100 км от Москвы на север, в небольшом поселке под Дмитровом, там была воинская часть, а на ее территории — единственный в России питомник служебного собаководства «Красная звезда» [23].
Собачьих специальностей на тот момент было много:
караульной,
связи,
розыскной,
санитарной,
сторожевой,
противотанковой,
диверсионной,
собак химразведки,
авиасигнальной,
ездово-нартовой
минно-розыскной.
Я дошел до дома, открыл ключом собственную (хоть и ведомственную) квартиру и первым делом, достав из шкафчика, бахнул коньяка. Полстакана. Слишком многое на меня наваливалось, следовало отдышаться, очухаться.
В 90-е годы питомник «Красная звезда» и вся школа военного собаководства чуть не пропали. Было даже нечем кормить собак, и офицеры делились с псами своими пайками. Такой треш на грани выживания продолжался десять лет. Но в 2002 году положение спас НИЦ «Уолсем Центр» из Великобритании, заключив договор о проведении испытаний, разработок и производстве собачьих кормов для животных, состоящих на службе армии Её Величества.
Утро наступило, как ему и положено зимой, во мраке и нежелании вставать. Но сегодня должны были московские гости смотреть наши собачьи успехи, так что вскочил, умылся, потрогал щетину и решил не бриться. Выпил чая с бутербродом, пошел на службу.
Ночью почти полностью открыл в памяти историю первой половины жизни. Оказывается, не успел я поступить в мединститут, как умер отец. А мама последние годы не работала — ноги крутил жестокий ревматизм, заработанный в беготне участкового врача в любую погоду (чаще в мороз) по пустынным улицам нашего провинциального города. Нет, государство дало нам с мамой помощь по потере кормильца: мне 38 рублей в месяц до совершеннолетия, маме — 62 рубля. Прожить можно. Нормально жить трудно.
Вот я и начал помогать старшекурсникам делать аборт. Тогда аборты были разрешены только по медицинским показателям. Центральный исполнительный комитет и СНК принял такое решение и выпустил специальный документ. Он не только запрещал производить аборты в СССР, но и оповещал об изменениях в бракоразводном законодательстве, ужесточал уголовное наказание за отказ платить алименты, устанавливал государственную помощь роженицам, многодетным семьям, регулировал расширение яслей, детских садов, родильных домов. Такой режим действовал с 1936 по 1955 год. Когда в СССР были запрещены аборты, их все же делали, но только тем женщинам, которым нельзя было рожать по медицинским показаниям или ущерб их здоровью во время операции был велик.
Криминальные аборты, кстати, в СССР наказывались лишением свободы сроком до 10 лет. И то, что я через пару месяцев угодил под следствие, вовсе не облегчило маме жизнь. Правда, эти два месяца я приносил по пятьдесят рублей в неделю. Подпольный абортарий работал не покладая рук, возглавлял его опытный гинеколог и с ним два студента с пятого курса. Меня взяли, чтоб был кто-то на подхвате и по хозяйству.
Все это учел следователь, который, как выяснил, знал папу. Вот он и посоветовал мне пойти в военкомат. Обычно дело на призывников клали под стекло, если не очень серьезное преступление. (Характерная деталь: тогда в моде были канцелярские столы, обтянутые по столешнице синим сукном. Вот и клали органические стекла, чтоб писать. И под эти стекла засовывали документы, чтоб были на виду).
В общем, сам виноват. Три с половиной года служил на Дальнем Востоке, вернулся с совсем другим мировоззрением. Во время службы пристрастился писать стишки в газеты: «На страже Родины», «Суворовский натиск» и «Красная звезда». Поэтому дома сразу поступил на заочное отделение филфака местного университета (отслуживших принимали даже с одними тройками). Работать пошел в милицию, куда бывших военнослужащих тоже принимали охотно. Немного поработал в вытрезвителе, а потом перевели(несколько раз писал рапорты) в угро проводником служебных собак. Параллельно писал заметки и стихи в областные газеты. Даже в альманахе местном опубликовался.
Вскоре с собакой отправили на четырехмесячные курсы кинологов. В горную республику, в город Нальчик.
Когда я буду умирать, к моей больничной койке подойдет невысокая немецкая овчарка. И, упершись передними лапами в край кровати, привскочит, положит голову подбородком на край подушки: глаза в глаза…
Впрочем, я уже умирал. В первой жизни и немного в другом измерении. Собака ко мне не подошла. Ко мне подошла санитарка и сказала:
— Потерпи, дедуля, умирать не страшно.
Молодежь, их философия не вполне понятна нам, пережившим две войны.
Но и в новой жизни на новой Земле меня мучает скорбь по гениальной собаке, которая любила только меня.
После перестройки мы узнали, что не так гладко было в захваченных большевиками республиках, бывало и бунтовали. Один такой бунт мы всей милицейской школой (120 курсантов) кинологов подавляли в Кабардино-Балкарии. Часть и вовсе без собак, с автоматами (еще с деревянным прикладом) АК, которые нашлись в оружейке, а часть с макаровыми. Несколько человек все же с овчарками, их посадили в люльки мотоциклов.
Мотоциклов было пять, отличников с прекрасно подготовленными собаками было четверо. Один из них — я.
Басмачи спустились с гор, полностью из воинов кабардинцев, на прекрасных жеребцах (подозреваю, ахалтекинской породы, разводимой в Туркмении). С шашками времен гражданской и маузерами. Они, как выяснится позже, хотели разобраться с обнаглевшими крестьянам балкарцами, которые при советской власти совсем обнаглели в торговом бизнесе (осмеливались брать деньги с князей, вступали в партию и занимали должности). Кабарда, как известно, была под немцами и именно князья преподнесла немецкому командованию совершенно белого ахалтекинского жеребца. Когда советские войска отбросили немцев от Нальчика, князья преподнесли в дар Сталину такого же жеребца, но черного цвета. Так что, живущие в своем — феодальном мире, князья пустили воинов на резню рабов и торгашей, а напоролись на заслон из советских милиционеров.
Несмотря на то, что горцы изначально дружелюбно встретили новую власть, вскоре их постигло разочарование. Большевики закрывали мечети и довольно активно проводили антирелигиозную политику. Среди горцев это вызвало массу неодобрения. Кавказцы начали даже создавать небольшие отряды, что привело к еще большему беспорядку в этом регионе. Это было военное время, там в прямом смысле царила анархия: жители уклонялись от военной службы, грабили города, села и деревни. Подобные бунты после смерти Сталина проходили и в Осетии, и в Туркмении и, даже, в Казахстане. Так что нам, молодым кинологам просто не повезло.
Меня спасла собака, оттащила за поводок, который был захлестнут на запястье, в кусты, а потом умерла. Меня тоже сочли умершим, поэтому не добили.
Два часа спустя подошла армейская дивизия из Северной Осетии и покрошила из пулеметов и
