было на самом деле тесно завязано на политике… Это произошло и точка, тут и размышлять нечего. Сомневаюсь, что изменить эту часть истории было бы возможно силами одного человека. Впрочем, я до конца не верил и в то, что мне удастся предотвратить Чернобыльскую катастрофу, а получилось же…
Помню, что ощущение было такое, будто гора с плеч упала. И все же, несмотря на то, что на АЭС тогда все закончилось относительно хорошо, у меня еще оставалось некое предчувствие, недоделанной работы. Быть может, я чего-то еще не учел или не доглядел?
Как и говорил ранее, не любил я перелеты. Еще в прошлой жизни, когда я со своей группой летал в разные уголки страны, каждый раз нервничал. А в последний раз, в Сирии, вылетая с «Химок» меня вообще посетило странное чувство, которое я тогда никак объяснить не смог. Чем тогда обернулась командировка напоминать, думаю, не стоит.
«ИЛ-76» покинул аэродром почти в десять вечера. Взлет прошел нормально, в штатном режиме и без каких-либо проблем.
Признаюсь, лететь в течении пяти часов до Ташкента, было довольно тяжело. То ли я отвык, то ли причина заключалась в чем-то другом, но прошедшие часы тянулись ну очень медленно. Куда медленней, чем во время моего пребывания в госпитале. Попробуй-ка посиди столько времени на пятой точке, на коротком, жестком и очень неудобном откидном кресле — мышцы затекли уже через час. И ведь ходить-бродить по салону запрещалось.
Сначала было душно, потом стало наоборот холодно. Обогрев салона исправил ситуацию, вот только легкий запах машинного масла и авиационного топлива никуда не делся. Спустя какое-то время я перестал замечать посторонние запахи, но зато появилась ноющая головная боль.
Вещмешок с нехитрым имуществом стоял между ног, частично прикрытый сиденьем. Ноги вперед не вытянешь — мало места, так как впереди начиналась пирамида из оружейных ящиков. Иногда проходил ругающийся как сапожник бортовой инженер, поэтому каждый раз ноги приходилось убирать.
Мерный гул двигателей почему-то не успокаивал, а наоборот действовал на нервы. Я тщетно пытался поспать, но получалась лишь какая-то полудрема, от которой голова разболелась еще сильнее.
Когда же несчастные пять часов прошли, а наш борт добрался до нужного места и пошел на посадку, стало чуть получше. Почувствовав слабый, но все же ощутимый толчок, сигнализирующий сцепление колес с полотном, я облегченно выдохнул. Но это была только первая половина перелета, а дальше предстояло самое интересное.
Все было хорошо освещено, несмотря на ранее время суток. Весь аэродром был выложен большими бетонными плитами, расстояние между которыми едва ли достигало пары сантиметров. Сразу видно — в постройке участвовал СССР, за многие годы где-то только совок не отметился. Хотя, ничего удивительного тут нет, ведь Узбекская ССР, это тоже часть Советского Союза.
Кое-где пыталась прорастать редкая пыльная трава, но было заметно, что с ней постоянно боролись. Ветер гонял желтую пыль, ощутимо пахло перегретым маслом. Было жарко, температура была на отметке где-то под сорок градусов. Мне сразу же пить захотелось, но я прекрасно знал это обманчивое чувство. В странах с засушливым и жарким климатом нельзя много пить.
Внезапным порывом ветра с меня чуть не сорвало панамку, едва успел ее придержать. Я был налегке, вещевой мешок оставил в самолете, смысл его таскать за собой? А вот пакет документов я прихватил. Посмотреть их в самолете не получилось — рядом со мной сидел какой-то подозрительный мужик восточной наружности, взгляд которого мне совсем не понравился.
Спустившись по трапу вниз, остановился и осмотрелся. Все остальные пассажиры, захватив свои вещи, уже сошли и убыли в основное здание аэропорта. Я сделал вывод, что, скорее всего, дальше я полечу либо один, либо добавятся новые пассажиры.
К заглушившему двигателю самолету уже подъехал топливозаправщик, вокруг него носились люди в «афганке». Судя по всему, разгружать «Илюшу» не будут. Осмотревшись по сторонам, я увидел облаченного в синий авиационный комбинезон техника:
— Сколько будем стоять? — поинтересовался я.
