имени нашего дворового хулигана меня не слишком порадовало, но я кивнул и подтвердил:
— Помню, конечно, что ты с ним в одном классе училась.
— Так вот, с сегодняшнего дня, Петя, ходи и оглядывайся, нет ли кого у тебя за спиной… вот на этом у меня точно всё.
И она гордо встала, расправила юбку и так же гордо, с выпрямленной спиной, умаршировала по направлению к остановке. А я подумал, что гнида-то в этой ситуации получаюсь не я, а кто-то другой. Вернулся домой, Нина сразу спросила:
— Ну чего, разобрался там с друганами?
— Разобрался, — вздохнул я, — по полной программе разобрался.
— По первой или по второй? — переспросила она.
— В смысле? — затупил я.
— Ну программ-то у нас всего две штуки в телевизоре, — пояснила она.
— Три вообще-то, — въехал я в её аналогии, — ещё учебная. Вот по ней, родимой, всё и прошло, по учебной программе.
А далее у нас был ужин при свечах (я и пару свечек нашел на верхнем ярусе нашего шифоньера), с шампанским и макаронами по-флотски. Их Ниночка и сварганила в своём переднике, а больше, сказала, я ничего и не умею. Соврал, выходит, Аскольд насчет её профессиональных кулинарных навыков. Ну а совсем потом был ураганный секс на разложенном диване-раскладушке, а перед этим совместный душ, где сначала она как следует вымыла меня, а затем уж и мой черёд настал.
А уже в полной темноте, в сентябре же ночь начинается достаточно рано, её пробило на откровенность, когда она докурила сигарету… я кстати тоже слегка подвинул свои принципы и закурил вместе с ней.
— Ты мне сразу понравился, — сказала она, глядя в непроглядную тьму за окном, — с того раза, когда мы вместе в колхоз ехали на автобусе.
— Да что ты говоришь, — искренне изумился я, — а по тебе это сказать очень сложно было.
— Просто я умею сдерживать свои эмоции, — спокойно ответила она, — жизнь научила.
— Знаешь, я не буду оригинальным, — ответил я, — и скажу, что ты мне тоже понравилась сразу же… как и 90 процентам мужского пола нашего института.
— А оставшиеся 10 процентов чего? — сразу ухватилась она за эту мою оговорку.
— Давай про них не будем, — поморщился я, — давай лучше про тебя.
— Давай, — легко согласилась она, — женщины любят комплименты, так что вываливай, все, что там у тебя накопилось.
Я вздохнул и в следующие десять минут завалил её комплиментами до самых грудей, третьего размера и весьма совершенной формы. Напоследок вспомнил про одежду:
— И комбинезоны твои это классная фишка, придают шарма и обаяния, так что дальше некуда. Ни у кого такого нет, а у тебя есть — естественное конкурентное преимущество называется.
— А что, бывают искусственные преимущества? — спросила она, хлопая глазами.
— Да сколько угодно, — уверенным тоном отвечал я, — на ту же Олечку посмотри.
Тему Оли она поднимать не захотела, а вместо этого бухнула свою главную мысль:
— Знаешь что… я бы за тебя замуж пошла, если бы ты мне предложил…
— Это предложение? — только и смог выдавить из себя я.
— Ага, рационализаторское, — весело вспомнила она эпизод из «Служебного романа».
— Так выходи, чего уж там, — махнул рукой я, — только вот квартирный вопрос решить бы до этого…
— Есть у меня одна мысль насчёт этого вопроса, — тихо ответила она, и в последующие полчаса посвящала меня в детали своих глубоких мыслей.
* * *
На работу мы вместе поехали, всё на том же 60-м автобусе, чего уж теперь от народа скрывать-то. Я искренне надеялся, что мы разойдемся во времени и пространстве с Викой, но напрасно — попали мы в один и тот же автобус, ладно ещё, что в разных концах ехали. Надо с этим делом что-то решать, совсем не улыбаются мне ежедневные свидания с бывшей. Ладно хоть, что работаем в разных корпусах.
А перед самым обеденным перерывом меня возле выхода на Луначарского подкараулил — вот кто бы вы думали? Не угадали, это была девочка Олечка всё в тех же своих неизбывных кружавчиках во всю верхнюю половину тела.
— Петя, — сказала она мне, отведя за рукав в сторону, — разговор есть.
— О чём, — искренне изумился я, — нам с тобой говорить-то сейчас?
— Отойдём в сторонку, там всё и узнаешь, — ответила она с каменным выражением лица.
Мы и отошли налево, там где заканчивалась психушка и начиналась улица с дореволюционным названием «Провиантская».
