От Риги в сторону Петрограда мчался литерный поезд. Шёл на проход. Если и задерживался на какой станции, то только лишь для того чтобы поменять паровоз или бригаду. Поезд состоял всего из двух вагонов. В одном ехала охрана, а в другом везли командующего Объединёнными силами Рижского залива. Абрамов находился в глубокой коме. Неподвижное тело под окровавленными бинтами казалось безжизненным, бледное без кровинки лицо заострилось. Сопровождающий командующего врач время от времени подходил, щупал пульс. Негромко говорил дежурившей возле раненого сестре:
— Пока жив. Если что – зовите немедленно, — и уходил в соседнее купе, чтобы немного подремать.
Кольский залив покидал последний пароход с «добровольцами». Генерал Корнилов смотрел, как уходит назад стылый берег с примёрзшим к нему городком. Чуть больше года назад, едва став городом, он принял название Романов-на-Мурмане. Где они сейчас, Романовы? Кто не утонул в шведских водах, разбрелись по белу свету, а некоторые даже на посылках у новой власти. Упала с фамилии корона, упала фамилия с названия города: теперь он просто Мурманск.
Корнилов плотнее запахнул шинель. Последнее время его не покидало ощущение, что отправляется он нынче в изгнание. И почётное (глава Русской военной миссии при штабах союзников), и, как ни крути, отчасти даже добровольное (сам ведь набирал «добровольцев») — но изгнание. Какие, право, бестии эти «товарищи»: ловко всё устроили, не подкопаешься. Руками человека, который мог быть для них опасен – его руками! — собрали ещё несколько тысяч столь же для себя опасных и отправили подальше от России – воюйте, коли нравится! А он, старый дурак, понял это слишком поздно.
«Полно, Лавр Георгиевич, полно. Ну понял бы раньше, разве что-то бы изменилось? Повёл бы войска на Петроград, против Брусилова и Духонина? Нет, не повёл бы! Тогда чего? А ничего, просто тоскливо на душе и начинаешь как-то завидовать Колчаку: принял адмирал геройскую смерть за Россию и похоронен, как герой, в Морском Никольском соборе Кронштадта. А ведь, помнится, Александр Васильевич недалеко от меня мыслями ушёл».
Генерал ещё раз глянул на удаляющийся берег и направился к входу во внутренние помещения судна.
Избавившись от волглой шинели, Корнилов прошёл в салон, где собрались старшие офицеры. В салоне было шумно, но как только прозвучала команда «Господа офицеры!» разговоры разом смолкли, а все офицеры повскакивали с мест и вытянулись «во фрунт» в сторону вошедшего.
— Вольно, господа, прошу садиться.
Корнилов присел за один из столиков, дождался, пока бокал наполнится янтарной жидкостью, но пить не стал, спросил:
— О чём спор, господа?
Поблёскивая новенькими погонами, на вопрос ответил полковник Каппель:
— Обсуждаем военные выкрутасы «товарищей», ваше высокопревосходительство.
— Поясните, — попросил Корнилов, хотя прекрасно понимал, о чём идёт речь.
— Ну как же, — Каппель старался сдерживать рвущееся изнутри возмущение, — добиться столь значительного превосходства над противником, и вместо того, чтобы наступать по всей линии фронта, заключить с ним перемирие!
Одобрительный гул в салоне стал поддержкой словам полковника. Корнилов понимающе улыбнулся и заговорил, обращаясь к Каппелю, но подразумевая, что слова адресованы всем:
— Разделяя в целом ваше возмущение, Владимир Оскарович, по отдельным моментам всё же не могу с вами полностью согласиться. Вот вы говорили о значительном превосходстве, которые мы якобы получили над противником. Я полагаю, речь идёт о двух так называемых «красногвардейских» эскадрильях?
— Точно так, Лавр Георгиевич, — подтвердил Каппель.
— Ну какое же тут значительное превосходство? Два десятка пусть и самых современных аэропланов не способны поддержать наступление по всей линии фронта, будь они сами при этом неуязвимы – а это наверняка не так.
— Но ведь во время налёта на Либаву ни один «Невский» не был сбит, — осмелился возразить Каппель.
— Случайность, Владимир Оскарович, случайность, замешанная на удивительном везении: «товарищам» будто сам чёрт ворожит!
* * *
И Корнилов и Каппель имели в виду недавний авианалёт русской авиации на военно-морскую базу германского флота в Либаве…
Начало мирных переговоров было трудным. Глава русской делегации Троцкий нервными шагами мерил салон штабного вагона.
— Почему они так себя ведут? — спрашивал он у начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Духонина, который сидел на диванчике и с любопытством смотрел на маячившего перед ним министра. На риторический вопрос Троцкого Духонин отвечать не стал и поступил мудро, поскольку тот уже продолжал:
— Ведь только что получили от нас взбучку в районе Рижского залива, а ведут себя так, будто взбучку получили мы, почему?
На этот раз Духонин счёл нужным ответить:
— Возможно потому, что одного урока для них оказалось мало, но мы готовы преподать им еще один.
— Что вы имеете в виду? — впился в него глазами Троцкий.
— Генштабом разработан план операции как раз на этот случай, — ответил Духонин.
Выслушав генерала, Троцкий немедленно связался с Лениным.
На этот раз в операции участвовала исключительно одна авиация. Головную машину пилотировал лично новый командующий Военно-воздушными силами России генерал-майор Алехнович. В налёте участвовали две эскадрильи «Невских», действия которых прикрывали четыре эскадрильи «Муромцев». Первая эскадрилья появилась со стороны моря, едва рассвело. Самолёты один за другим снижались до бреющего полёта и сбрасывали в сторону стоящих на рейде кораблей торпеды, после чего заходили на новый круг. Находясь вне зоны поражения зенитным огнём противника, каждый «Невский» сбросил по три торпеды, после чего эскадрилья легла на обратный курс.
На рейде творилось нечто невообразимое. Промазать в такой сутолоке было практически невозможно, потому каждая торпеда нашла свою цель. Пока одни команды боролись за живучесть своих кораблей, а другие спасали собственные жизни, покидая обречённые суда, со стороны города подошла новая волна русских самолётов. Из-за дыма, застлавшего небо над бухтой, заградительный огонь был открыт зенитчиками с запозданием.
На этот раз каждый «Невский» нёс всего по одной бомбе, в создании которых принял участие Николай Ежов. Сверхтяжёлые бомбы сбрасывались на корабли с большой высоты без всякого прицела. Цель состояла в том, чтобы показать противнику, каким новым мощным оружием обладает русская армия. Потому неудивительно, что всего три бомбы попали в цель, но нужный эффект был достигнут и этим скромным результатом. Один тральщик разнесло в пыль, миноносец бомба расколола пополам, и тот сразу пошёл на дно, а крейсер, которому бомба упала на ют, хоть и остался на плаву, но вышел из строя минимум на полгода.
