Опять сообщение от Бенка: «Батареи Цереля бьют по эскадре».
Это был конец. Проиграна не только битва на Кассарском плёсе. Проиграно всё Моонзундское сражение. Оставалось только спасать то, что можно было спасти. Думая так Шмид имел в виду только линкоры. Судьба остальных кораблей и десанта его волновала гораздо меньше. Отдав приказы эскадрам Сушона и Бенке отходить к Ирбенам, Шмидт приказал Гейнриху оставаться на «Эмдене», собрать все уцелевшие эсминцы, снять с островов десант и следовать к новому месту сбора, а сам пошёл на «Мольтке» на выручку Бенку и Сушону, увлекая за собой оставшиеся крейсера.
Тело Колчака доставили на «Аврору». Не знаю, согласился бы ТОТ Колчак принять такую судьбу: всё-таки у него в запасе было еще два с половиной года до того момента, как его простреленное тело скинули в полынью под Иркутском. Скажу одно: смерть в бою на мостике боевого корабля представляется мне более подобающей для адмирала флота российского.
При подходе к Церелю, Шмидт дал приказ приблизиться к берегу, чтобы поквитаться с русскими за коварство. Но когда идущий впереди крейсер подкинуло взрывом, Шмидт приказал всем кораблям эскадры застопорить ход и тут же отработать назад. Он догадался, что у Цереля их ждет всё та же минная ловушка, секрета которой он пока не разгадал.
Последний бой, поставивший крест на операции «Альбион» произошёл между русскими и германскими кораблями, когда через Ирбены прорывалась эскадра Сушона. В тот час она напоминала израненного зверя, который отчаянно рвался из смертельной ловушки, отбиваясь правой лапой от батарей Цереля, левой от эскадры Развозова, а за пятки его хватала эскадра Бахирева. На траверзе Сворбе путь эскадры лежал мимо затонувшего корабля, в котором Сушон с содроганием узнал линкор «Маркграф», который так и не дотянул до Ирбен. Команда с линкора была снята, но кайзеровский флаг всё ещё трепетал на торчащей из воды мачте.
Сушон с тревогой посмотрел назад туда, где прикрывающий отход эскадры линкор «Принц-регент Луитпольд», окутанный пламенем и дымом, всё дальше отставал от остальных кораблей. Вот он повернулся носом к берегу и вскоре выбросился на мель. Сушон посмотрел, как сползает с мачты перед приближающимися русскими кораблями флаг его страны и отвернулся. Он не винил командира линкора. Тот сражался, пока мог, и теперь совершил мужественный поступок, подарив эскадре драгоценное время. Продолжи он битву – и другим кораблям пришлось бы остановиться: одним, чтобы снять с тонущего линкора команду, другим, чтобы прикрывать операцию огнём. Кто знает, ушёл бы тогда хоть один корабль?
Развозов и Бахирев стояли на мостике «Петропавловска» и смотрели, как тают на горизонте дымы германского флота.
— Победа, Александр Владимирович, — сказал Бахирев, — славная Победа!
— Да, — произнёс Развозов, — Победа, Михаил Коронатович, но какой дорогой ценой…
В эту минуту он думал о Колчаке.
Шишко примчался на батарею № 45 на трофейном самокате грязный и злой. Он только что побывал на батарее № 46 и очень рассчитывал хоть здесь увидеть нечто иное – но, увы: отступающие десантники перед уходом привели пушки в непригодное для стрельбы состояние.
— Ну что же вы так? — спрашивал Шишко. — Кошкин успел, а вы нет! — Морпехи только угрюмо молчали.
За них заступился командир артиллеристов:
— Твои ребята молодцы – дрались как черти. Потому германцы большого урона батарее нанести не успели. Скоро сможем стрелять!
— Через час сможете? — С надеждой спросил Шишко.
— Куда загнул, — покачал головой артиллерист, — дня через два, не раньше.
Шишко только рукой махнул и стал смотреть вниз на воду, где «Эмден», получая рану за раной от выстрелов батареи № 34, прикрывал отход эсминцев и кораблей с остатками десанта.
Итоги Моонзундского сражения: Германский «Морской отряд особого назначения» потерял три линкора, пять крейсеров, одиннадцать эсминцев, не считая прочих кораблей, самолётов, дирижаблей и солдат десанта. Русский флот потерял один эсминец и адмирала Колчака.
Вице-адмирал Шмидт был вызван в Берлин, где отчитался в проделанной работе, после чего был смещён со своего поста.
* * *
Командующий 8-й германской армией генерал Гюнтер фон Кирхбах, узнав о поражении, которое потерпел Шмидт, поёжился, представив, какой приём ждет адмирала в Берлине, и отдал приказ о наступлении.
Так и не получив поддержки флота, фон Кирхбах не стал атаковать со стороны залива. Он сосредоточил все силы, включая переброшенные с других фронтов подкрепления, на левом фланге русских позиций. Ведомые его железной волей германские войска шли вперёд, не считаясь с потерями, и пробили-таки брешь в обороне противника. Абрамов немедленно направил к месту прорыва все имеющиеся в его распоряжении резервы, включая оба «добровольческих» корпуса. Последние сообщения о ходе боя обнадеживали: враг выдохся и пятился назад, отступая через проделанную им же самим брешь. Еще немного усилий – и дыра в обороне будет заштопана, а операция «Контр Страйк» придёт к своему победному завершению.
Эта германская часть осталась в тылу у русских, и по умолчанию была обречена. Находясь на самом острие прорыва, германская пехота не успела опомниться, как у неё за спиной с лязгом и грохотом сомкнули огромные клещи два русских корпуса. Дорога к своим была отрезана, но и ими русские пока не интересовались.
Осознав произошедшее и взвесив все за и против, командир части решил, что выбрасывать белый флаг им пока ещё рано, а потому повёл часть в сторону находящейся в русском тылу железнодорожной станции.
Вражья сила не была многочисленной, к тому же её уже заметили с воздуха, и в погоню тут же устремился казачий полк. Но час времени в запасе у германцев ещё был, и у них была артиллерийская батарея…
Близкий разрыв снаряда заставил Абрамова оторвать взгляд от карты. Схватив куртку, он устремился к выходу из вагона. К нему уже спешили с докладом: «Какая-то шальная часть, немногочисленная, но с артиллерией». «А на станции два санитарных поезда, не считая штабного, — подумал командующий и вскочил на подножку бронированного вагона. — Давай за выходную стрелку! — крикнул он командиру «Товарища», который на всякий случай всё время держал паровоз под парами.
Вражескую батарею увидели сразу, как выехали со станции. Но и противник их тоже увидел. Сквозь щель в борту вагона Абрамов видел, как германские артиллеристы поспешно разворачивают орудия. «Не успеют», подумал он. Ошибся командующий всего лишь на чуток. До того, как батарею накрыл залп орудий бронепоезда, одна пушка всё-таки успела произвести выстрел. Один единственный снаряд каким-то чудом попал в зазор между бронелистами, раздвинул их и разорвался внутри вагона, где был Абрамов.
