меняться. Сначала незаметно глазу, плавно начал изменяться цветовой фон. Горы стали отливать серо-красным оттенком. Потом начали появляться вкрапления зелени, притом, почему-то довольно высоко. Поэтому определить, что там растёт, не получалось. Вот когда пожалел, что в наличии нет бинокля. А к концу третьего дня ущелье чуть расширилось, пошло как бы на понижение, и далеко впереди появилась возможность рассмотреть горные вершины, которые находились гораздо ниже точки, в которой я пребываю.
Я только и подумал, глядя на это безобразие:
— Это на какой же высоте мне повезло здесь появиться?
На следующий день, ближе к обеду я услышал шум водопада. А уже в сумерках почти добрался до конца ущелья.
Утром я даже не знал, смеяться мне или плакать. Конец ущелья выглядел огромным, расширяющимся к основанию уступчатым обрывом. При этом высота от уступа к уступу была приблизительно метров тридцать.
Радовало то, что внизу просматривалось изобилие зелени, и огорчало, доводя до отчаяния, что я не видел возможности спуститься даже с первого обрыва, не говоря о последующих.
Нет, страшного ничего не случилось. На крайний случай, всегда можно вернуться домой. Но, кто бы знал, как мне не хочется этого делать.
Помимо того, что я помню о возможности стать кузнечиком, прыгающим без толку по мирам, совсем не хотелось возвращаться, не испробовав все возможные варианты.
Желательно было бы узнать, в каком времени я побывал. Несколько часов потратил, пытаясь найти варианты решения возникшей сложности со спуском, но приемлемых вариантов так и не обнаружил.
Даже, если я порежу на верёвки все имеющееся у меня тряпье, до последней нитки, этого не хватит, чтобы преодолеть обрыв. Задумчиво жуя сухую крупу, чтобы хоть как-то утолить голод, я обратил свой взор на реку, и даже передернулся от пришедшей в голову мысли.
Река, падающая водопадом на нижний уступ, за годы своего существования выбила основательное углубление в месте своего падения. Эта своеобразная природная чаша, судя по всему, была довольно глубокой. Вот у меня и появилась мысль — просто спрыгнуть в это углубление, и таким образом, преодолеть непроходимое препятствие.
В этот день я так и не решился принять какое-либо решение. Хотелось плюнуть на все и просто вернуться домой. Только природное упрямство не позволило сделать этого сразу, не раздумывая. Честно сказать, наверное, стоило бы поступить разумно, и не рисковать. Но, с другой стороны, никто ведь не даст гарантию, что в следующий перенос не станет ещё хуже.
Ночью я спал беспокойно и утром чувствовал себя не очень. Нет, физически я был здоров, а вот морально…
Накрутил себя до нельзя, начал психовать. А когда я психую, то часто совершаю необдуманные поступки. Вот и сейчас подумал:
— Да какого хрена я маюсь, как баба перед первой брачной ночью? Разобьюсь, перенесусь домой и излечусь.
С этими мыслями я привязал к баулу все, что можно привязать. Сам баул тоже привязал к руке полосами палатки, но так, чтобы он не мешал выплывать из глубины чаши. Примерился и прыгнул.
Знакомое по прыжкам с парашютом чувство полёта, сильный удар ногами о воду, а потом гораздо слабее о дно, и я, оттолкнувшись от этого самого дна, вынырнул на поверхность.
Все получилось, и первый уступ я преодолел. Вот только радоваться этому не пришлось, потому что речка, здесь стремительно текущая по относительно узкому желобу, активно потащила меня вместе с баулом к следующему обрыву. Не подумал я о подобном раскладе, и ухватиться, чтобы задержаться, и таким образом избежать падения, было не за что. Дно, как и стенки желоба, казались отшлифованными, подобно паркету у хорошего хозяина.
Этот аттракцион я не забуду до конца своих дней. Не раз и не два появлялось желание свинтить отсюда домой, и только ледяная вода, играющая моим телом, как щепкой, и мешающая сосредоточиться, чтобы пожелать вернуться, не позволила этого сделать. Тысячу раз я обозвал себя бараном и попрощался с жизнью. Даже, когда все это закончилось, и меня обессилевшего вынесло на усыпанную голышами отмель, я продолжал самоистязание, матерясь и дурея от своей тупости.
Далеко не сразу до меня дошло, что все обошлось благополучно, и пора бы уже вылезать из воды, чтобы на суше оценить последствия этого водного слалома. А, когда дошло, вставая и выбираясь из воды, я начал хохотать, как ненормальный. Почему-то очень смешными показались эти покатушки вместе с переживаниями. Накры отходняк, и сильный, судя по реакции на спасение.
Напитавшийся водой баул, я тащил за собой волоком, то и дело оскальзываясь на мокрых окатышах. Когда окончательно выбрался на сухое и слегка успокоился, появилось желание осмотреться, куда же я в итоге приплыл.
Что сказать? Грустно, уныло и бедно. Грустно от того, что определиться и выяснить, что это за горы мне не удалось. Уныло из-за надоевших горных пейзажей. Вся разница с ранее созерцаемым только в том, что сейчас были хорошо видны горные заснеженные вершины, до этого скрытые облаками. Те пики, которые я видел из ущелья, оказались, если так можно выразиться, высокими обломками скал, раскиданными по горной долине. А бедно относится к местной растительности, незнакомой и чахлой, представленной, по большей части, кустарниками.
Как бы там ни было, и куда бы я не угодил, а раз выжил, значит, надо заняться своими вещами и припасами. Они ещё пригодятся, наверное.
Целый день я провел рядом с местом, куда приплыл. Развел, наконец, костёр, нарубив веток кустарника, и сварил похлебку с чаем.
Параллельно сушил вещи и припасы. Промокло все напрочь, и я начал переживать за патроны. Так-то они не должны бы испортиться, но после просушки обязательно проверю. Два килограммовых пакета с пшеницей и ячменем просушил особенно тщательно, переживая, чтобы посевной материал не испортился. Почистил оружие и потихоньку все привел в порядок. Уже вечером, решив проверить боеприпасы, я отошёл чуть в сторону от лагеря и охренел от неожиданности. Почти на середине отвесной скалы заметил нечто непонятное и лохматое. Чуть сместившись в сторону, я смог рассмотреть это нечто получше. Это был горный баран или козёл, не знаю, как его правильно назвать. Он забрался метров на тридцать на эту самую скалу, и главное, непонятно, для чего. Растительности там никакой не было. Там вообще ничего, кроме этой скалы. не было. Поэтому и непонятно, зачем он туда полез. А ещё больше непонятно, как он это сделал.
Подобные мысли молнией пронеслись в голове. Но волновало меня, главным образом, не это. Возбудил меня сам этот кусок живого мяса, способный