Тот отстранился от планшетки, скользнул недовольным взглядом по моим пустым фальшикам, но все-таки ответил:
— Два часа. Взлет ровно в пять.
— Здесь можно где-то покушать?
— Слева столовая.
Я поблагодарил и двинулся к главному зданию.
Пока шла дозаправка, у меня появилась отличная возможность поужинать. Хотя какой к черту ужин, в три часа ночи? Со вчерашнего вечера, в желудке было пусто. Поужинать я попросту не успел, а выпитое с Курсантом пиво не в счет.
К счастью, довольно большая столовая, расположенная в здании аэропорта, работала круглосуточно. На входе дежурил скучающий прапорщик, делающий вид, что читает книжку.
Очевидно, что питаться там могли не все, тем более учитывая время суток. Но на мое счастье получилось так, что экипаж стоящего неподалеку другого «ИЛ-76», в почти полном составе тоже явился на несвоевременный прием пищи, поэтому я и прибился к ним. Вход был по пропускам, но у меня его никто не потребовал.
Кормили хорошо, было не только вкусно, но и много. Я с жадностью умял тарелку наваристого борща, большую порцию гречки и две свиных котлеты с подливкой. Все запил горячим чаем.
Пока кушал, обратил внимание, что столовая типичная для советских времен и даже тот факт, что я сейчас находился в Узбекистане, практически не искажал картину. Да и много ли столовых я видел? За три года новой жизни, я кроме Москвы и Припяти, нигде особо и не был. Тем не менее, было очевидно, что столовую посещают разные народности, и не важно, военные летчики то, солдаты или гражданские. Впрочем, в три часа ночи там было практически пусто и работала только часть ночной смены.
Покончив с едой, я выбрался обратно на улицу. Дышать горячим воздухом было неприятно, но куда деваться? Заметил, что голова практически перестала болеть, отчего мое настроение стало лучше.
Вокруг ночь, но, как и положено, вся территория аэродрома была хорошо освещена. Справа, на открытом воздухе стояла пара «АН-12», один «двадцать шестой». Еще дальше, но уже в закрытых ангарах торчали носы штурмовиков. Я так и не понял, зачем они тут стояли, ведь в самом Афгане уже давно был сформирован 34 АК.
Свободно гулять по территории, само собой было запрещено, поэтому я направился в единственное место, откуда меня точно никто не прогонит. Прошел в большой зал ожидания, где уже собралось около трех десятков человек в военной форме. Все они стояли отдельными небольшими группками, не обращая на меня никакого внимания. В это время суток здесь было как-то совсем пусто.
Отыскав свободную лавку, я повторно вскрыл пакет с документами, что передал мне помощник полковника Черненко.
Здесь было мое удостоверение, причем фальшивое. Согласно ему, я не лейтенант КГБ Савельев, а лейтенант ВС СССР Мосинцев Алексей Петрович. Фотографию, имя и звание мне оставили прежние. Еще внутри было предписание, специальный пропуск.
С удостоверением личности все было понятно. Тут два варианта — либо меня тут быть в принципе не должно и я играю роль кого-то другого, либо, это сделано на случай, если что-то пойдет не по плану и я попаду в плен. Что делали с пленными солдатами моджахеды и талибы, вспоминать как-то не хотелось. Достаточно вспомнить, что вызволением пленных занимались крайне неохотно и когда советские войска были выведены из Афгана, командующий 40-й армии заявил, что на территории республики солдат нет. На самом деле это было не так, всех пленных списали как без вести пропавших.
Также в пакете были фотографии, все черно-белые и сделанные издалека. Судя по всему, на одной из них был изображен какой-то аул, на трех следующих тот самый караван, который мы должны были остановить. Имелась фотография капитана Быстрова, чтобы я понимал, с кем нужно выйти на контакт.
В целом, все стандартно. И хотя ранее я подобным никогда не занимался, ничего подозрительного здесь не было.
По прошествии еще сорока минут, дали команду грузиться обратно. Озвучили изменившиеся полетные списки, пока что я проходил под своей настоящей фамилией. Вернувшись в самолет, я увидел внутри десяток человек в точно такой же «афганке» как и у меня. У них не было ни шевронов, ни знаков различий. Все как один, даже по возрасту. Судя по всему, это была какая-то спецгруппа, возможно спецназ ГРУ. Очень может
