Ознакомительная версия.
– Согласен. Почему я должен быть против?
– Вот и хорошо. – Олекса Ратшич вышел из-за спины князя, взял с сундука желтовато-серый свиток, развернул его. Кивком головы позвал Никиту, чтобы подходил поближе. – Глядите сюда! Сперва пойдете через Можайск и Вязьму на Смоленск. Если не догоните Емельяна там, значит, он пошел через Оршу и Бобруйск на Люблин. Постарайтесь проскочить Белую Русь и Полесье так, чтобы не привлекать внимание. Лучше всего через Туров пойти. Я и Емельяну советовал, но тут уж ручаться не могу. Он горячий, может через Черную Русь… Только там сейчас неспокойно – Витень грызется с Тевтонским Орденом. Немцы на две стороны воюют: с поляками – за Померанию, а с литвинами – в Пруссии, около Райгрода… Так что лучше через Волынские и Берестейские земли пробираться. Там еще Рюриковичи на княжении сидят. Но, как бы там ни вышло у вас, в Люблине спросите…
– Не надо вслух, – проговорил брат Жоффрей. – Напишите записку, благородный барон Олекса. Я прочитаю ее под стенами Люблина. Меньше знаешь, крепче спишь. Не так ли?
Боярин взглянул на князя. Тот кивнул, одобряя просьбу крестоносца.
– Хорошо. Напишу, с кем встретиться. Если раньше прибудете, подождете остальных у надежного друга. Если запоздаете, он подскажет, как нагнать. Да побыстрее… дальше тяжело будет. Через польские земли. Там сейчас единства нет. Локоток дальше Малой Польши власти не имеет, а в прочих землях – Мазовии, Великой Польше, Куяве, Гданьских и Серадзинских краях – каждый князь сам за себя. К слову сказать, тем и тевтонские крыжаки воспользовались… Я бы советовал от Люблина через Сандомир и Ченстохову Польшу пересекать. А проскочите в Силезию, там уже до Вроцлава рукой подать. Все ясно?
– Ясно, – склонил голову де Тиссэ.
– А вам, вьюноши? – усмехнулся старик в усы, глядя на Никиту с Улан-мэргеном.
– Красиво рассказал, почтенный баатур, – прижал ладонь к сердцу ордынец. – Только нам, отважным нукурам, не к лицу так далеко вперед глядеть. Города разные. Названия красивые… Хорга[77] Смоленск, хорга Люблин… Бобруйск, ха! Нам, баатурам, все равно куда скакать, лишь бы быстро!
Боярин рассмеялся. Не сдержал улыбки и князь. Только крестоносец посмотрел на мальчишку как на тяжко больного.
– А ты, Никита, что скажешь?
– Я, Олекса Ратшич, конечно, не все города запомнил, да не беда, по ходу разберемся. Для меня главное, чтобы Кара-Кончар безнаказанным не ушел. А уж Емельяну довезти груз до Москвы как-нибудь помогу.
– Что ж… – Иван Данилович поднялся. – Пускай Господь вам помогает. А мы будем молиться за вас, чтобы все удалось, чтобы все живыми вернулись, а враги удрали несолоно хлебавши. Это тебе Никита от меня. – Он надел на шею парня ремешок с кожаной, старой и потертой, ладанкой. – Больше ничем помочь не могу. А это – память от деда моего.
11 ноября 1307 года от Рождества Христова
Мец, герцогство Лотарингия
Уже стемнело.
Стражники, одетые в бригантины[78] и широкополые капалины[79], скучали и уже подумывали закрывать ворота. Кому охота торчать весь день на сыром ветру, когда в лицо несет мокрый снег вперемешку с дождем? Из братства Нотр-Дам-дез-Альман доносился перезвон колоколов – доминиканцы служили вечерню.
– Сейчас бы по кружечке горячего вина… – поежился Жак, лицо которого обезображивали глубокие оспины, за что невысокий, плотный стражник и получил прозвище – Рябой.
– Будет тебе вино! – отозвался десятник. Он прихрамывал после битвы при Гелльгейме[80] и любил вспоминать, какая погода была в день избрания императором Священной Римской империи князя Рудольфа Габсбурга. – Сейчас сменимся и к пузатому Гансу… А это кто такие?
Пожилой вояка обернулся на стук копыт, прилетевший от моста, выгнувшегося как рассерженная кошка.
Из сумеречной мглы показались силуэты восьмерых всадников. Двое передних рысили на великолепных андалусийских скакунах – вороном и светло-сером. Не простые люди, догадался десятник. Наверняка рыцари, а то и повыше бери… Он зашипел на подчиненных, привычным движением одергивая бригантин. Остальные стражники подхватили прислоненные к стене гизармы, выстроились – издали это выглядело даже ровно.
Приблизившиеся всадники сдержали коней, переведя их на шаг.
Рябой тихонько присвистнул. Было от чего: к седлу каждого воина был приторочен длинный, полутораручный меч, не говоря уже о секирах и палицах, а двое из четырех вьючных коней везли копья и щиты. Точно рыцари, теперь уже не оставалось ни малейшего сомнения.
– Добро пожаловать в Мец, монсеньеры, – поклонился старший караула. – Не посоветовать ли вам добрую харчевню?
– А что? – Первый всадник слегка сдвинул капюшон, выставив на обозрение худое костистое лицо, заросшее седой щетиной. – И посоветуй!
В его пальцах, обтянутых кожаной перчаткой, что-то соблазнительно сверкнуло.
– Харчевня пузатого Ганса вам не подойдет – грязь, вонь, клопы… Осмелюсь предложить вам «Корону Лотарингии». Это по улице Шервемон, в двух кварталах от ратуши.
– Благодарю тебя, добрый малый, – знатный гость не спешил одаривать стражника. – А скажи-ка мне, как отыскать улицу Серпенуаз?
Стражник глянул исподлобья, спросил охрипшим голосом:
– А вам, монсеньер, не в капеллу ли тамплиеров надобно?
– Да упаси меня Господи от встречи с этими безбожниками! – истово перекрестился всадник. – Путь мой лежит к базилике Сен-Пьер-о-Ноннен, ибо желаю я встретиться с тамошним настоятелем, отцом Огюстеном.
– А! Это другое дело! – просиял десятник. – Слушайте внимательно, благородный господин! От этих ворот направитесь по улице Сольнер до перекрестка с улицей Фурньюр. По ней вы пойдете до Ратушной площади… К слову сказать, чтобы попасть в «Корону Лотарингии», вам по-любому туда ехать надо. Только вам нужно будет с площади отправиться не по Шервемон, а по Фарбер. Там спросите кого-нибудь. Люди у нас радушные, подскажут благородному господину. Как только доберетесь до площади Сен-Жак, так и увидите улицу Серпенуаз. Не ошибетесь. Там на углу дом…
– Спасибо, добрый малый! Разберусь! – Приезжий швырнул стражнику монету, которую тот ловко подхватил на лету и остолбенел: турский грош[81] – будет на что горло промочить, сменившись!
Всадники пришпорили коней и миновали ворота размашистой рысью.
– А мне сдается, что это таки были переодетые храмовники… – пробормотал Рябой.
– Цыц! – окрысился хромой десятник. – Сам знаю! От них несет серой, как от Вельзевула! Но разве эта монетка, – он крутанул в пальцах грош, – помешает?
Ознакомительная версия.