ситуацию можно исправить. А в ситуации, когда почти все командиры не обращают внимания на Устав, действуя. Как попало, в этой ситуации один человек изменить ничего не сможет. Это недостаток всей нашей Красной армии, которая слишком долго не воевала, командиры расслабились, перестали совершенствовать боевое мастерство, появились шапкозакидательские настроения, мол до Британских морей Красная армия всех сильней, так зачем напрягаться? Победа все равно будет нашей.
– А что скажете по поводу командиров младшего звена: отделение, взвод, даже рота.
– В этом звене все лучше, отмечается тот же недостаток: отсутствие инициативы, это болезнь командиров Красной армии любого уровня. Но на уровне батальон-полк-бригада-дивизия этот недостаток наиболее сильно выражен. И это критический недостаток, потому что оперативные решения, порой необходимо менять быстро, вслед за изменяющейся обстановкой и такие решения, в основном, принимаются именно на этом уровне.
– Но мы ведь победили? Верно? И это не помешало победить?
– Это очень сильно мешало победить, товарищ Сталин! Я беру пример 9-й армии. Все ее дивизии в результате плохой планировки действий на уровне штаб армии-корпуса оказались в сложном положении, две дивизии окружены, третья почти что окружена, сражаясь с нарушенными линиями снабжения. Инициатива одного командира 44-й дивизии позволила исправить положение, деблокировать одну из окруженных дивизий, потом совместно с высвободившейся в Суомуссалми дивизией была разблокирована еще одна окруженная дивизия, выровнено положение на фронте армии, а после этого сумел совершить планируемый изначально прорыв к Оулу. В этой дивизии командует комбриг Виноградов. Он сумел хорошо использовать особенности местности, подготовил план ведения боевых действий, который был намного более реалистичным, чем план штаба армии. И выполнил этот план, не без труда. Но выполнил. Наши политработники утверждают, что он требовал от своих командиров подразделений проявлять инициативу и действовать по обстановке, стараясь как можно больше уменьшать потери своих бойцов. Не бояться тактических отступлений, если необходимо. Кроме того, в этой дивизии наблюдалось хорошее взаимодействие между пехотой и приданными артиллерией и танками, наладил хорошую связь с авиацией, которая оказала ему серьезную поддержку. Результат – к Новому году Оулу пал.
– Ты наблюдал за штурмом Оулу? Как это было?
– Я опоздал, товарищ Сталин. Когда прибыл, городок был уже взят. Финны готовились его серьезно защищать, но комбриг предпочел использовать массированный удар артиллерии и атаку с воздуха, для разрушения линий обороны противника. Фактически штурм велся методом артиллерийского наступления. Наши потери были незначительны. Из полутора тысяч финских военных больше половины сдались в плен. Хочу сказать, что на Выборгском направлении аналогичным образом действовал командарм Тимошенко и именно его действия стали тем решающим фактором, который обеспечил победу: были проведены обучения войск, созданы ударные штурмовые подразделения, которые научили взламывать укрепленные точки противника, и все это делалось без прекращения боевых действий на фронте. Товарищ Тимошенко требовал от командиров проявления инициативы, проламывая глубокую оборону сильно укрепленной полосы Маннергейма самыми различными методами.
– Артиллерия, танки, авиация, флот?
– К кому нет претензий, так это к авиации. Летчики действительно были на высоте! Единственной ошибкой, на мой взгляд, было решение бомбить Хельсинки и другие города. Это вызвало волну ненависти, сплотило общество вокруг буржуазных националистов, вызвало сплочение их вооруженных сил. Никакого устрашения этими акциями достичь не удалось.
– И что предлагаешь? Как видишь это исправить?
– Считаю, что бомбардировки не должны быть ковровыми, по городам с мирными жителями. Мы должны уничтожать военные объекты, заводы, транспортные узлы, но города не трогать. Это не либеральный гуманизм, товарищ Сталин, это трезвая оценка психологического эффекта наших бомбардировок, которая проведена политработниками при работе с местным населением. Материалы в этой папке.
– Ясно. Подумаем над этим. Дальше.
– По флоту также претензий особых нет. С артиллерией стало все намного лучше с приходом на фронт группы наших ведущих артиллеристов, как товарища Кулика, так и товарища Воронова. Тимошенко и Мерецков особо отмечали работу товарища Воронова.
– Ну да, кулик у нас птица далеко не мелкая, а кусается похлеще любой вороны! – Сталин любил побалагурить с использованием птичьих фамилий своих главных артиллеристов.
– Танковые части показали себя в этой войне не слишком хорошо, товарищ Сталин. Очень невысокая готовность танковых частей, частые поломки, неправильное тактическое применение привели к избыточным потерям в танковых войсках. Бронирование наших танков имеет ряд недостатков, в тяжелых условиях болотистой местности даже зимой танки весьма уязвимы. Часто командиры использовали один-два танка для того, чтобы организовать прорыв через линию обороны противника, игнорируя указания о массированном использовании танковых частей. Применение же танков против укреплений типа линии Маннергейма было, на мой взгляд, проявлением тактического бессилия командиров на месте боя. Там и понесли наибольшие потери.
– Линия Маннергейма действительно такая неприступная, как утверждают некоторые наши командиры?
– Никак нет, товарищ Сталин. Она была неприступной, пока за нее не взялся командарм Тимошенко. А после этого сразу стала вполне себе приступной.
– Это верное замечание. У большевиков найдется ключик к любой крепости противника! – настроение вождя немного улучшилось.
– Линия Маннергейма крепка была хорошим использованием особенностей местности, подготовленным предпольем и максимально возможным заполнением промежутков между укреплениями частями финской армии, они хорошо знали местность и уже не раз проводили там учения. В этом была ее сила. Но знания и сила силу ломят. Считаю, что опыт штурмовых действий надо тщательно изучить и создать специализированные штурмовые соединения – полки или бригады в РККА. В будущем пригодятся.
– Тоже докладную подготовил? Вижу. Давай сюда, посмотрю.
– Есть претензии и к работе наших политорганов. Основная масса политработников проявили себя хорошо, достойно, сражались наряду с бойцами и командирами, вдохновляли их, вели в атаку, так, как и положено вести себя коммунистам. Наибольшие претензии, к сожалению, образовались к нашей пропаганде. Эту работу мы провалили, товарищ Сталин. И тут у меня есть мысли, с которыми я хотел бы поделиться даже без докладных. Был у меня острый и не самый приятный разговор с тем же комбригом Виноградовым, уже в Оулу.
– И что за разговор? – Сталин отставил трубку, которую набивал табаком, чтобы взять в разговоре небольшую паузу, но услышав снова фамилию Виноградова даже немного напрягся. Это было интересно, и, как подсказывала вождю интуиция, действительно важно.
– Мы делали ставку на пролетарский интернационализм, говорили бойцам о солидарности с финским народом, но никакой солидарности и взаимодействия на самом деле не было. Местное население относилось к нам, как к захватчикам и врагам. Финское общество было спаяно националистической пропагандой и национализмом как идеологией. Мы недооценили силу этого антибольшевистского оружия. Комбриг Виноградов утверждает, что национализм как идеология начал культивироваться буржуазной верхушкой как противоядие от пролетарского интернационализма. Рабочая солидарность с молодым советским государством заставила
