по деревьям лазала, быстро на высоту поднялась. Лев за ней. Полоснул когтями по стволу дерева, за ногу Пестрошейку ухватил. Пестрошейка вскрикнула, но из цепких кошачьих лап вырвалась, продолжила по дереву карабкаться. Только дорожка из крови стала на коре проступать. От запаха крови совсем рассвирепел лев.
— Эй, иди сюда, кошка! — громко закричал Вереск. Лев обернулся, отвлекся от Пестрошейки.
— Иди сюда! — Повторил Вереск. — Я повкуснее буду.
— Вереск! — позвал дух. — Не одолеть тебе льва в одиночку. Напои меня своей кровью.
— Еще чего! — ответил Вереск. — Ты от птичьей крови ума лишился, а от моей что будет?
А лев обернулся к Вереску, лениво двинулся в его сторону.
— Вереск! — прокричал дух. — Сам погибнешь и меня ни за что погубишь.
Страшная была громадина, этот лев. И прыгучая, точно змея.
И Вереск решился. Полоснул себя каменным ножом по ладони. Алая кровь заструилась по пальцам. Вереск руку над кувшином занес, пара капель в горловину упала.
— А теперь уходи! — грозно велел дух кувшина. — Прячься!
Снова над кувшином пар заклубился. Что на сей раз из этого пара получится? Опять птица? Нет. Вереск глазам своим не поверил. Над горловиной человеческая фигура соткалась, один в один на него похожая. Только взгляд у этой фигуры неживой какой-то получился. Мертвый.
Фигура двинулась на льва. Ни страха, ни робости. Словно копье ожило. Даже Вереск ощутил запах чего-то неживого. Лев оторопел, назад попятился. Непонятный враг метнул в него свое призрачный дротик. Пещерный лев заверещал как обиженный котенок, пытаясь укусить древко дротика, что торчал у него рядом с сердцем, и умер.
Призрачная фигура отвернулась от льва, посмотрела на Вереска. У юноши от этого взгляда вся душа перевернулась. Словно он обломок скалы проглотил. Фигура сделала шаг вперед и растаяла.
— Ты как? — Вереск кинулся к Пестрошейке и помог ей слезть с дерева. — У тебя вся нога в крови!
— Ерунда! — отмахнулась девушка. — Царапина. Сейчас окунусь в реке, и пойдем дальше.
Через час стало понятно, что рана у Пестрошейки вовсе не ерундовая. Девушка еле шла. Кувшин не могла на себе нести, по земле тащила. И кувшинный дух почему-то притих. Не охал на кочках, не ворчал на перекатах.
— Дальше не пойдем! — Объявил Вереск.
Пестрошейка не возражала, легла на землю, свернулась клубком.
— Да ты вся горишь! — Ужаснулся Вереск. — Рану свою покажи!
Рана вздулась и почернела. Плохо дело! Долго Вереск подле девушки сидел, не знал, что делать. Не умел он врачевать, не воина это дело. В племени раны всегда шаман лечил. Да мать немного. Тайком от шамана.
Пестрошейка металась по земле подстреленной птицей, все звала кого-то. Темнело уже. По лесу шакалы стали рыскать, да на крики Пестрошейки подвывать.
Наконец, девушка открыла глаза, посмотрела на Вереска и слабо улыбнулась.
— Вереск! — тихим голосом позвала она. — Подойди!
Вереск послушался и сел рядом с ней.
— Хорошо, что мы сбежали, правда? — Продолжила девушка.
У Вереска комок в горле застрял. Кивком головы согласился.
— А теперь убей меня, — попросила Пестрошейка.
— Что?! — возмутился Вереск и на ноги вскочил. — Да ты ума лишилась?!
— Сядь и послушай, — мягко попросила девушка. Вереск повиновался. — Не выжить мне. Знаю. Черная боль долго меня есть будет. Пока не насытится. Больно мне будет. Очень. И тебе больно станет на меня смотреть. А так… — Она взяла руки Вереска и положила себе на горло. — Как птиц убиваешь, коли стрела свое дело не доделала.
— Замолчи, женщина! — В ужасе закричал Вереск. — Немедленно замолчи!
Он отвернулся от нее, подошел к кувшину.
— Ну что скажешь?! — Обратился Вереск к духу.
— Что тут скажешь? — Гулко ответил дух.
— А ты попробуй сказать что-нибудь! — Рявкнул Вереск. — И помоги! Ты же лечить умеешь!
— Не умею, — ответил дух.
— Неправда! Матушка ведь с твоей помощью других лечила. Так?
— Матушка твоя ведунья, — мрачно напомнил дух. — С ней моего труда мало надо было. Свой добавляла.
— Так значит, ты труда испугался?! — Возмутился Вереск. — Ленивый молочный слизень! Вот ты кто!
— Ладно! Помогу! — неохотно согласился дух. — Накопай земли помягче и заполни кувшин доверху. Затем сходи в лес и найди ольховую сережку. В кувшин посади. Посмотрим, что получится.
Все Вереск сделал, как дух велел. Посадил ольховую сережку в кувшин, стал ждать, что дальше будет. Пестрошейка больше не звала его. Металась в бреду, какие-то чужие имена перебирала. Вереск даже рад был ее бреду. Не смог бы он ее просьбу выполнить.
Недолго ждать пришлось. Из кувшина росток показался. Быстро он окреп, да ввысь поднялся.
Вереск впервые за весь день надежду почуял.
Вдруг раздался глухой звон разбитой посуды. Корни сквозь кувшин проросли, да раскололи его. Корни в землю пошли, подминая остатки посуды под себя. А дерево к небу потянулось.
— Дух, ты здесь?! — Спросил Вереск. Ему ответила тишина. — Да где же ты?!
Ушел дух. Может, в небо улетел, может, в дерево вселился.
Красивое дерево получилось. Тонкий стебель, маслянистые листья. Не береза и не ольха. Никогда таких деревьев Вереск не видел.
Юноша времени не терял. Нарвал листьев с дерева, приложил их в ране Пестрошейки. Еще в большом черепке отвар из этих листьев сделал, девушку отваром напоил.
Вскоре Пестрошейка открыла глаза, пить попросила. Долго и жадно пила воду. Вереск умаялся к ручью бегать. Вскоре Пестрошейка уснула. Спокойно спала, не бредила, только улыбалась во сне.
На следующий день Пестрошейка поднялась на ноги. За Вереска держалась, но ходила. Еще два дня и совсем окрепла.
Черепки от кувшина под корни дерева ушли. И дух больше не отзывался. А дерево все росло. Иногда к нему приходили олени и зайцы. Первые листья подъедали, а вторые — кору.
— Звери чуют, что дерево целебное, — объяснила Пестрошейка.
Настала пора двигаться дальше в путь, хоть и не хотелось Вереску и Пестрошейке от дерева уходить.
— Мы тебе молока принесли, — объявил однажды Вереск и дереву поклонился. — Пестрошейка олениху подоила, которая в мою яму попала.
И молоко потекло по корням дерева.
— Прощай, дух. Не знаю, слышишь ты меня теперь или нет. Но я тебя всю жизнь помнить буду.
— И я, — подхватила Пестрошейка.
