уединенное заточение вместе со злобной мамашей.
Сейчас сынок Марены уже не казался тем жутким исполином, что встретил нас с Матроскиным на лесной поляне — его рост уменьшился чудесным образом: и теперь его можно было принять за обычного высокого мужика с очень тупой и озлобленной харей.
Резко прекративший свое вращение вихрь крутанул меня по инерции, но я с трудом, но сумел устоять на весьма скользком основании. А вот говорящего кота закрутило по ледяному полу и вынесло к самому подножью хрустального трона, на котором восседала какая-то уродливая морщинистая Ведьма. Даже убиенная мною Стрига могла сойти за красавицу по сравнению с этой «королевой бензоколонки». Но мне, по большому счету, её под венец не вести, и детей с ней не крестить. Так что переживем, как-нибудь…
Кот прекратил скользить и крутиться вокруг своей оси у самых ступеней трона. Однако, наше стремительное путешествие, от которого и у меня до сих пор шла кругом голова, подействовало на Матроскина не самым лучшим образом. Он, оставляя острыми когтями глубокие полосы на льду, кое-как сумел подняться на все время норовящие разъехаться ноги.
Потом у него внутри что-то заклокотало, а после моего четвероного друга обильно-таки вырвало, испортив дымящейся кошачьей блевотиной абсолютно стерильный ледяной пейзаж. Ну, а что вы хотели, товарищи дорогие? Можно было и поудобнее нашу доставку организовать. А теперь — получите и распишитесь!
— Мразь! — вновь выругался краснорожий здоровяк, притащивший нас сюда.
Похоже, что он других слов и не знает вовсе. А он меж тем брезгливо сморщился и отбежал подальше. Явно опасался, сучий потрох, что и меня сейчас начнёт полоскать той кисло-пахнущей дрянью, что «дымясь», разъедала безупречные «зеркальные» полы величественного тронного зала. — Мать! — раздраженно окликнул он Ведьму, сидящую на троне. — На кой тебе они сдались? Отдай мне на потеху…
Старуха, до этого безмолвно, безучастно и неподвижно сидевшая на троне, неожиданно властно взмахнула рукой, резко затыкая дерзкого отпрыска:
— Не твоего ума дело, Хлад! Ступай себе восвояси — другую игрушку найдешь! Будешь нужен — тебя позовут!
— Где я себе другую найду? — Здоровячок, которого, как оказалось, зовут Хладом, видимо, взбешенный таким обращением матери, громко скрипнул зубами и набычился.
Его и без того красное лицо побагровело, наливаясь «дурной кровью». Но перечить уродливой Владычице не посмел. Я чувствовал, что по Силе, она была несравнимо сильнее своего слабоумного отпрыска. В сердцах Хлад ударил посохом о ледяной пол, так что вздрогнул весь дворец, и, вновь обернувшись снежным вихрем вылетел вон из замка.
Долгим и задумчивым взглядом я проводил бушующий снежный смерч, сшибающий с ног прислужников уродливой старухи, опрометчиво попавшихся на его пути, затем повернулся к старухе и поклонился ей в пояс, по старо-русски, достав рукой сверкающий пол. А что, пусть порадуется, что гости с понятием, и вежеству обучены.
— Здрава будь, Хозяюшка! — памятуя, как Матроскин начинал общение с Лешим, произнес я, разгибаясь и пристально глядя в глубокие, словно бездонное море, глаза Ведьмы.
Или кто она там? Сейчас, похоже, узнаем — недолго томиться в неведении.
— И тебе не хворать! — надменно ответила старуха, не дрогнув ни единым мускулом на морщинистом лице.
Хотя голос у неё оказался на редкость звучным и мелодичным. Я успел это подметить, еще в тот момент, когда она сынка своего распекала. Интересная, однако, старушка. Да и её ледяная избушка внушает уважения. Это вам не вросшая в землю по самое «нехочу» гнилая избушка Стриги. Тут чувствуется настоящий размах! Да и шнырей в услужении целая свита. Не иначе «из бывших». Богиня, не меньше!
Легким движением руки старуха указала Духам свиты на испорченные полы:
— Ломонос! Проследи, чтобы все в порядок привели! Да побыстрее!
Из толпы прислужников выбрался маленький старикашка с огромным красным носом. Нелепый ободранный треух прикрывал его седую голову, драный зипунок едва не расходился по швам, а сквозь дырявые валенки были видны черные и раздутые, словно отмороженные, пальцы ног.
Дедок был горбатый, косой, больше похожий на побирушку, либо юродивого, самое место которому в сточной канаве под забором. Однако, судя по подзатыльникам и зуботычинам, которые тот начал щедро раздавать направо и налево, он действительно имел вес при дворе суровой Богини Холода и Стужи.
Как только работа закипела, старуха вновь обратила свой немигающий взор на меня с Матроскиным. Кот уже чутка оклемался и с живым интересом рассматривал окружающую ледяную красоту. Все вокруг, действительно, поражало своим великолепием: высокие арочные колонны из прозрачного льда, источающие холодный неживой свет, были украшенны ледяными растениями и изящными скульптурами обнаженных людей. Прямо античное великолепие, да и только!
Даже изгаженный Матроскиным пол, над которым корпели Снежные Духи, не мог испортить эту нечеловеческую гармонию. Я, натурально разинув рот, старался рассмотреть высокий, теряющийся в густом морозном тумане, потолок.
— Ты глянь, Матроскин, лепота-то какая? — нарочито шумно шепнул я коту, чтобы подсластить бабке пилюлю.
Кот, слегка покачав головой, ответил на мысленной волне:
— Не, по мне так лучше маленькая лубяная избушка, чем такие ледяные хоромы. Я тепло люблю, мессир!
— Я тоже, хвостатый.
Затем, повысив голос, я обратился к грозной Владычице «ледяной избушки», мило и добродушно улыбаясь:
— А дозволь тебя спросить хозяюшка, откуда к нам сирым столько внимания? Мы людишки-то простые, маленькие. А кое-кто и вовсе не человек. Просто мимо проходили. А нас против воли хватают, тащат куда-то… Али прогневили чем?
Ведьма, по-старушечьи пожевав губами, произнесла с явным подвохом:
— Мимо проходили, говоришь?
— Говорю, как есть — мне скрывать нечего!
— А знаешь ли ты, старый, что живые люди в моих владениях не появлялись уже несколько веков?
Вот ёп, прокол! Я едва не выругался в голос. Не вышло из тебя Штирлица, Хотттабыч! Да тут все с ума посходили, что ли? Еще один замкнутый мир? Ещё одна «вещь в себе»? Там — Леший с Водяным, и незнакомый Колдун в Заповедной Чаще. Тут- сбрендившая с ума престарелая «Снежная Баба» с сынком-тугодумом, да десятком-другим Стихийных Духов. И все варятся в собственном соку, постепенно лишаясь всех Сил.
Я чувствовал, что эта сморщенная, словно засохший урюк, старушенция, когда-то легко могла потягаться с иными Богами. Да кто это всё придумал? Сдается мне, что за всем этим скрывается один и тот же «шутник». Только за давностию лет, ответа уже и не сыскать.
— Прости, хозяйка, за несдержанность! — извинился я. — Не знаю, как тебя звать-величать, но это уже третий мир на моём
