Вихрь утих. Прозрачный ясный день вновь вступил в свои права. Только издалека еще доносились с разных сторон отголоски железного лязга и грохота — там еще буйствовал ветер и завывала буря. Но вскоре и они затихли.
Военный вдруг захохотал.
— Ну и дураки же мы!
Вода, вихрь, грохот — все смешалось в едином ощущении боли и ужаса.
Это газоглушители и нейтрализаторы ядовитых газов — оружие наших отрядов активной обороны ОСО-Авиахима. Они ездят по улицам города, рассеивают в воздухе остатки ядовитого газа и нейтрализуют водой и известью ядовитые вещества, осевшие на землю.
Товарищи смущенно переглянулись. Они совсем забыли об этом изобретении, о котором столько говорилось перед войной…
Первый прилив вернувшихся сил они неэкономно истратили на взрыв радостного, растроганного хохота.
Но вот новый звук привлек их внимание. Теперь уже было очевидно — гудели пропеллеры аэропланов. Они подняли глаза вверх и увидели неисчислимые стаи самолетов. Самолеты летели совсем низко над землей, и в них нетрудно было узнать советские истребители. Выстроившись боевыми треугольниками, они летели на запад — видимо, преследуя аэроврага.
— Наши эскадрильи! Наши эскадрильи! Какая сила! — как зачарованная, захлебывалась от восторга Гайя. — Они летят за врагом, они догонят его!
— Эскадрилья «Разрыв»! — добавил военный. — Я узнаю отдельные аэропланы.
Он даже начал перечислять их названия, но воздушный флот ушел высоко вверх, и разглядеть можно было лишь пунктир боевых треугольников.
В это время воздух снова дрогнул от пронзительного воя сирен.
— Й-у-и-у! Й-у-и-у!
Однако сейчас это были уже не прежние, тревожные, пугающие, раздражающие звуки. Они не рвали на куски, не терзали сознание: голоса сирен звучали ниже, спокойнее и мягче. Они призвали к спокойствию и порядку. Это дозорные сообщали об окончании воздушной атаки и нейтрализации яда. Теперь все были в безопасности.
Улицы начали оживать. Гражданские еще не решались выбраться из своих подвалов и снять противогазы, но военные отряды уже начали действовать. Сновали авто, тяжело погромыхивали большие военные автобусы, грузовики и броневики.
Товарищи с легким сердцем направились в ЦК.
ЦК уже жил полной жизнью.
В здании суетились бодрые коммунары. А перед ним собралась толпа. Утомленные и нервные бойцы, вздыхая с облегчением вздыхая, снимали противогазовые маски. Звучали речи — радостные и полные уверенности в будущем:
— Первая газовая атака с легкостью отражена!..
Добравшись наконец до ЦК, Гайя почувствовала себя совсем обессиленной. Ее нервы, так долго натянутые до предела, не выдержали. Искусственное воодушевление снова сменилось горем и отчаянием. Она еле дошла до первой попавшейся комнаты и бессильно опустилась в кресло. В сознании билась одна-единственная мысль:
«Владимир умер…»
Комната, куда она зашла, оказалась радиотелеграфной. На десятках небольших столиков, выстроившихся вдоль стен, стояли блестящие телеграфные аппараты.
Гайя оперлась о край ближайшего столика и упала головой на холодную доску… Слез не было. Была какая-то пустота… Устремив невидящий взгляд в пространство, не думая и не чувствуя, Гайя просидела так некоторое время, не замечая, что ее рука автоматически нажимает на клавишу, то включая, то выключая аппарат. Во все концы света летели бессмысленные радиотелеграфные волны. Не заметила Гайя и того, что ее рука начала бессознательно отбивать буквы. Буквы складывались в слова. Слова в предложения… и сам собой звучал зов, полный печали и любви…
— Влад, где ты? Влад, где ты? — спрашивала она безграничное пространство…
Печальный зов несся по свету: его принимали тысячи телеграфных станций. И тысячи удивленных телеграфистов с недоумением вслушивались в него, пытаясь разгадать его смысл…
Вдруг Гайя остановилась и испуганно отдернула руку от клавиши. Глаза ее бессмысленно уставились на аппарат.
