свободные тëмные штаны «военного» кроя и отполированные до блеска берцы. Не особо длинные чëрные волосы были собраны на затылке в тугой хвост, а лоб стягивала спортивная тканевая лента, не позволяющая поту и чëлке лезть в глаза. Практично? В каком-то смысле. Носили ли такую одежду обычно? Едва ли. Нет, если Белëвскую прочат мне в учителя, то я попрошу сменить еë на кого-то мужского пола. Потому что жить куда проще, если не нужно тратить ресурсы на самоконтроль. — Удивлëн?
— В моëм представлении наставник от комитета должен быть свирепым небритым мужиком, а не хрупкой девушкой полутора метров ростом…
— Так и я не твой «наставник». — Белëвская хмыкнула. — Он сейчас подойдëт. А я здесь в качестве наглядного учебного пособия.
— Хм. — Что ж, это хорошо. — Тогда я, пожалуй, устроюсь в уголке и займусь разминк…
Появившийся из ниоткуда и остановившийся в трëх метрах от моего затылка резиновый мячик разорвало в клочья телекинетическим прессом, а я обернулся, уставившись на «пустое» место. Делаю пару шагов вперëд, и под давлением моей воли свет начинает искажаться в пользу естественных своих течений, открывая моему взору довольно неприметного вида мужчину, наблюдающего за мной со скучающим выражением лица. Следом лопается и поддерживаемый Анастасией ментальный карман, отчего незнакомец морщится:
— А вот так лучше не делать.
— Так и меня лучше не пугать. — Отвечаю, выходя из состояния ускоренного сознания. Свежая порция необычных данных, порождённых всей этой ситуацией, взбодрила мой разум, и принесла немало удовольствия, так что на саму выходку я закрыл глаза. Чем бы великовозрастные дети ни тешились, лишь бы мне нормально было.
Но из засады на меня «нападали» впервые, и, в целом, своей реакцией я доволен.
— Наглый, значит?
— Мне больше по душе слово «своевольный».
— И правда, наглец. Это хорошо. Лучше, чем мямля или маменькин сыночек какой. С таким материалом можно работать… — Мужик наконец отлип от своей любимой стены, сделав пару шагов мне навстречу. — Чему хочешь научиться в первую очередь?
— Защищаться. — Я ответил не раздумывая.
— И почему?
— Потому что трупы не атакуют. Да и с моим нынешним радиусом воздействия лучше сосредоточиться именно на защите. — А когда-нибудь потом, увеличив этот радиус, начинать всерьëз учиться атаке. Если не окажется, что лучше всего будет поступить иначе, конечно же. — Плюс именно защиту можно тренировать везде и всегда. Плазмой или телекинезом в академии, всё-таки, особо не помашешь…
— Уже пытаешься постоянно держать защиту активной?
— Мне объяснили принцип и показали, как надо. Так что да: в силу своих навыков, я пытаюсь сделать поддержание «зоны подавления» постоянным, не требующим постоянного сосредоточения на ней. Выковать из навыка рефлекс, если хотите. — Теоретически такое было возможно, ибо всё, за что бы человек ни брался, со временем переходит из разряда контролируемого разумом процесса в разряд процесса подсознательного, рефлекторного. Дети поначалу целенаправленно контролируют ноги, пытаясь ходить, а после едва ли даже задумываются над тем, как лучше ступать и что делать для того, чтобы прыгнуть.
Это и минус, и плюс одновременно, но отрицательные стороны такого укоренения навыка на подкорке обыватель заметить едва ли способен.
— Сама идея хороша, но если твоя защита несовершенна, по итогу можно получить совсем не тот рефлекс, который будет нужен в дальнейшем. — Я вскинул брови от удивления, когда мужчина поднял руку к лицу, пыхнул дымом и зажал пальцами появившуюся из ниоткуда сигарету. Уел: я её существования даже и не заметил, и на слегка искажённую мимику внимания не обратил. — И придётся тебе, парень, переучиваться…
— Лучше уж так, чем однажды обнаружить в теле отсутствующее в изначальном проекте отверстие, напоследок начав сожалеть о том, что у тебя нет даже вшивенького и неидеального рефлекса…
Мужчина хрипло рассмеялся, отнял сигарету ото рта и разжал пальцы. На пол долетел лишь бело-серый пепел.
— Гвардии майор Георгий Троекуров, ныне — твой учитель по вопросам боевой подготовки. Владею фото-, теле- и магнитокинезом. — Теперь его взгляд был не равнодушным, а просто спокойным, оценивающим. Гвардии майор пристально наблюдал за всеми моими движениями, но при том делал вид, что просто из вежливости смотрит на меня-собеседника. — И начнём мы с того, что ты покажешь мне всё, на что способна твоя телекинетическая мышца. Любишь жонглировать песчинками?
