свете уже никто не мучается - все в аду, помимо, как вы и просили, ихнего офицера, коего мы пока придержали среди живых.
- Понятно, товарищ Неделин, - кивнул капитан-лейтнант. - Дарданелльская операция во время Первой Мировой войны. Только ничего у них тогда не получилось: понесли потери и убрались обратно. А этих, видишь ли, занесло прямо к нам...
- Так это ваш мир? - спросил младший унтер.
- И наш, и лейтенанта Гаврилова тоже, - ответил Голованов, - разделение произошло гораздо позже. Но сейчас это не имеет уже большого значения. Что-нибудь еще?
- Должен доложить, товарищ капитан-лейтенант, - сказал младший унтер, - что это еще далеко не все пропавшие. По словам вон того господинчика, в этот мир занесло целый батальон, а тут был от силы один взвод.
- Интересно... - хмыкнул капитан-лейтенант, смерив взглядом британского офицера. - Товарищ Кариметов, подойдите сюда, мне необходимо поговорить с пленным.
- А может, товарищ капитан-лейтенант, - сказал младший унтер, - пусть для начала Ната переговорит с местными бабами, которых британцы захомутали себе в рабство, пусть расскажут, что с ними делали и как это случилось. А то мы опасаемся их развязывать: как бы не разбежались с перепугу куда глядят глаза. И только потом можно будет беседовать с британским офицером, лопни его бесстыжие зенки.
- Товарищ Кариметов, пока отставить допрос, - скомандовал Голованов. - Наталья, иди сюда, ты мне нужна.
Девица появилась из полутьмы, почти бесшумно ступая своими мокасинами, а где-то позади за ней призраком маячил влюбленный лейтенант Чечкин.
- Здесь Ната, - сказала она. - Ты говорил, я слушал.
- Вот что, Наталья, - сказал капитан-лейтенант, - мне нужно, чтобы ты переговорила с местными женщинами, которых убитые нами британские обормоты взяли в рабство... Мы боимся их развязывать: они могут убежать, потому что подумают, что мы - такие же, как их мучители. Скажи им, что завтра утром мы проводим их к родному стойбищу, чтобы они могли вернуться к привычной жизни.
- А что такой рабство? - спросила наивная Ната. - И почему их туда брать?
- Рабство - это очень плохо, - строго сдвинув брови, произнес младший унтер Неделин. - Людей, которых сделали рабами, сильно бьют, плохо кормят и заставляют много работать, а если они умрут, то никто о них не жалеет, как будто они не люди, а дикие звери. Наш подпоручик частенько говаривал, что людьми британцы считают только свою породу, а все остальные для них - только предмет эксплотации.
Ната окинула взглядом окружающую действительность и глубокомысленно кивнула.
- Вы убил этот гадкий британес, и это хорошо, - сказала она. - Я говорил с эта женщина и сказать им, что вы совсем не такой. Бить и обижать нет, давать кушать и греть у костра да. Вы их развязал, они не убегал. Я обещал.
Закончив говорить, Ната с решительным видом направилась к дереву, под которым томился на привязи взятый британцами полон. При ее приближении гомон жалобных голосов стих; женщины и подростки с удивлением уставились на женщину из Кланов, которая водит дружбу с чужими, убивающими громом.
Сначала в стойбище к людям пришли одни чужие, много раз сделали гром, убили всех охотников и детей ростом ниже плеча матери, а всех остальных били, связали и привели сюда, где не давали ни есть, ни пить, вместо того больно били и заставляли делать то, что женщина делает со своим мужчиной. Они проделывали это не только с взрослыми женщинами, но и с совсем молоденькими девушками, и даже, что хуже всего, с юношами-подростками.
Потом, когда начало темнеть, из леса пришли другие чужие со страшно раскрашенными лицами - они начали делать гром так быстро, что человеческое ухо не могло различить отдельных звуков. Когда от этого быстрого грома первые чужие умерли все, кроме одного, новые пришельцы дали людям напиться, но не стали никого бить и заставлять делать что-то неприятное. Они пытались что-то сказать людям, но те не понимали их языка. Потом пришла еще одни чужие, одетые в черные шкуры, отличные и от первых и от вторых, но эти новые пришельцы не стали делать убивающий гром, а вместо того показали чужим с раскрашенными лицами знаки дружбы и приязни и вступили в разговоры.
Впрочем, вместе с последней группой чужих пришла высокая женщина в человеческой одежде, и заговорила с людьми человеческим языком. Она сказала, что не надо бояться, не надо убегать, когда им развяжут руки и ноги, потому что чужие - и те, что с раскрашенными лицами, и те, что в черных шкурах - добрые. Они не будут никого бить и принуждать к чему-то, а вместо того дадут еды, а утрам проводят людей к их родному стойбищу.
Тогда люди сказали, что им некуда идти, что их мужчины и дети убиты, а их стойбища больше нет, и что если новые чужие хотят им добра, то пусть сделают гром и убьют их тоже. Так будет лучше, чем они станут умирать от голода или на клыках диких зверей.
Все это в меру своего понимания и знания русского языка Ната старательно перевела для капитан-лейтенанта Голованова, своего супруга, старшины Давыдова и младшего унтера Неделина.
- Мне кажется, что эти британцы умерли слишком быстро и слишком легко, - немного помолчав, сказал капитан-лейтенант. - Это я вам не в упрек, товарищ Неделин, а в плане того, что даже самого отъявленного мерзавца нельзя убить больше одного раза. Впрочем, сейчас это вопрос вторичный. Самое главное - решить, что делать с этими женщинами и детьми, потому что убивать их мы не можем и не хотим, а свобода для них означает ту же смерть, только медленную и более страшную.
- Николай Иванович, а как на вашем месте поступили бы аквилонцы? - спросил младший унтер Неделин.
- Аквилонцы приняли бы этих несчастных к себе, сделав частью нового народа, но ведь мы пока не в Акви-лонии, - ответил тот. - Если мы возьмем этих женщин под свое покровительство, то задача воссоединения с местной цивилизацией усложнится многократно.
- А мне кажется, товарищ Голованов, что в данном случае вы не правы, - с необычным жаром произнес лейтенант Чечкин. - Ваш план выйти к морю по кратчайшему расстоянию с такой обузой из гражданских действительно будет сложноисполнимым, но поскольку точное место встречи с фрегатом пока не определено, то у нас есть запасной вариант - ждать эвакуации в
