был храбрым и честным офицером. А этот опозорил свой славный род, променяв военную карьеру на копание в земле и стал подлинным Иудой Искариотом. Если бы этот сопляк не был бы таким трусом, что он продемонстрировал когда устранился от выяснения отношений с господином Пушкиным, приняв посредничество женщины, я бы вызвал его на дуэль.
Это было конечно слишком, дураку понятно, что уклонятся от дуэли в подобном случае, значит обесчестить себя так, что потом никогда не отмоешься. Поэтому в зале наступила гробовая тишина, взоры всех устремились на меня.
— Хорошо, господин генерал-майор, — я медленно подошел к нему и его офицерам. — Мне конечно не камильфо драться с дедушкой, а вы по возрасту мне доводитесь дедом, но если вам угодно, то пожалуйста, я готов драться с вами.
Подобного поворота событий генерал явно не ожидал, особенно его похоже потряс мой пассаж про дедушку, он как рыба на берегу раскрыл рот и пару раз громко хлопнул губами. Тогда один из его офицеров, незнакомый мне майор, достаточно молодой, но судя по всему борзый до ужаса, сделал шаг навстречу и громко сказал, почти прокричал.
— Я, сударь, готов драться с вами. Надеюсь наша разница в возрасте вас не смущает? — майор, как и его шеф, то же возбудился и это меня сильно позабавило и совершенно успокоило, а самое главное у меня появилась уверенность, что с моей головы даже волос не упадет.
Я с улыбкой наклонился и внимательно оглядев генерала со свитой, а затем всех присутствующих и мне в глаза бросилась, побледневшая как полотно хозяйка. В этот момент я вспомнил что когда-то читал, что летом 1826-ого над ней был установлен тайный надзор полиции и уже в августе 1826-ого года шеф жандармов получил телегу на неё и вдову генерала Коновницына.
— Я так полагаю, что на дуэль вызвали меня, поэтому право выбора оружия за мной. Не так ли?
— Да, — одновременно и синхронно выкрикнули майор и обретший дар речи генерал. Меня это очень позабавило и я язвительно скривившись, сказал.
— Успокойтесь, господа, не надо так волноваться, это очень вредно. Драться мы будем через несколько минут и вы, сударь, — я слегка наклонил голову, обращаясь к майору, — можете не успеть успокоиться, а вас, — я сделал такой же наклон в сторону генерала, — может хватить удар, возраст все-таки.
От такой наглости мои оппоненты похоже потеряли дар речи, а в салоне раздались негромкие редкие смешки.
— Право выбора оружия я уступаю вам, — свои слова я сопроводил жестом в сторону майора. — Это я делаю для того, что бы никто не сказал, что у меня будет преимущество, так как известный вам месье Ланжерон дает мне уже три месяца уроки фехтования и не думаю, что у вас будут шансы против меня.
Это был удар не в бровь, а в глаз. Майор немного побледнел и медлил с ответом. Это была его большая ошибка. Сейчас я продолжу его публичную порку.
— Если вы, сударь, выбираете пистолеты, то право первого выстрела за мной. Я буду стрелять с тридцати шагов, а вы можете стрелять как положено, с десяти. Стреляться мы будем немедленно, — я огляделся. — Прямо в этой зале, место позволяет. Если у вас нет оружия, мой человек принесет нам пистолеты, сабли, шпаги. Как вам угодно.
— Я буду секундантом майора, — прорычал окончательно пришедший в себя генерал. — Мы выбираем пистолеты. Несите.
— Господа, — обратился я к присутствующим. — Кто окажет мне честь быть моим секундантом?
— Я, ваша светлость, — тут же отозвался один из присутствующих. Услышав его голос, я вспомнил кто это и где я его видел. Это был скорее всего какой-то профессор Московского университета. Я его видел во время экзамена и его даже представляли, но вот хоть убей — не помню.
— Отлично. Но это еще не всё. Вы, сударь, позвольте спросить какой титул носите? Князь? Граф? Барон? Или еще что-нибудь? — обратился я к майору. Он похоже понял куда я клоню и опять помедлил с ответом.
— У меня нет титула, ваша светлость, — ответ мне понравился и я улыбнулся.
— Вы, сударь, поняли свою ошибку и я вас прощаю. Но на будущее не забывайте, к титулованным особам вы должны обращаться ни в коем случае не опуская их титул.
Я повернулся к еще присутствующим гостям салона.
