всем этом веселье участвовал, но потом как-то охладел и отошел в сторону, полностью сосредоточившись на учебе.
Маленькие радости жизни не мешали