Приемная клавиша внезапно щелкнула…
На зов Гайи пришел ответ…
Только сейчас она осознала, к кому был обращен ее вызов… Дрожащими руками включила приемник и надела радионаушники…
Прошло мгновение… Снова ответ… Ноги Гайи ослабели и подогнулись. В голове все закружилось…
Из далекого, безграничного пространства донесся ответ:
— Здравствуй, Гайя…
У Гайи лишь на миг потемнело в глазах. Затем она уселась поудобнее и стала бодро принимать радиосводку, внимательно записывая формулы.
XXVII
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Известия о событиях в Америке — восстании рабочих, падении военных заводов и начале гражданской войны — за несколько минут облетели весь мир. Их рассылали во все стороны нью-йоркские радиостанции, охранявшиеся красной гвардией.
Мир затаил дыхание…
Летчики интервентов, отправившиеся в первую атаку на СССР, приняли эти радиограммы, находясь высоко в воздухе над советской территорией.
Испуганными рядами их аэропланы полетели назад и забились, заметались в воздухе, как подстреленные птицы. Они не могли вернуться домой, где царил красный террор, не могли сесть и в советских республиках. Десятки тысяч их слетались в Польшу, спеша укрыться.
Стратеги интервентов превратили Польшу и Галицию в военные базы. Здесь собрались все военные силы. Многомиллионные войска заняли дома местных жителей. В сараях и подвалах громоздились горы провианта и военного снаряжения. Все площади, пустыри, стадионы и даже рынки были превращены в аэродромы. Над городами днем и ночью реяли аэропланы. По шоссе и дорогам тянулись длинные вереницы обозов и толпы солдат. Войска, как саранча, обсели чужую землю. Они уничтожали на своем пути все, съедали все продукты и запасы жителей. Мирное население медленно умирало от голода…
Далекие галицкие села горели: там забрали все, и «наглые» крестьяне, умирая голодной смертью, осмелились протестовать. С рабочим классом в городах и вовсе не церемонились: недовольных просто вешали.
Страна пустела…
На испепеленных руинах оставались лишь немощные старики и дети. Зато в лесах и перелесках множились отряды повстанцев.
Фронтовое командование слало в штаб радиограмму за радиограммой:
— Повстанцы выводят из строя транспорт, разрушают войсковые коммуникации, жгут склады и вредят нам всеми возможными способами!.. Необходимо принять решительные меры!..
— Пустите на них газы, — приказал штаб.
— Это невозможно, — возмутилось польское панство. — Повстанцы прямо среди нас. Газы могут отравить и нас, и ваши собственные войска.
— Тогда выкурите их!
И их выкуривали, подпаливали, жгли, пока всю страну не обратили в пустыню. Но погорельцы снова восставали…
Некоторые самолеты, севшие в Польше после бегства из СССР, попали к повстанцам. У восставших появились аэропланы и газы. Они совершали дерзкие налеты и громили аэродромы. Когда советская конница перешла границу, повстанцы вместе с ней обрушились на войска интервентов…
Фронтовой штаб советских войск получил донесение: враг применил веселящий газ. Начштаба коротко спросил, есть ли поблизости река или пруд.
— Есть, — ответил адъютант.
— Прикажите коннице гнать всех отравленных в воду, — распорядился начштаба.
— Но… — начал адъютант.
Начштаба грозно посмотрел на него…
Через полчаса кавалерийский отряд в защитной резиновой одежде двинулся к линии фронта.
С болью и жалостью лупили казаки своих товарищей нагайками, гоня отравленных к реке. Те смеялись и, пританцовывая, бежали перед лошадьми…
Когда же тесный круг конницы припер их к крутому берегу и стал загонять в воду, к безумным начал понемногу возвращаться разум. Они сопротивлялись, пытались прорваться сквозь строй, падали под копыта и отбивались, не переставая заливаться веселым смехом….
Некоторые захлебнулись… Но большинство, нырнув в воду и сразу избавившись от смеха, возвращались на берег спасенными от смерти.
