«Призрак бродит по Америке…. Мировой пожар Революции!» – мелькнуло в голове миллионера. Торопясь, он плеснул в стакан и поспешно отхлебнул.
То, что написали эти господа – это были не просто фразы, и «Манифест» – не просто книга. Это был продуманный план разрушения привычного мира. Это был вызов, черт побери! Мир нуждался в защите!
Взгляд его упал на лаковую шкатулку, привезенную из Китая. Продавец– антиквар уверял, что она принадлежала самому Лао-Цзы, и содрал с него кучу денег. Иероглифы красиво бежали по крышке складываясь в слова.
«Настоящий воин сперва выигрывает войну, а потом идет воевать.» – вспомнилась ему фраза китайца.
Чтоб выиграть войну, не начиная её, нужна была информация.
Он еще разок отхлебнул из стакана и пододвинул к себе пачку вечерних газет.
Там, как водится, писали всякую чушь – моды, автомобили, политика и спорт, но о большевиках – почти ничего! Только солидная «Нью-Йорк таймс» посвятила Советской России одну заметку, предварив её словами «по сведениям из непроверенных источников…»
Ошеломленный мистер Вандербильт отодвинул листы таблоидов, уставился на глобус.
Это было удивительным, невероятным! Страна, занимающая одну шестую часть все суши в представлении газетчиков просто не существовала! Её не было, там было белое пятно, скрывающее за собой все что угодно! Какая великолепная маскировка!
Миллионер представил, как никому невидимые бородатые коммунисты прокрадываются в САСШ и…
Ему стало нехорошо. Страх дохнул холодком в затылок, заставив руку с бокалом вздрогнуть.
Следствием такой слепоты правительства могло стать все, что угодно!
Решительно отодвинув в сторону сигарный ящик, он освободил место для листа бумаги и вывел там «Уважаемый господин Президент!»
В голове складывались обороты и периоды, но он не отпустил их на бумагу. Поверит ли ему Президент? Почему он должен поверить ему? Что он может предъявить Президенту, кроме своих предположений? Ничего! Информация! Нужна информация!
Зачеркнув первую строку, он в столбик написал названия стран: СССР, Польша, Германия, Чехия, Румыния, Финляндия, Китай и задумался.
Постепенно против каждой из стран стали появляться имена и фамилии. Там нужны были свои люди. Не из газет же ему узнавать новости. Знаем мы эти газеты…
Семь стран. Семь фамилий. Чувствуя себя командиром небольшой армии, он достал чистый лист и написал наверху:
«Мистер Гаммер!
Я понимаю ваши трудности работы в большевистской России и сочувствую вам, но сочувствие – это единственное, чем я могу облегчить ваше задание.
С момента получения Вами настоящего письма к вашим многочисленным (и хорошо оплачиваемым!) обязанностям прибавится еще одна. Я прошу Вас собирать любую информацию о политических настроения в СССР и всему тому, что связанно с внешней политикой Союза. Хорошо зная Вас, не жду жалоб.
Вместо жалоб на трудности, постарайтесь понять и меня. Вопросы, которые я стану задавать вам, не могут быть конкретными, ибо конкретны только частности, а меня интересует вопрос глобальный – безопасность Западной цивилизации. В силу этого мне интересно все, что может только хоть как-то повлиять на взаимоотношения большевиков и цивилизованного мира и в первую очередь, конечно, военно-технические разработки, которые могут нарушить сложившееся равновесие.
Поверьте, вы не одиноки. Такую же незаметную работу будут делать десятки моих корреспондентов в иных странах и чаще всего в значительно худших условиях!
Искренне ваш мистер Вандербильт.»
Год 1927. Февраль
СССР. Москва
… Отложив в сторону Ленинградские бумаги, товарищ Сталин смотрел в окно, задумчиво постукивая пальцами по коробке папирос.
Время! Какое время катится!
Жизнь человечества ломают не только социальные революции, но и революции технические. Все бегут вперед, стараясь опередить друг друга, прекрасно понимая, что отставшего обязательно затопчут или низведут до положения полуколонии, сырьевого придатка. Сто лет назад британцы изобрели паровую машину – и началось. Сперва пар, потом – электричество… Теперь замахнулись на атом. Кончится ли это когда-нибудь? Вряд ли… Когда еще Ленин написал о неисчерпаемости атома и угадал… Точнее не угадал, а научно предвидел. Учение Маркса всесильно, потаму что верно! Наука постепенно становилась частью политики. Это понимал он, это понимали и на Западе.
В стране трудились на оборону, а на самом деле на Мировую Революцию все кто только мог– и рабочие и крестьяне и ученые.
Он покосился на папку.
