отчаянные вы. — сказала бабушка. — Но я так рада.
И опять начались обнимания.
— Так. И вы уже знаете! — сделал я очевидный вывод и в сердцах махнул рукой.
Из комнаты вышел Петр. Ну понятно, Жариковы раньше нас приехали.
Начались поздравления и расспросы. Сестра порхала вокруг нас с радостной улыбкой. Животик у Инны заметно округлился. Чувствовала она себя, слава богу, прекрасно. Уже распланировала, что заберёт Аришку, как только выйдет в декрет.
Женщины занялись праздничным столом. У бабушек уже были готовы и оливье, и селёдка под шубой.
Улучив минутку, отозвал Инну в сторонку.
— Слушай, ну ты же врач, прекрасно знаешь, что такое врачебная тайна. Ну какого лешего ты всем растрепала про беременность Галии?
— А что такого? — подняла сестра на меня невинные глаза.
И как с ней разговаривать? Ругаться не хочется, беременная всё-таки…
— Ну ты и болтушка, честное слово! — махнул я рукой. — Инна, нельзя так с людьми. За такое бесцеремонное обращение с чужими тайнами может очень сильно прилететь. Имей в виду!
— Вы же не чужие, — пожала плечами сестра. — Значит и тайны ваши не чужие.
Тьфу! Право слово. Как глухой со слепым!.. Блин, один в один, как те же разговоры с Дианкой про нашу колбасу. Может дело во мне? Может это я позабыл, как все устроено в Союзе?
д. Коростово, Московская область
Сделал вход-выдох, расслабился.
Ругаться с сестрой смысла явно нет. Судя по всему, она даже не осознает, насколько бестактна. Но достучаться все же надо. В противном случае придется общение наше к минимуму постепенно сводить. Постоянное вмешательство в нашу жизнь я точно терпеть не смогу.
— Инна, я сейчас говорю очень серьезно и хочу, чтобы ты меня услышала и поняла. Ты можешь без спроса делиться с другими людьми только своими собственными тайнами. Вся остальная информация рассказывается только с разрешения тех, кого она касается. Понимаешь?
— Что ты заладил! — отмахнулась сестра. — Я что, не могу рассказать маме, что вы ребеночка ждете?
— Не можешь! — я начал раздражаться. — Это наш ребенок и только мы решаем, когда и кому про него рассказывать. И, кстати, мне ты тоже не должна была ничего говорить. Беременность — это очень важная новость, и я хотел услышать ее от Галии. Это очень трепетный и запоминающийся момент в семейной жизни. Уверен, что и она хотела бы мне сама сюрприз сделать.
— Ерунда какая-то. — Инна насупилась, в голосе появились менторские нотки. — Мы все одна семья. Что за тайны такие дурацкие от своих? Такого не должно быть. Родные должны первыми такие новости узнавать.
— Да. Но не от тебя, а от меня и Галии.
— Почему?
— Потому что это наш ребенок, Инна! Наш, а не твой!
— Да знаю я, что он ваш. Проблему из ерунды создаешь, — отчитала меня сестра и, развернувшись, ушла в комнату.
Капец, поговорили! Вдох-выдох…
Вернулся в комнату, сделав вид, что все в порядке. Галию нервировать лишний раз точно не стану. Часам к девяти заметил, что жена начала зевать, а до Старого Нового года ещё ждать и ждать. Предложил ей лечь поспать до двенадцати.
— А то не выспишься, не свадьба завтра будет, а сплошное мучение.
— Ты ж только разбуди меня в двенадцать! — строго наказала мне жена и согласилась лечь, как мне показалось, с готовностью.
Мы с Петром поболтали немного, поделились новостями. Он рассказал, что встал на очередь на квартиру. В будущем хотел бы в академии отучиться, только не решил ещё, в какой.
— Военные рано на пенсию выходят, — начал рассуждать я. — хорошо бы получить такую специализацию, которая тебя и на гражданке потом кормить будет. На оператора вычислительной техники хорошо бы выучиться. Скоро вычислительные машины широкое распространение получат. Узнай, может учат где в Москве по такому профилю?
— А зачем рано выходить в отставку? — не понял мой посыл зять, видимо, рассчитывая дослужиться до больших звёзд.
— Можно и не уходить. — согласился я. — Но лучше иметь выбор: служить дальше или не служить. Мало ли, как жизнь сложится. А вдруг, тебя по состояния здоровья из армии попросят, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо… Всегда надо иметь план «Б».