— Только начал этим увлекаться. — Хмыкнул я, понимая, к чему он клонит. Поиски подходящего для дробления чего-то надолго не затянулись, и спустя секунду я уже окружил себя максимальным на данный момент числом недвижимых частиц.
— Прекрасно. А теперь бросай половину, а оставшееся разноси во все стороны как можно дальше от себя. Заодно оценим твои перспективы в расширении радиуса воздействия…
Так начался первый день тренировок, которые оказались ничуть не менее интересными и полезными, чем обучение у того же Синицына. Последний, правда, много времени посвящал теории, в то время как родственник или однофамилец вчерашнего, — или сегодняшнего, заполночь же? — корнета был последователем чистейшей практики, но результат не заставил себя ждать: плюс три сантиметра к радиусу воздействия за чуть менее, чем пять часов истязаний на пределе моих возможностей.
Мигрень и желание убивать шли бонусом, как и напутственный, образный пинок под зад с наказом тренировать ментальную выносливость и закалять нервную систему, которая от обилия тончайших и сложнейших манипуляций, мягко говоря, пошла вразнос. Я уже после того, как все включая так и не проявившую себя Бельскую оставили меня в гордом одиночестве сидел — и ждал, пока правую руку перестанет колбасить так, словно все мышцы в ней свело напрочь. Не помог с этим ни душ, ни осознание того, что реальных результатов при использовании метода опытного псиона удалось достичь за каких-то пять часов. Это действительно было физическое ограничение тела, что меня очень, очень сильно расстраивало. Имея разум, позволяющий секунду растянуть на час, я в силу недалёкости себя-«прошлого» оказался нетренированным и слабым.
«Учись!».
Эхо какой-то физподготовки сохранилось от общего военного курса, но не более того.
С территории скрытого под академией полигона я выбирался в двояком состоянии. С одной стороны — успех и возможность развиваться, с другой — телесная слабость, с которой можно разобраться, но она уже отнимет у меня время. Не самими тренировками, которые ещё можно будет совместить с псионикой, а тем, что и псионику я тренировать полноценно смогу ещё нескоро.
Вот если дотянуть хотя бы до восьми-девяти часов, то это будет другой разговор…
А студенты тем временем жили своей жизнью, копошась вокруг, точно пчёлы в разворошённом улье. Они шли по своим делам поодиночке и группами, собирались в кучки и обсуждали всё подряд, конфликтовали, мирились, делились собственными открытиями… и всё это эхом разлеталось по коридорам, позволяя мне воспринимать отголоски, поглощать их и наслаждаться заключёнными в них ароматами. Телепатия, несомненно, уже стала для меня чем-то незаменимым, ибо я и представить себе не мог способа побороть сенсорно-информационный голод иным путём и так, чтобы не отвлекаться от других дел. Особенно ярко это ощущалось на контрасте с «изоляцией», где я был наедине лишь с двумя людьми, из которых худо-бедно ощущался только Троекуров-старший, и выходом в эпицентр бури, состоящей из отголосков мыслей и эха эмоций сотен студентов. Тут я мог раствориться, если бы пожелал, и простоять недвижимой статуей несколько часов. Там же, — на полигоне, — внутри всё свербило и требовало смены места дислокации на более подходящее.
Хорошо хоть я ночами сплю, да и в доме всегда находится прислуга, создающая приемлемый эмоциональный фон.
— Ой, привет. Ты же Артур Геслер, да?.. — Я повернулся к миловидной девчушке с каштановыми волосами, которая смотрела на меня так, словно встретила Будду во плоти. Или Христа? Вот уж от чего, а от религий я всегда был достаточно далёк в силу общей приземлённости себя-«прошлого». А теперь приобщиться мне мешает болтающийся на плечах орган и сложившаяся в нём картина мира, ограниченно подчиняющегося моей воле. — Я слышала, что ты универсал. Это правда⁈
— А ещё хэтчбэк и седан. — Хмыкнул я, оценив направленный на наш разговор интерес, по всей видимости, друзей этой малявки. Каждый из которых был старше её, между прочим! Но парламентёра они выбрали верно: я не настолько плох, что б проигнорировать или послать ребёнка. Да и искренние эмоции девчушки недвусмысленно указывали на то, что она на самом деле просто отважилась задать всех волнующий вопрос, ответ на который преподаватели давать отказывались, а выловить моих друзей было задачей почти
