«Какой черт занес сюда этого уроженца Апшерона?» — подумал он, угадав в сопернике своего земляка по маминой линии, азербайджанца.
Машина резко рванула с места и умчалась в ночь. Глоб же, не привыкший полагаться на волю случая, решил все-таки «проводить» свою избранницу до дома. Он вскочил в стоящий рядом автомобиль частника и коротко приказал водителю следовать за серебристым красавцем, не привлекая к себе особого внимания. Уверенный тон клиента с пониманием был воспринят немного опешившим хозяином, который беспрекословно последовал за удаляющимися габаритными огнями «мерса». Ехали они недолго. Минут через десять мечта всех кавказских мужчин резко свернула в один из дворов.
— Выключи фары, — тихо скомандовал Глоб своему вознице. «Жигуленок» незамеченным въехал во двор, где разыгрывался акт пьесы «украденная невеста». Рафик, по всей видимости, окончательно потерявший голову, пытался вытащить из своего «мерина» девушку, которая отчаянно сопротивлялась, используя нехитрый женский арсенал: сумочку, ногти и каблуки. Распаленному еще больше этим не очень-то эффективным отпором кавалеру почти удалось извлечь Лену из машины, когда он вдруг услышал: «Дэян Гардаш! На вар?» Обращаясь к нему по-азербайджански, Глоб рассчитывал на эффект неожиданности и добился своего. Опешивший Рафик выпустил из рук сладкую добычу и уставился в недоумении на вроде бы русского пацана, который поздней ночью, в Питере, почему-то обращается к нему на языке предков. Не дожидаясь, когда тот придет в себя, Глоб, протянув ему правую руку для рукопожатия, левой сжал болевые точки чуть повыше его локтя и внятно произнес:
— Земляк! Не будем устраивать базар из-за девушки. Она моя. И ты это знаешь. Останемся друзьями. И обещаю, что приглашу тебя на свадьбу, — он намеренно проговорил эту фразу в том самом темпе, который позволял противнику не только осознать, но и почувствовать суть сказанного.
Пока Рафик пребывал в ступоре, Глоб спокойно помог Лене выйти из машины и быстро довел ее до нанятой тачки, которая вмиг рванула с места, унося беглецов подальше от возможных преследователей. В машине девушка разревелась. Только оказавшись в безопасности, она испугалась по-настоящему. Обманутый в своих ожиданиях восточный красавец вошел в раж и уже не понимал, что делал. Он, оказывается, вез ее на какую-то съемную квартиру, и если бы не вмешательство Глоба, неизвестно, чем бы все закончилось. Они остановились у маленького деревянного дома на окраине города, где она жила с отцом-инвалидом, по ее словам, очень строгим.
— Прошу тебя, не уходи никуда. Тебе со мной нельзя. Я скажу отцу, что вернулась, а потом буду ждать тебя на крыльце, — она благодарно поцеловала его в щеку и скрылась за деревянными воротами. Глобу ничего не оставалось, как расплатиться и выйти из машины. Теперь он стоял совершенно один, в кромешной тьме, перед высоким забором из гладких, словно отполированных досок. Надо добавить, что ко всем прелестям этой «дивной ночи» шел проливной, как из ведра, дождь. Никаких шансов на то, чтобы выйти сухим из воды, у Глоба не было. Он подергал ручку запертых ворот, но постучать не решился, памятуя о вскользь упомянутом строгом отце. Ничего не оставалось, как вспомнить интенсивные занятия на огневой полосе. Он резко подпрыгнул, ухватился за верхний край «преграды», молниеносно подтянулся на руках, перекинул свое тренированное тело через забор и спрыгнул на землю. Что удивительно — она действительно ждала его на крыльце, пытаясь фонариком высветить место его приземления.
— Ну, ты даешь! — совместно пережитые эмоции давали ему право обращаться к ней на «ты». — Откуда ты знала, что я полезу через забор? — Он пытался снять набухшую ветровку, с которой ручьями стекала вода.
— Если бы не полез — значит, не судьба. Отец практически не ходит. Но он мастер на все руки и сделал дистанционный замок, который открывает и закрывает только сам — я же целый день на работе. Объяснять все это было бы долго. Вот и загадала: перелезет через забор, значит мой. А на нет и суда нет. — Она говорила шепотом, боясь потревожить чуткий сон отца, и одновременно снимала с него мокрую одежду так, как это делают только жены со своими мужьями, любя и не стесняясь.