Не говорить же ему, что через двадцать лет в армии будет очень тяжко. Наступят лихие девяностые. Дикий рынок. Шальные деньги. Шальные пули… И офицеры, не получающие надбавки по восемь-девять месяцев, потому что их крутили армейские генералы-коррупционеры в банках, прежде чем выплатить им, а на голую зарплату сумей еще прожить. Конечно, если я преуспею в своих планах разбогатеть совместно с Фирдаусом, я смогу подкидывать им денег на жизнь, но Петр гордый… Пару раз возьмёт, а потом скандал закатит и будет принципиально голодать вместе с семьей. Если останется в армии…
Часов в десять я и сами прилёг на диван тут же в большой комнате, кажется, даже немного вздремнул.
Без пятнадцати двенадцать пошёл будить жену. Она так сладко спала. Ну, вот как её будить? А не разбудишь, обидится. Пока сидел рядом и гладил её, в комнату заглянула Никифоровна и, недолго думая, врубила верхний свет.
— Пора вставать! — энергично протрубила она и вышла из комнаты.
Галия, подхватившись, не сразу поняла, где она находится. Вышла к столу заспанная, недовольная.
— Разоспалась совсем! — ласково обняла её Никифоровна. — Иди умойся, полегчает.
Бабушка и Жариковы уже сидели за столом. Радиоточку выкрутили на полную громкость и стали ждать полуночи. Пётр открыл бутылку шампанского и разлил по бокалам.
— Сначала, обычно, провожают старый год. — напомнила бабушка. — Тогда, можно, я начну? — она подняла свой бокал. — В этом году многое изменилось. Вся моя жизнь изменилась. Мы переехали, чему я очень рада, хотя, что греха таить, поначалу страшно было очень. Но сейчас я могу сказать, что кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Ещё бы Поля была рядом, и я была бы совсем счастлива…
— Мысли мои читаешь! — дотронулся я своим бокалом до её. — Только сегодня об этом думал!
— Теперь я. — прервала меня Никифоровна. — Хочу сказать спасибо этому дому, что у меня появилась настоящая семья. Я больше не живу одна. Эля говорит, что ей переезжать было страшно. А мне было страшно до этого, а как решили ехать, я перестала бояться. Вот так. Я решила написать завещание, дети. И оставить свою часть дома вашей матери Апполинарии.
— Ань, ты чего? — удивлённо взглянула на подругу бабуля.
— Мы с тобой не молодеем… А будет Поле куда переехать, она быстрее решится.
— Живите долго, Анна Никифоровна. — серьёзно сказал я. — Мы Алироевых и так перетащим сюда. Да, бабуль?
Бабушка грустно улыбнулась мне в ответ. Не верит в такую возможность? Или думает, что это уже не при её жизни случится?
Что за пессимизм у них обеих? Ничего, скоро начнется весна, солнечного света будет больше и настроение улучшится.
Помню, в первой жизни приехала к соседке мама из Киева. Соседка развелась, одна с ребёнком осталась, пришлось досрочно из декрета на работу выйти. Вот маму и вызвала на помощь. Я им по-соседски помогал, так что мы с ней общались иногда, очень интересная женщина оказалась. Так вот, в конце первой проведенной в Москве зимы у неё прямо истерика случилась.
— Как вы тут живёте⁈ — возмущалась она. — С ноября солнца не было! Солнца четыре месяца уже не вижу! Да у нас в Киеве больше недели пасмурно не бывает! Как так можно жить?
А мы с соседкой переглядываемся, типа, правда, что ли? Солнца четыре месяца нет? А мы сколько лет живём и не замечали. Всё дело в привычке. Может, и бабушкам солнца не хватает? Хотя, конечно, мы не так резко широту поменяли.
Пётр с Инной взяли слово после Никифоровны. Отметили свой переезд к Москве поближе и грядущее пополнение их семьи. Пётр очень рассчитывает, как я понял, на сына.
Когда дошла очередь до нас с женой, Инна не дала нам даже слова сказать и сама быстро всё перечислила, что знала: моё поступление в МГУ, поступление Галии в Горный, успешную сдачу сессии нами обоими. И, конечно, не забыла напомнить о нашей неожиданной беременности.
Казалось, она искренне рада за нас. Пётр тоже кивал головой, поддерживая её слова. Если бы не ее победный взгляд на меня в конце этой речи, я бы даже мог принять все за чистую монету. А так она совершенно четко дала понять, что наш предыдущий разговор всерьез не восприняла. Еще и демонстративно показала, что и дальше собирается действовать в том же духе. Ну что ж, сестричка. Выбор
