всегда, неподражаемо. Она приехала в Омск с одним небольшим чемоданом, а теперь у нее появился вечерний наряд. Кажется, Щербатов узнал узор портьеры из их квартиры в ткани ее платья.
Даже в разгар революционных потрясений Вера Щербатова неизменно выглядела так, будто к ее услугам были лучшие модистки Парижа. Элегантность была присуща ей с ранней юности. Тонкие черты лица, широко расставленные глаза, нежная линия шеи. Темные волосы собраны в высокую пышную прическу, подчеркивая царственную посадку головы. В ушах Вера носила серьги с дешевым лазуритом — немногое оставшееся от родителей серебро давно обменяно на хлеб — но они оттеняли блеск ее глаз так, что, кажется, и с бриллиантами она не могла быть краше.
И все же Щербатова коробили явные знаки бедности в ее облике. Ведь это его вина, что его единственный родной человек живет в шаге от нищеты. Для себя полковник хотел немногого, но Вера, конечно, должна получать только самое лучшее. И Щербатов надеялся, что скоро сможет обеспечить уровень жизни, который ей подобает.
— Спаси же меня от дамского общества, дорогой брат, — негромко сказала ему Вера, не переставая ослепительно улыбаться. — Их послушать — Гражданская война затеяна для того лишь, чтоб эти курицы могли снова пить шампанское и обливаться французскими духами.
Оркестранты вернулись на свои места после перерыва. Дамы и девицы начали было оглядывать залу в поисках кавалеров. Но с первых аккордов стало ясно, что с танцами придется обождать. Оркестр заиграл гимн Российской империи — “Боже, Царя храни”.
Стульев в зале было немного, большая часть присутствующих и так находилась на ногах, что избавило их от необходимости демонстрировать почтение. Гимн полагалось слушать стоя, но государства, где действовал этот закон, уже почти два года не существовало. Бог не сохранил царя, да и сам царь не сохранил ни вверенной ему страны, ни даже собственной семьи. Пели немногие. И все же те, кто сидел, предпочли подняться — не стоит шутить с чувствами людей, утративших все, что было им дорого.
Взгляды собравшихся обратились к группе министров Директории, продолжавших сидеть на угловом диване. Михайлов в центре группы скрестил руки на груди. Щербатов видел, как он что-то говорит своим коллегам. Почтить гимн Российской империи — для эсера это было равнозначно отречению от своих политических идеалов.
Министры похожи, подумал Щербатов, на небольшое стадо косуль, окруженных плотным кольцом хищников. Похоже, кто-то решил положить конец эсеровскому вопросу.
Алмазов резко вскинул правую руку вверх. Музыка оборвалась, словно оркестр только и ждал этого знака. Один трубач несколько секунд тянул свою партию в обрушившейся на залу тишине, потом выдал пару фальшивых нот и утих.
— Это провокация, господа, — четко сказал Алмазов. — Кто-то пытается разрушить наше политическое единство. Покажите, — обратился генерал к дирижеру, — кто отдал распоряжение поставить гимн?
Жезлом, которым только что управлял оркестром, бледный дирижер показал в сторону стоявшей чуть особняком группы офицеров.
Алмазов едва заметно кивнул, и взявшиеся невесть откуда люди в синих мундирах вывели этих офицеров за дверь.
— Достойно сожаления, что это произошло посреди праздника, дамы и господа, — сказал Алмазов. — Но пока идет война, такого рода казусы неизбежны. Враги не только по ту сторону фронта, они притаились и среди нас. Наша сила — в единении гражданской и военной власти в деле противостояния большевистской заразе. Никакие символы старого порядка не должны становиться препятствием на пути построения нашего великого будущего. Вам особо приношу свои извинения за этот инцидент, господа, — последнее было адресовано министрам Директории, словно примерзшим к своему дивану. — Обещаю, подобное не повторится.
Тут один из министров резко поднялся на ноги. Он сказал оставшимся несколько фраз, заглушенных музыкой, развернулся и направился к выходу из бальной залы. Он шел, глубоко засунув руки в карманы сюртука, сгорбившись, не глядя перед собой; празднующие сами отшатывались с его пути.
Оркестр снова заиграл вальс.
Вера несколько раз слегка ударила ладонью о ладонь, изображая аплодисменты.
— Великолепный спектакль, — сказала она брату. — Этот, в сюртуке, далеко не уйдет ведь?
— Разумеется, — ответил Щербатов. — Будет осужден вместе с другими предателями из числа эсеров. Злоумышление против государственного порядка. Раз он находит оскорбительным союз с властями, арестовавшими его товарищей — что ж, пусть разделит их судьбу. Через несколько дней — процесс над офицерами, которые устроили эту провокацию. Та же статья. Я уже работаю над этим, пока неофициально. И хотя многие понимают, кто здесь играет музыку, мы сегодня сохранили Директорию.
— А зачем нам Директория?
— Номинально Директория наследует всенародно избранному, а впоследствии разогнанному большевиками Учредительному собранию; по крайней мере в большей степени, чем любое другое правительство в стране — а их расплодилось великое множество, в каждом втором уезде свое. Директория может консолидировать разные политические силы, вернее, давать им благовидный предлог к консолидации. Но есть еще одна причина, возможно, более важная… Пока военные правят из-за спины Директории, не встает вопрос о личности правителя — Диктатора, каким планировалось поставить покойного Колчака. Не то чтоб кто-то рвался к единоличной власти — но ты же знаешь, как народ в России нуждается в сильном правителе… Пока, впрочем, есть и более насущные дела.
— А ходили слухи, будто Алмазов сам из монархистов…
— Это так. Но чтоб привести Россию к тому историческому моменту, где возможна, хотя бы гипотетически, реставрация монархии, нам придется идти на политические компромиссы.
— Представь же меня своим новым соратникам!
— А вот, на ловца и зверь бежит.
— Вы не имеете права единолично наслаждаться обществом такой красавицы, полковник, — белозубо улыбнулся подошедший Михайлов. Щербатов представил его. Михайлов поцеловал Вере руку — причем в самом деле прильнул губами, а не коснулся воздуха в паре дюймов от запястья, как велел этикет. То ли сын политкаторжанина не знал тонкостей светского обращения, то ли пренебрег ими осознанно. Вера лишь улыбнулась, лазурит в ее ушах блеснул.
— А вот и наш герой дня! — Алмазов подошел в окружении группы офицеров. — Господа, хочу, чтоб вы первыми узнали о грядущем преобразовании в правительстве. Законопроект пока не утвержден Директорией, но по существу вопрос можно считать решенным. Мы создаем департамент охраны государственного порядка в составе моего министерства. Полковник Щербатов любезно согласился его возглавить, а заодно принять должность товарища министра МВД.