— Уважаемые господа. Генерал Михайлов назвал меня Иудой, по видимому он имел в виду моё отношение к тому, что произошло 14-ого декабря и то, что мой отец, участник этого выступления, был убит и уже мертвым прощен Государем. Так вот, господа, я хочу заявить, офицеры, вышедшие на Сенатскую площадь совершили преступление, они хотели принести на нашу землю революционную заразу, наподобие той, которая еще недавно терзала Францию. Они обманом вывели на площадь нижние чины и кровь погибших на их совести. Дворянин и офицер должен быть опорой престолу, а не его шатателем. Это грех, господа. Тяжкий грех.
В зале наступила звенящая тишина. Подождав несколько секунд, я продолжил, обращаясь к присутствующим.
— А теперь, господа гости, прошу освободить залу. Господ офицеров прошу отойти к дверям и пожалуйста не вмешивайтесь, иначе я буду вынужден по очереди драться с каждым из вас и уверяя, пока вы меня убьете, кто-то из вас успеет отойти в мир оной передо мной. Вас, господин профессор, попрошу с моим человеком принести из кареты пистолеты и найти положенного на дуэли лекаря, наверняка среди присутствующих он есть.
Через несколько минут оставшиеся гости быстро покинули залу, первой кстати выбежала хозяйка, наверное в надежде найти какого-нибудь представителя полиции. Офицеры, пришедшие с генералом, выстроились в шеренгу около дверей.
Убедившись, что нас никто не слышит, я наклонился к майору.
— Не ссы майор, я тебя не буду убивать, твоей крови мне будет более чем достаточно. А тебя, — я повернулся к генералу, — старого козла пристрелил бы с удовольствием. Нет, тебе лучше отстрелить твои паршивые яйца. Если бы не твои седины, сделал бы это с удовольствием.
У меня в карете были отличные английские пистолеты с замечательным боем. Петр быстро их принес, а профессор также быстро нашел среди гостей своего коллегу с медицинского факультета.
Профессор с двумя офицерами быстро разметили место дуэли и взяв коробку с оружием, подошли ко мне. Я жестом показал на майора. Он резким движением выхватил пистолет и начал его лихорадочно проверять. Я взял свой и неторопливо сделал то же.
Командовать дуэлью взялся генерал, он сумел немного взять себя в руки и сдавленным голосом негромко скомандовал.
— Господа, к барьеру!
Я подошел в лежащему на полу шарфу, это был мой барьер, ровно тридцать шагов до противника и повернулся к нему. На расстоянии десяти шагов от меня лежал еще один шарф, с этого расстояния будет стрелять майор, если дело дойдет до его выстрела. Но сейчас он стоит в тридцати шагах от меня.
Улыбнувшись, я взвел курок и начал поднимать пистолет. Майор резко повернулся ко мне правым боком, правила дуэли это разрешали, можно еще попробовать немного закрыться пистолетом, но он этого не стал делать.
Я прицелился и выстрелил. Пистолет не подвел, пуля попала точно в цель — правую кисть майора. Он вскрикнул, зашатался, но не упал. Перехватил пистолет левой рукой и медленно пошел к своему барьеру, шарфу лежащему в десяти шагах от меня. Глядя ему в лицо, я видел как заостряются черты его лица. На полу за ним начал тянуться кровавый след.
Не доходя пары шагов до шарфа, майор остановился и начал мелко дрожать. Он попытался поднять пистолет и уже падая, выстрелил от бедра. Пуля просвистела у меня прямо над головой и за спиной зазвенело разбитое стекло.
La comédie est finie, rideau — комедия окочена, занавес.
Я повернулся и посмотрел на разбитое окно, разбитым оказалось стекло не большой форточки. Я оценил траекторию полета пули и понял, что только что сыграл в прятки со смертью.
Пуля пролетела точно у меня над головой и скорее всего очень даже не высоко. Почти одновременно офицеры бросились к лежащему на полу майору, к которому уже подбежал университетский лекарь. Петр подошел и стал у меня сзади и сбоку. Я отдал ему пистолет и остался стоять на месте.
Один из офицеров поднял пистолет майора, внимательно посмотрел в мою сторону и подойдя ко мне, молча протянул пистолет.
— Петр, забери оружие, а вас, сударь, прошу задержаться, — я достал из внутреннего кармана сюртука бумажник и достал из него стопку ассигнаций, перевязанную широкой лентой
