– Ну, чего у вас там нового? – спросил у него Лепилкин с прежним, хмурым выражением на лице.
– Ничего нового, трищ старший майор! Ни на вокзалах, ни в городе никого подозрительного. Проверили несколько человек, двоих задержали, но все это явно не то.
– Хорошо, возвращайтесь. При любых изменениях обстановки докладывать мне немедленно!
– Так точно!
Переодетый оперативник попой вперед упал обратно в коляску, и мотоцикл, трясясь и воняя бензиновой гарью, утарахтел обратно, в сторону города.
– Двадцать минут осталось, – сказал Лепилкин, глядя на часы, ни к кому особо не обращаясь. – И нигде ничего. Он что, с неба свалится, как святой дух?
Малкин и Халиков молча пожали плечами. Им-то откуда было про это знать? Последние минуты тянулись, как обычно, чрезвычайно медленно. Когда до срока осталось десять минут, Лепилкин приказал всем проверить оружие. По кустам защелкали затворы ППШ и мосинских карабинов. Опера потянули из кобур и карманов табельное оружие. Даже Халиков расстегнул кобуру своего потертого нагана с вытяжным ремешком, из которого всерьез еще не стрелял ни разу в жизни. За пять минут до назначенного времени московский опер лейтенант Алешкин вылез из «Эмки» и достал из чехла кинокамеру. У еще двух милиционеров, сидевших в кустах, были фотоаппараты. Вроде бы к встрече все было готово, но к назначенному месту никто почему-то не шел. Собравшиеся уже начали нервничать. И, как и следовало ожидать, проморгали момент появления своего «фигуранта».
Он словно сгустился из воздуха. Только что его не было, и вдруг – оп! Стоит у самого железного прута и улыбается. Немая сцена продолжалась с минуту. Только после этого наконец затрещала кинокамера и защелкали затворы фотиков в кустах. Лепилкин, держа правую руку в боковом кармане реглана, не спеша двинулся навстречу неизвестному. «Фигурант» оказался молодым мужиком вполне славянского облика, в серой куртке и темно-синих брюках. На ногах – что-то вроде кедов. В руках толстенный пакет из плотной коричневой бумаги, к которому сверху чем-то похожим на прозрачную изоленту был приклеен белый конверт. Тоже довольно толстый. И ни оружия, ни иной поклажи при нем не было.
– Вы из Москвы? – спросил неизвестный, когда Лепилкин подошел к нему вплотную.
– Старший майор госбезопасности Лепилкин, – представился майор. – Я уполномочен принять у вас известные вам документы.
– Ну, раз уполномочены – нате.
И неизвестный протянул Лепилкину пакет с приклеенным конвертом. Тот принял ношу левой рукой, но чуть не уронил. Пакет был тяжелым, как «Война и Мир» Льва Толстого.
– Возьмите и передайте сами знаете кому, – сказал неизвестный, все так же улыбаясь.
– Хорошо, – ответил Лепилкин и, усмехнувшись, спросил: – Только как вы, милейший, отсюда уйдете, а?
В этот самый момент старший майор выдернул из кармана правую руку с взведенным ТТ.
– А элементарно уйду, точно так же, как и пришел, – неизвестный словно и не отреагировал на наведенное дуло.
– Руки вверх! – заорал Лепилкин, явно теряя самообладание. – Взять его!
По этой команде из кустов с шумом и хрустом ломанулись солдаты и милиционеры. Стволы наперевес, морды лиц изготовлены к ближнему бою. Даже милицейский проводник-собаковод Янборисов со своим Рексом на поводке полез из зарослей.
– Как же вас много, ребята, – сказал неизвестный донельзя скучным голосом. – Вашу бы энергию, да на мирные цели. Страна непуганых идиотов, профессиональных понятых и патриотов…
– Заткнись! – снова заорал Лепилкин, направляя ствол ТТ прямо в лоб неизвестному. – Руки вверх!
– А вот хрен тебе!
Вслед за этой репликой неизвестный произнес какую-то короткую, совершенно непонятную фразу и через секунду исчез. Столь же стремительно, как и появился. Никто, включая Лепилкина, не успел даже и глазом моргнуть, не то что, к примеру, выстрелить. Откровенно прибалдевшие солдаты и милиционеры разом остановились, опустив оружие.
Один молодой солдатик откровенно перекрестился. Удивленный служебно-разыскной Рекс у ног Янбарисова недоуменно тявкнул.
В повисшей тишине Лепилкин произнес витиеватую, длинную фразу, местами состоявшую из междометий и включавшую некоторый экскурс в отдельные особенности человеческой анатомии. Это его стихийное выступление завершалось адресованным ко всем собравшимся вокруг бойцам и командирам шикарным предложением – заняться любовью с крупным и некрупным, рогатым и безрогим скотом. Вплоть до полного отторжения рогов…
Со стороны города зашумели моторы. По дороге тряслись уже знакомый М-72 и гарнизонная полуторка ГАЗ-MM с набитым милицией и солдатами кузовом. Подкрепление… Очень вовремя…
– Ты хоть снял это? – спросил Лепилкин у оператора Алешкина, который со все еще разинутым от удивления ртом торчал поодаль.