Может быт, за тонким картоном лежал еще один шанс для Мировой Революции?
Мир бурлил.
С очевидной для марксиста неизбежностью он потихоньку сползал к предсказанному еще великим Лениным кризису мировой капиталистической системы. Национал-социалисты в Германии, фашисты в Италии… И победители и побежденные не были довольны устройством послевоенного мира – все хотели перемен, и только Советский Союз оставался островком стабильности и предсказуемости. Обстановка в Европе накалялась. Классовая борьба стала фактом даже для тех, кто не верил в неё – стачки, забастовки, локауты. Все – газеты, радио, профсоюзные лидеры и даже писатели дамских романов – все предрекали миру и цивилизации что-то ужасное.
Поводов ощущать это именно сейчас имелось немало.
Сотни тысяч, миллионы безработных в Старом и Новом свете бродили, представляя собой отличную почву для разжигания Мировой революции. Казалось – брось туда спичку и…. В голове всплыла строчка пролетарского поэта:
«Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем».
«Не так-то все просто, – подумал Иосиф Виссарионович. – Нет, ошибался поэт…. Пробовали– не вышло. Тут нужна недюжинная ловкость, хладнокровие, умение предвидеть и кое-что еще… Не просто раздуть мировой пожар и не сгореть самому.….»
Пока недовольные были всего лишь пресным тестом. Они еще не были силой. Чтоб это произошло, туда нужно будет бросить хорошую закваску, чтоб тесто расперло старые, прогнившие бочки общественных отношений и разорвали обручи, скрепляющие их в государство, и она была у него эта закваска! Была! Коминтерн не сидел без дела.
Может быть лет пять назад он и рискнул бы еще раз, бросил бы в Европу профессиональных революционеров, мастеров бунтов и провокаций, стачек и восстаний… Но не сегодня. Он хорошо усвоил уроки Рурского восстания.
ОН поднялся и тяжёлой походкой подошел к окну.
Как все начиналось!
Части Рурской Красной Армии ударами из Эссена и Дюссельдорфа взяли Мюльгейм, Дуйсбург и Хамборн, форсировали Рейн-Херне-канал… Капп бежал в Швецию… А сколько средств ушло в Германию! Сколько сил! И все зря… Хотя нет. Почему зря? Не зря. Поражения оттачивают тактику революций! Зато теперь ясно, что одних профессиональных революционеров недостаточно, чтоб восстание стало победоносным. Сколько не бросай туда людей этого окажется недостаточно, если…. Вот именно «если»!
Все-таки что бы там Келлог не говорил в Локарно, а ничего не изменится. Так, дипломатическая завеса для дураков….
Война грядет, приближается. И это будет Большая Война, куда СССР втянут помимо его воли.
И что бы победить в этой войне уже мало умело махать клинком. Нужно иметь что-нибудь еще…
Может быть то, что написано в этой папке и есть то самое «еще»? Может быть…
То, что может дать Мировой Революции профессор Иоффе стоит дорогого. Это сила! Только уж очень неповоротливая сила.
А ведь Революция должна не только защищаться, она должна идти вперед! А может быть не идти, а лететь?
Постояв у приоткрытой форточки он вернулся к столу.
Он отодвинул папку Ленинградской лаборатории и посмотрел на пакет с надписью ГИРД.
Немцы, американцы, австрийцы – все озаботились ракетами. Ну, с немцами понятно – нет у них другого выхода. Если по мирному соглашению Германия может иметь не более трехсот пушек, то поневоле задумаешься о новых видах вооружения, но американцы… Практичные и не привыкшие бросать свои доллары на ветер американцы, вбухивают в свой полигон «Окичоби» десятки тысяч долларов. Что они наши в ракетах?
«Обо всем самому приходится думать, заботится.» – подумал Сталин. – «Самому принимать решения. Легко было царям – обо всем думали министры и целая армия чиновников, а мне вот приходится самому…»
Звонком вызвав Поскрёбышева приказал:
– Пригласите, товарища Цандера…
… Этот кабинет ученый уже видел на фотографии в «Правде».
И этот стол, и лампу с зеленым абажуром и даже это самое кресло, в котором сидел. Видел, но никак не предполагал, что оно настолько неудобно.
Глубокое кожаное кресло, правда, имело одно неоспоримое достоинство – встать из него было большой проблемой. Фридрих Артурович догадывался, для чего тут стояло именно оно, а не что-то другое, и чуть улыбнулся. Трудно сказать, как это расценивать. Вряд ли как недоверие – иначе не сидел бы он тут. Скорее как напоминание, чтоб помнил постоянно, с кем говорит, да и на всякий случай – мало ли что может прийти в голову гостю Вождя…
