— Ты прав, Миша! Какие у нас сегодня есть основания в будущем становиться врагами?
— Никаких, — так же улыбаясь, подтвердил я, очень рассчитывая на то, что Сталин поверит в мою искренность.
— Хорошо. Рад был с тобой повидаться. Перед тем, как нам проститься, хочу спросить: может, у тебя есть ко мне какая-нибудь просьба?
Как не быть?!
— Мы все очень соскучились по Кравченко, и будем тебе признательны, Иосиф, если ты отзовёшь его с того «секретного» задания, которое ты ему поручил.
В глазах Сталина злые черти корчили мне весёлые рожи.
— Ответь честно, Миша, ты кого больше хотел бы видеть: Кравченко или Львова?
Вот тут надо было не ошибиться с ответом, потому я взял секундную паузу.
— Львова, — наконец твёрдо произнёс я.
— Ви его получите, — заверил Сталин, а черти в его глазах разом показали мне языки.
* * *
Слово Сталин держать умел. Уже на следующий день мне позвонил Берия, сказал, что делает это по поручению Сталина, потом произнёс фразу: «Завтра в шесть часов утра возле известного вам причала» — и положил трубку.
— Что ещё за причал? — пробурчал Васич. Друзья были уже посвящены в детали моей встречи со Сталиным.
— Наверняка тот, где проходила операция по спасения царской семьи, — предположил Ёрш.
— Почему ты в этом уверен? — спросил Васич.
— Во-первых, место достаточно безлюдное, — пояснил Ёрш, — а во-вторых, Сталин даёт понять, что всё про нас знает.
— Ну, положим не всё… — начал Васич, но я его перебил:
— … Вполне достаточно. Однако в данный момент это не так важно. Важно другое: причал, я согласен, тот, о котором говорит Ёрш. Так что если ты… — я выразительно взглянул на Васича.
— Я не возражаю, — сразу ответил тот.
— … Будем считать, что место встречи мы установили, — закончил я.
На месте мы были уже в пять. Без пяти минут шесть к причалу подкатила легковая машина, из которой вышел Берия и поманил нас к себе. Я и Васич направились к нему, оставив Ерша вместо прикрытия. Лаврентий приложил руку к козырьку, нам руки протягивать не стал, при полном нашем непротивлении. Потом он отворил заднюю дверцу седана, сопроводив действо словами:
— Забирайте подарок!
Я заглянул в салон. Тот был пуст, если не считать сидящего на заднем сидении мужчины со связанными руками и мешком на голове. Я помог страдальцу выбраться. Берия сразу засобирался. Уже с сиденья водителя протянул мне свежий номер «Правды», пояснил:
— Вы ведь это ещё не читали? Почитайте!
Я принял газету, Берия захлопнул дверцу и авто рвануло с места. Васич уже разрезал путы на руках и теперь тянул мешок с головы пленника. Это был Львов, без макияжа под Кравченко.
— Вчера вечером в камеру доставили таз с горячей водой, Берия предложил помыться, а заодно и разгримироваться, — пояснил Львов, жадно глотая свежий, чуть подсоленный морем воздух. — Знали бы вы, братцы, как я по этому соскучился! Можно, мы тут ненадолго задержимся?
Пока Львов в компании Ерша и Васича бродил по причалу, я внимательно просмотрел газету, и на последней странице нашёл то, что искал. Когда троица вернулась к машине, я показал им маленькую заметку, вернее, некролог, который был предупредительно обведён карандашом. В некрологе говорилось: «При выполнении особо важного задания отдал жизнь наш боевой товарищ, коммунист, полковник Кравченко Н.И. Память о нём навсегда останется в наших сердцах!». Я отдал газету Львову.
— Оставьте себе, Пётр Евгеньевич, на память.
— Нет бы Шефу сказать Сталину, что хочет видеть Кравченко, глядишь… — начал Ёрш.
— … и вы лицезрели бы сейчас мой труп, — закончил за него Львов.
Васич выразительно глянул на Ерша и постучал костяшками пальцев по лбу. Тот смущённо вздохнул:
— Ну да, с Рябого бы сталось…
И с него сталось. Вскоре до нас дошёл слух, что Берия погиб в горах Кавказа, когда выполнял какое-то поручения Сталина.
«На его месте должен быть я». Такое вполне мог бы сказать Львов, но не сказал, а предложил выпить на помин души Лаврентия Павловича. Никто не возражал, ибо в ЭТОМ времени Берия прожил более короткую, но менее сволочную жизнь. Тем же днём окончательно была решена судьба Львова…
НИКОЛАЙ
Считал ли я, что существует какая-то серьёзная опасность, вызвавшись проводить Львова до шведской границы? Положа руку на сердце, отвечу: нет! Тогда почему теперь, проводив взглядом гаснущие в сгущающихся сумерках красные огоньки на торце последнего вагона «Стокгольмского экспресса», я испытываю такое облегчение? Пожалуй, и не отвечу. Да это и не важно. Важно то, зачем Львов едет в Стокгольм. Скажете, тому есть много причин? Верно. Это и воссоединение с семьёй (Если помните, в пригороде шведской столицы живут жена и дети бывшего жандармского полковника). И желание держать Львова подальше от длинных Сталинских рук. И много ещё всяких «и». Но всё это фигня, по сравнению с… нет, не с «мировой революцией», которая, между нами говоря, сама по себе является полной фигнёй. Львову поручено создать в Стокгольме бюро российской внешней разведки. Этакий филиал Первого главного управления НГБ, которое возглавляет Бокий. Спросите, что на это скажут шведы? Под наши гарантии сохранения их суверенитета и нейтралитета не скажут ничего, разве что попросят убрать вывеску, если таковая появится на здании, где разместится бюро. А она (вывеска) не появится никогда. Это я могу сказать с полной уверенностью.
Прохладно стало торчать на перроне. Пройду в зал ожидания. До отправления поезда на Петроград есть ещё два часа…
23 февраля 1920 года
Квартира Абрамовых
В этот день у Абрамовых собрались только свои, и только военные: три генерала и полковник — все в парадной форме.
Ольга, которая даже 8-го марта не манкировала женскими обязанностями, вставать в этот день к плите отказалась категорически. Потому утку приготовила загодя, оставалось только разогреть.
Традиция отмечать 23 февраля как День Российской Армии ещё не только не прижилась — её не было вовсе. А значит, можно смело предположить, что исключительно по этому поводу в этот день за праздничным столом собрались только наши друзья. Начиналось застолье весело, но где-то после третьей рюмки пришло время для серьёзных тем.
— Шеф, скажи по совести, — обратился к Жехорскому председатель ВОК генерал-лейтенант Ежов, — не жалеешь о том, что сдал наркомат обороны Троцкому?
— Не сдал, а передал, — тут же поправил товарища Жехорский. — Сдать — от слова «сдаться». А мы ведь Троцкому пока ни в чём не уступили. Правда, Васич?