— Наумыч очень ревнив и мстителен, — заметил я по дорог, — я бы лично на твоем месте ограничил общение со мной в связи с этим прискорбным фактом.
— А ты не учи меня жить, — огрызнулась она.
— Достаточно отошли? — спросил я, — давай говори, что хотела-то, а то у меня и другие дела имеются.
Она посмотрела по сторонам и вывалила на меня всё наболевшее:
— Я беременна, — сообщила она с потерянным каким-то видом.
— На меня намекаешь? — спросил я, предчувствуя большую и сложную подставу.
— А на кого ж ещё — кто меня по лесам и полям в траве валял, Пушкин?
— И какое у тебя предложение есть на этот предмет? — осторожно поинтересовался я. — Ты же вроде как с нашим начальником спишь теперь, я-то при каких делах?
— Срок беременности полтора месяца, — сообщила она мне, — а с Наумычем я всего неделю общаюсь.
— И? — продолжил я, — договаривай уже до конца.
— Денег давай, тогда ничего наружу не выплывет, — озвучила она свои хотелки.
— Сколько? — перешёл я на деловые рельсы.
— Тыщу — ты вроде столько заработал в колхозе, так что искать тебе их не придётся.
— Я подумаю до завтра, — пообещал ей я, — а сейчас извини, срочные вопросы надо решать, — и я сбежал от бывшей любимой женщины с максимально возможной скоростью.
Что-то запутался ты в своих бабах, сказало мне моё второе я из какого-то удалённого уголка мозга. Сколько их у тебя сейчас, четыре штуки, если не ошибаюсь? Не ошибаешься, огрызнулся я, такая вот четырехугольная геометрическая фигура выходит, квадрат блин… Малевича блин… чёрный-пречёрный блин.
1983 год, Робинзоны в океане
Ираклий дёрнул ручку радио(надеюсь)рубки вниз, и она, эта дверь, распахнулась со страшным и противным скрипом. И нашему обзору открылось помещение, где с одного боку почти доверху стояли какие-то радиоэлектронные приборы. Некоторые даже были включены и моргали своими индикаторами.
— По-моему это оно самое, — сказал я, озираясь по сторонам. — Радиосвязь с остальным миром.
— Знать бы ещё только, — добавил Ираклий, — как ей пользоваться, тогда вообще цены ей не было бы. Что тут написано-то, расшифровал бы…
Я с каменным лицом обследовал все приборы по очереди и ни черта не понял… если вы не знали, то скажу вам такую вещь — у корейцев в письменности используются не иероглифы, как у китайцев, а самый что ни на есть обычный алфавит (похожий внешне на иероглифы, это да). Называется он хангыль на Юге или чосонгыль на Севере и состоит из 51 символа, из коих собственно буквами являются 24 штуки, а остальные это слоги, сочетания 2–3 букв… получилась этакая переходная форма между китайской и европейской манерой письма. Китайские, кстати, слова, которые целиком заимствованы в корейский язык, обозначаются натуральными иероглифами.
Так вот — отец научил меня устной речи, а до письменной мы как-то не успели дойти, поскольку он умер, когда мне три года было. В дальнейшем я конечно немного углублялся в эту тему, но постольку-поскольку — не было задач, в которых оно могло бы мне понадобиться. Поэтому читал я корейские тексты примерно, как ребёнок… не трёхлетний, но где-то из начальной школы.
— А хрен его знает, товарищ майор, — честно признался я Ираклию, — что здесь написано. Речь-то я понимаю, но читаю с большим трудом.
— Ну хотя бы с трудом прочитай, — посоветовал он мне. — Мне сдаётся, что нам нужна вот эта вот штука, с наушниками которая, — и он показал направо.
Я взял эти наушники, надел на голову — ничего в них слышно не было. Затем покрутил верньеры на приборе, куда втыкались наушники, ничего не изменилось.
— Слушай, — сказал я капитану, — может нам твой помощник что-нибудь скажет?
— И точно, — задумался тот, — он же у нас бортинженером числится, радиосвязь это его забота. Давай пригласим. Или ещё может кто из пассажиров радистом работал…
Я без слов прошёл в кубрик, где наш народ уже расположился на чём смог, а один из пассажиров даже включил телевизор, прикрученный к полу в углу. Но там на всех каналах шла сплошная рябь.
— Ну чего там? — спросило у меня сразу несколько человек. — Где корейцы?
— Нету корейцев, — односложно ответил я, — а нам нужен человек, имеющий понятие о радиосвязи — может есть такой?
— Я, — немедленно встал со своего стула Виталик, — полгода отработал штатным радистом на прииске.
— Ну тогда пошли, — махнул я ему рукой (помощник Ираклия заснул,