Потом она завела его в маленькую темную комнатку, насухо вытерла чистым полотенцем, после чего они совершенно естественно оказались вместе на широкой тахте. И то, что раньше видели его глаза, теперь ощущали руки, лишь подтверждая необходимость и неизбежность этой близости. У Леночки было столько пленительных впадинок, соблазнительных возвышенностей и сладостных ложбинок, что на их изучение ушла практически вся ночь. Ее кожа была восхитительно нежна, упруга и чиста, а все тело дышало такой отзывчивой теплотой, что Глоб, хоть и считал себя достаточно искушенным в плотских утехах, не переставал удивляться тому, с каким упоением он предавался все новым и новым порывам страсти и нежности. Они практически не спали, но никакой усталости он не чувствовал…
— Дальше-то куда? — Голос водителя вернул Глоба к реальности: тот выехал на нужную улицу и явно нуждался в подсказке.
— Давай прямо, после светофора возьми правее. Там за домом с булочной на первом этаже повернешь во двор. — Минут через пять машина остановилась у железных ворот с надписью «Стадион». Глоб щедро расплатился с водителем, прошел через гостеприимно распахнутую калитку и исчез в одноэтажном здании. Эту чистую, уютную сауну с парковкой держал Валера, земляк Глоба. Здесь, и он точно это знал, его никто бы не смог найти и потревожить.
— Миша, здравствуй, дорогой! А что же не позвонил? Я бы парилочку подготовил, — Валера, как всегда заискивал, но был явно рад приходу человека, который обычно оставлял столько денег, что после этого неделю можно было не работать.
— Да, так получилось. Извини. Решил в последний момент. Я воспользуюсь маленькой сауной? — не дожидаясь ответа, Глоб прошел в небольшое помещение, в котором, впрочем, было все, что нужно, для отдыха и расслабления: уютная парилка, небольшой бассейн, комната отдыха с двуспальной кроватью, небольшой зал, где можно было выпить и закусить. Он заказал бутылку виски, маслины и сыр, разделся, аккуратно сложив вещи в шкаф, закутался в простынь и позвал Валеру.
— Миша! Уже несу, дорогой! — Валера вошел в сауну с подносом, на котором уместился нехитрый заказ Глоба.
— Сядь на минуту, — Глоб открыл бутылку, налил себе полный стакан, немного плеснул в бокал Валеры (знал, что тот любит опрокинуть рюмку-другую), чокнулся и залпом осушил свой стакан. — Валера! Что бы здесь ни произошло, не удивляйся. Это, на всякий случай, положи в сейф. Если со мной что-то случится, все оставишь себе. Родных и близких у меня нет, — с этими словами он передал Валере пухлый конверт с деньгами.
— Не беспокойся, Миша! Ты же знаешь, у меня, как в Сбербанке. И даже надежнее! Парилка через час будет готова! Может, еще что-нибудь? Девочек позвать? — Валера взял конверт и остановился у двери, готовый выполнить любое пожелание клиента.
— Нет, ничего не надо! Спасибо, — Валера вышел, а Глоб прошел в душевую, тщательно вымылся, насухо растерся полотенцем, сел в кресло, выпил еще один стакан виски, достал приготовленный заранее пистолет, приложил его к виску и нажал на курок.
Президент Уральской республики смотрел из окна своего кабинета на родной Екатеринбург. Он предпочитал этот город всем прочим мировым столицам. Здесь Дух был какой-то особый. Он вспомнил, как много лет назад говорил молоденькой симпатичной девчушке, мечтавшей уехать в Москву, чтобы делать там большое кино: «Уедешь отсюда — погибнешь». И ведь не ошибся. Та молоденькая девушка превратилась с годами в жадную до денег аферистку, растратившую отпущенный ей Богом талант на служение бесам.
Да, для Тимофеева Урал был не просто местом рождения. Это была его Родина, которую он безгранично любил, которой был всецело предан и которую был готов защищать до самого последнего вздоха. Он родился и вырос здесь, здесь впервые сел за парту, влюбился, начал работать. Здесь он ощутил нежность прикосновения теплых маминых рук, восторг первого поцелуя, счастье первой близости, радость отцовства. И именно здесь он хотел умереть. Так и в завещании своем написал. Все-таки ему уже под семьдесят. И хотя сердце работает нормально, давление вроде бы не беспокоит, да и мужская сила все еще присутствует, свою последнюю волю он решил зафиксировать на бумаге, для порядка, чтобы потом проблем меньше было.
Он вообще любил порядок, организованность, дисциплину, но при этом не был ни ретроградом, ни рабом раз и навсегда установленных правил. Наверное, именно за эти качества его однажды отметил Александр Исидорович Грибов. Кто он такой? Да! Сейчас мало кто из металлургов помнит это имя. А в свое время это был человек № 1 в цветной металлургии, начальник соответствующего главка союзного министерства, величина и авторитет. Вот он и заметил Ваню Тимофеева, молодого инженера, веселого, умного, талантливого, неравнодушного.
