Вообще-то сотрудничество по авиационной линии было прописано в секретном протоколе одним из первых, но кто конкретно поедет, японцы думали долго. И вот, значит, придумали…
Полковник несколько огорошил меня прямо с первой встречи.
— Я уполномочен раскрыть вам все интересующие вас секреты в области японской авиации, — заявил он, — в обмен на те из ваших, которыми вы сочтете нужным поделиться.
— Интересная позиция, — усмехнулся я, — вы не против, если я на конкретном примере уточню, что значит «все»? Меня интересует возня вокруг де Хэвиленда.
Из рассказа полковника можно было сделать один из двух выводов — или они действительно решили ничего от меня не скрывать, или знают, что насчет новостей у Джеффри я осведомлен ничуть не хуже них. Токигава поведал мне, что из-за непрекращающихся нападок со стороны Адмиралтейства де Хэвиленд практически потерял свою фирму в Англии, но Япония предложила ему финансовую помощь, приличный объем заказов и даже какой-то местный титул. В общем, в ближайшее время у "Нигихаяки дэнки" образуется конкурент.
— Интересно, — кивнул я, — рад за Джеффри. Ну, а насчет секретов… Мы сейчас как раз заканчиваем проектирование нового истребителя. Именно нового и именно истребителя — потому что «Бобик» — это вообще-то штурмовик и пикировщик, просто, вы уж извините, для борьбы с вашими самолетами никакого специального истребителя было и не нужно. Так что предлагаю вам на недельку слетать в Георгиевск, посмотреть, поспрашивать, может, даже и покритиковать что-нибудь…
Полковник поблагодарил, а потом поинтересовался:
— Скажите, а можно к вам обратиться с личной просьбой?
— Вполне.
— Не могли бы вы познакомить меня с тем вашим летчиком, который в войну летал с изображением удава на фюзеляже?
— Запросто, только он не говорит по-английски. А что, приходилось встречаться в воздухе?
— Нет, только моим ученикам. Меня, к сожалению, на фронт не пустили, поэтому я и не смог встретиться в небе с этим выдающимся мастером боя.
— Это нетрудно устроить, — усмехнулся я, — если хотите, он проведет с вами несколько тренировочных боев. Я предполагал что-то подобное, поэтому заранее вызвал его сюда. Так что можно прямо сейчас съездить на аэродром, он там, ну и пообщаться. Так я вызываю машину?
В общем, Токигава застрял в Гатчине на три дня — повышал летную квалификацию. В первом же полете полковник Мишка Полозов за три минуты ухитрился провести четыре атаки, каждая из которых не оставляла шансов его противнику, а потом прекратил бой и пошел на посадку.
— Господин генерал, — обратился он ко мне, — скажите японцу, что на третий класс он тянет. Которых я над Ляодуном сбивал, летали хуже.
— А не поучишь его маленько?
— Да как же я его учить буду, если он по нашему не понимает?
— Вот кому я говорил — учи английский! Давно бы уже генералом был.
— Я могу чуть говорить русский, — встрял подошедший Токигава.
— Вот и отлично, — кивнул я, — он вас поучит летать, а вы его — говорить. Согласны?
После уроков с Полозовым японец слетал на неделю в Георгиевск, познакомился с моими конструкторами и их последним детищем — истребителем «Ишак». Я без особых опасений распорядился показать ему эту машину, потому как это все-таки задумывалось не столько как боевой, сколько как учебный самолет, все равно к большой войне он устареет. Но на японца проект произвел сильное впечатление. И, выразив свою благодарность, он наконец перешел к тому, ради чего, как я и предполагал, в Россию послали именно его.
— Я внимательно изучил применение ваших самолетов-брандеров, — сказал он мне. — Поначалу я даже думал, что ими управляли летчики, но потом отказался от этой мысли. Скорее всего, это радио. По моим наблюдениям получилось, что если управлять брандером с корабля, то вероятность попадания в корабль противника составляет в лучшем случае одну треть, причем это попадание может быть только в борт. Во время атаки на Сасебо результаты были лучше, но, думаю, потому, что из-за отсутствия зенитного прикрытия ваш самолет-наводчик смог опуститься довольно низко. Я прав?
— Вполне, — кивнул я, — продолжайте.
