– С вашего позволения! – Я сопроводил слова коротким наклоном головы.
– Вам запретишь… – буркнул Ленин, – А потом, после твоей смерти, твои же товарищи положат твоё тело в стеклянный гроб и выставят на всеобщее обозрение!
Ну да. Я ему и об этом сказал при нашем первом откровенном разговоре, тогда, в квартире на Екатерининском канале. Чувствуется, что шок у него не прошёл до сих пор.
– А вам бы этого не хотелось… – Вот ведь! Хотел произнести эту фразу про себя, а получилось вслух.
Ленин посмотрел на меня, как на идиота. Открыл было рот, видно, для жёсткой отповеди, но внезапно передумал. Махнул рукой.
– Ладно! Так что вы там хотели развернуть?
И я развернул! Я так развернул – и про Ислам в целом, как молодую, ещё до конца не погрязшую в догмах религию, в которой найдётся место для новых веяний. И про панисламизм, которому никак нельзя дать завладеть умами мусульманской части населения России. И про пантюркизм, который, наоборот, следует поддержать, как раз в противовес панисламизму.
– … А для того, чтобы пантюркизм не превратился со временем в силу способную расколоть государство, мы и запустим в него вирус, то, что я называю «Красный ислам».
– Что вы, простите, запустите? – не понял Ленин.
– Вирус, Владимир Ильич, иначе говоря, … заразу.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Ленин. – Запустить заразу в заразу! А вы шутник, батенька!
И чёрт меня дёрнул употребить слово «вирус». Не уследил за речью. Я, конечно, имел в виду вирус компьютерный. Но Ильич-то про такое и слыхом не слыхивал. Я ему про компьютеры точно не рассказывал. Вот и пришлось на ходу выкручиваться. В цейтноте от безысходности про заразу и ляпнул. Получилось ужасно. Совсем не подходящее для обозначения религии слово. А атеист Ленин доволен. Смотрит на меня уже вполне доброжелательно.
– Если я правильно вас понял, Михаил Макарович, «Красный ислам» будет проповедовать некую пролетарскую солидарность вне зависимости от религиозных убеждений?
– В определённом смысле… – осторожно ответил я. – В любом случае это будет религия трудящихся.
– Хорошо! – Ленин решительно хлопнул рукой по подлокотнику кожаного кресла. – Возражения насчёт «Красного ислама» я снимаю. Что там у нас дальше по списку?
– Вот тут, Владимир Ильич, вы подчеркнули абзац об особом пути перехода народного хозяйства Туркестана от феодализма к социализму…
– Не подчеркнул, Михаил Макарович, а перечеркнул! – Ленин остановил готовые вырваться из меня возражения волевым жестом руки. – Никаких особых путей мы вводить не будем, ни для каких окраин! Разумеется, товарищам на местах придётся поднапрячься, мы им в этом всемерно поможем, но путь в социализм у нас у всех будет один! Это согласованная позиция большей части руководства большевиков и эсеров, и вам придётся подчиниться!
Мне осталось только промолчать. Ильич довольно кивнул.
– Вот и хорошо! Вот и договорились! Теперь о главном. Принято решение о создании Главного Управления по делам Туркестанского края. Вы назначаетесь куратором этого управления по линии Совнаркома.
* * *
Двухэтажный особняк на 4-ой линии Васильевского острова, как только в нём разместилась «Главтурка», – такое прозвище с лёгкой руки питерских острословов получил новый главк – очень скоро превратился в помесь дивана и караван-сарая. (Кто не понял, причём тут мебель, поясняю: «диваном» именуют в некоторых мусульманских странах правительственные учреждения). В боковых крыльях здания разместились гостиница и столовая, которую работники и посетители «Главтурки» именуют не иначе как «чайхана». Во внутреннем дворе особняка соорудили аж три тандыра, в которых выпекаются вкусные лепёшки и самса.
А ещё там делают изумительный плов – настоящий! Я, когда бывал по делам в «Главтурке», старался подгадать так, чтобы там и отобедать. А потом просил упаковать для меня плов и лепёшки ещё и на вынос. Алимжан, главный по плову, каждый раз огорчался. «Ээ… – говорил. – Зачем с собой уносишь? Остынет ведь, вкус потеряет. Веди свою ханум сюда, пусть тут кушает! А разогретый плов уже не то…» Но моей ханум всё было то. Маша и разогретый плов уплетала за обе щёки…
Восточный колорит ощущался уже на подходе к «Главтурке». Только там, в одном с тобой направлении, спешили в большом количестве люди с ярко выраженной тюркской внешностью, некоторые в европейской одежде, на многих чапан (летом более лёгкий халат), на головах: для зимы – папаха, для лета – тюбетейка. Навстречу же попадались сплошь европейцы. Не знаю, кто ввёл эту моду, но посетители «Главтурки» идти обратно предпочитали почему-то по другой линии. Само же здание главка, как и воздух вокруг и внутри него, было буквально пропитано Востоком. И дело тут не только в аромате готовящейся пищи, хотя он в составе амбре был, безусловно, преобладающим. Витало в воздухе что-то ещё, характерное только для Средней Азии. Кто там побывал, тот меня поймёт.
* * *
Алексей Алексеевич Маниковский, сменивший Брусилова на посту наркома обороны, всё то время, пока я давал пояснения к своей же докладной записке, что лежала сейчас на столе перед наркомом, отсвечивая начертанной Ленинской рукой резолюцией «Тов. Маниковскому: Разобраться!», старательно изображал заинтересованность. Но как только я закончил, поспешил тут же сплавить меня по инстанции. Схватил синий карандаш – Ленин писал красным – и добавил к предсовнаркомовской свою резолюцию: «Генштаб. Духонину. Принять меры к исполнению!» Показал мне и ласково произнёс:
– Как видите, никакие проволочки воплощению вашей инициативы в жизнь не грозят. Ответ из Генштаба получите в ближайшие дни.
Я кивнул, и, повернувшись через левое плечо (хотя и был в цивильном), покинул кабинет.
Приглашение встретиться я получил от Духонина через два дня.
Николай Николаевич, после того как усадил меня в кресло, а сам расположился напротив, счёл правильным – с учётом нашего, пусть и мимолётного знакомства, – придать беседе полуофициальный характер.
– Не подскажете, любезный Михаил Макарович, – улыбнулся в усы Духонин, – что я тут, – он показал на лежащую между нами на столе многострадальную докладную записку, – должен исполнять?
– Плюньте вы, Николай Николаевич, на эту бумагу, – поддерживая дружеский тон, предложенный Духониным, посоветовал я. – Она свою роль уже сыграла, раз я сижу в этом кресле. Лучше ответьте: вы поддерживаете изложенную здесь, – я кивнул на записку, – идею о создании регулярных воинских формирований из числа коренных жителей Туркестана?
Васич на тот же вопрос ответил такое, что я был несказанно рад, что мой друг не является пока ни наркомом обороны, ни начальником Генерального штаба.