– Как появился – нет, трищ старший майор. Не успел я камеру включить. А как испарился – наверное, заснял.
– Гребаные уроды, – сказал Лепилкин, беря тяжеленный пакет под мышку и убирая ТТ обратно в карман. – Ладно. Всем отбой!
Потом рапорты и объяснения всех участников этой операции вызывали многочисленные приступы аппаратного бешенства у начальников самого разного ранга, от министра МГБ Виктора Семеновича Абакумова включительно. Просмотр прилагающихся фото– и киноматериалов эту реакцию только усугублял. А рядовые солдатики и милиционеры из оцепления на людях вообще несли какую-то ахинею. Дошло даже до того, что на краснобельское «место преступления» потянулись какие-то богомольные старухи. В итоге лично министр Абакумов приказал взять со всех участников операции, вплоть до последней машинистки, подписки о неразглашении обстоятельств дела под страхом высшей меры. Это возымело действие, и ситуация вроде бы успокоилась. Хотя засада у места явления странного «опасного преступника» продолжала сидеть вплоть до октября 1946-го, до первого снега. Впрочем, главное все равно было достигнуто, поскольку документы Лепилкин передал-таки «кому надо».
«Где-то я все это уже видел»
Биф Таннон.Из х/ф «Назад в будущее-2»
Третья высокоширотная экспедиция. 7 мая 1949 года. Чукотское море. Ледяное поле в 650 км от мыса Барроу и более чем в 800 км от мыса Шмидта
– Всем отойти, открываю люк, – сказал собравшимся неизвестный офицер двухметрового роста из числа военных, недавно прибывших в экспедиционный лагерь. – Прошу сохранять спокойствие!
Их там много было, таких здоровых и невозмутимых. Эти неизвестные, которые в количестве вооруженного до зубов воздушно-десантного батальона (со средствами усиления, да еще и с горнолыжной подготовкой!) прибыли сюда с неделю назад, сразу же начали хозяйничать и ставить всем свои условия, а также вызывали у остальных участников высокоширотной экспедиции массу закономерных вопросов. Хотя бы потому, что их командир, некий грузинистый полковник (один случайно видевший этого полкана в Москве полярный профессор утверждал, что там этот офицер разгуливал в погонах генерал-майора) Важа Зазаевич Купарадзе, по прибытии предъявил начальнику экспедиции какую-то весьма солидную бумаженцию. Точнее – сразу несколько бумаженций. Официальный начальник экспедиции, академик Вениамин Иполлитович Стопский, тут же встал перед ним буквально навытяжку. А ведь он был еще из тех былинных первопроходцев, кто, проворонив «Челюскин», отмораживал задницу вместе со Шмидтом, Ворониным и прочими плакатными героями во время «героической эпопеи» 1934 года, кавалер двух орденов (Трудовое Красное Знамя и Знак Почета) и прочее. А рядовым летчикам, военным и полярникам никто ничего объяснить вообще не удосужился, ибо не их ума это дело. Так что никто даже достоверно не знал, кто они такие, эти «спецпосланцы», – армия, флот, разведка или, к примеру, госбезопасность. Жили и снабжались они обособленно, всемерно подчеркивая важность и секретность миссии, с которой прибыли. Впрочем, сегодня многое на их счет наконец-то прояснилось.
– Пэрвыми внутр заходят тэхники, – сказал с сильным акцентом мордастый чернобровый полковник Купарадзе (этакая услада глаз провинциального педика), отвечавший за обнаружение и охрану объекта. – Осталным ждать!
Тридцать человек немедленно рассредоточились и замерли в полной готовности у зарывшегося в полярный снег диковинного летательного аппарата размерами чуть поболее транспортной «дакоты». Ожидаемая всеми находка по форме больше напоминала не диск, а скорее вытянутую, сплюснутую каплю. Штукенция, похоже, плюхнулась на этот сплошной лед с довольно большой скоростью, пропахав при этом глубокую дугообразную канаву длиной метров триста. После чего аппарат, накренившись, замер в груде ледяного крошева, где, похоже, и вмерз окончательно. Интересно, что при такой весьма жесткой посадке странный аппарат не получил каких-либо видимых повреждений. Больше озадачило другое – отсутствие каких-либо двигателей. У неизвестной фиговины отчего-то не было видно ни винтов, ни новомодных реактивных турбин. Вообще на ее матово-сером корпусе не было решительно никаких дырок. Однако все те же офицеры-разведчики, сверяясь с каким-то описанием, достаточно быстро нашли едва заметную щель на корпусе и после недолгих манипуляций отверткой и еще каким-то инструментом открыли входной люк.