— Ваш механизм радиоуправления наверняка будет совершенствоваться, — продолжил Токигава, — но совершенствоваться будет также и противовоздушная оборона. Так что вряд ли результативность этого оружия заметно вырастет. Однако самый первый воздушный бой над Порт-Артуром показал, что есть и другая возможность. В воздушном брандере может находиться пилот. Однако наши специалисты по России уверили меня, что вы вряд ли будете разрабатывать такой способ уничтожения кораблей противника.
— Не поймите мои слова как сомнение в мужестве русских летчиков, — с некоторой заминкой продолжил полковник, — я знаю, что в случае необходимости они без колебаний идут на смерть… Но с восторгом выбрать себе судьбу погибнуть во славу императора могут только сыны страны восходящего солнца.
— Не уверен, — хмуро буркнул я, — наверняка и у нас таких найти можно. Вы правы в другом — считать это само собой разумеющимся, действительно, могут только у вас. И что, вы хотите разработать специальный самолет для этих целей?
— Хотим, — согласился Токигава, — но мы с моим партнером трезво оцениваем свои силы. То, что сделаем мы, получится заметно хуже того, что, взявшись за эту задачу, сделаете вы. А летчики-тэйсинтай достойны идти в последний бой на лучших в мире машинах.
— Мне, значит, для них эти машины предлагаете сделать… Причем если нужны действительно лучшие в мире, то они должны быть не только разработаны, но и сделаны в России, вы это понимаете?
— Понимаю, и поэтому мы предлагаем вам… не могу подобрать слова. Ваши самолеты с нашими летчиками будут воевать и против наших, и против ваших врагов.
— То есть вы предлагаете организовать подразделение… как вы это назвали? — малость охренел я.
— Тэйсинтай. Жертвующий жизнью.
— Ага, их самых. В Российском ИВВФ?
— Да. Наши пилоты отдадут свои жизни во славу микадо, но по вашему приказу.
— Вынужден попросить время на обдумывание, — с сомнением сказал я, — ваше предложение слишком неожиданно.
Собственно, тут надо было просто уяснить для себя, что это — высшая степень цинизма или героизма? Или это еще что-нибудь, вовсе мне незнакомое…
Все-таки на женщин сильно действует появление внуков, думал я дождливым октябрьским вечером пятого года. Причем именно внуков, внучки на них так не влияют! Вот в том мире жили мы с супругой не сказать что в такой уж безумной любви, но в полном согласии. И что? Как только дочь разродилась потомством, жена тут же сбежала то потомство нянчить. Но там ладно, все-таки это себя так повела законная жена. Но тут-то — любовница! И то же самое — дочек Ники по полтора раза в год видела и не страдала от этого, а как родился у Николая сын Алеша, так она готова была все свободное время проводить вокруг него. Правда, у Алисы это не встретило ни малейшего понимания, так что в тот раз все быстро вернулось в исходное состояние. Но теперь, с рождением Вовочки, да еще при полном попустительстве Маши, моя ненаглядная безвылазно торчала в Зимнем, заявив мне, что если я хочу ее видеть, то пусть сам и приезжаю. Будучи в общем человеком довольно занятым, я совмещал визиты к даме сердца со служебными надобностями, по которым мне иногда требовалось посетить императорскую резиденцию. Дело в том, что Гоша выразил пожелание, дабы аресты лиц от третьего класса табели и выше я производил лично — а то, мол, империя все-таки сословная, и неудобно, когда его сиятельство какого-нибудь министра берут под белые ручки простые сержанты… Так что в последний раз, когда я приезжал за Бирюлевым, уловивший закономерность народ впал в панику и попрятался. И чего, спрашивается, так пугаться, если не воруешь? — грустно думал я, идя по мгновенно опустевшим коридорам. Ведь сегодня я приехал не по служебной надобности — всех подлежащих этому уже взяли — а по зову сердца, в кой-то веки раз повидать любимую… Я вам виноват, что желающих грохнуть меня можно выстроить в очередь длиной с горбачевскую водочную, и поэтому ездить приходится с охраной? Ну вот, опять кто-то бегом ломанулся, вон как копытами стучит… Что там за «шлеп»? А, занесло болезного в повороте, полы-то скользкие.
